Установка последних месяцев была предельно проста: в магическом мире Великобритании, а тем более в неизменном месте сосредоточения событий - Лондоне, все идет своим чередом.
Положение вещей под наименованием "свой черед" включало в себя отсутствие нападений со стороны последователей идеологии чистой крови на мирных жителей, отсутствие новостей от сомнительной направленности и засекреченного состава организации - Ордена Феникса, а так же отсутствие конкретных напутствий со стороны официального правительства. Отсутствие каких-либо очевидных изменений на политическом фронте означало, что все мыслимые и не- угрозы миновали, и аудитория издания может вздохнуть спокойно за чтением статей на совершенно незначительные бытовые темы.

Что? Именно совершенно незначительными бытовыми темами и наполнялись выпуски "Ежедневного Пророка" последние несколько месяцев: статья о садовых гномах и бесчисленное количество способов уберечь от этих существ розовые кусты, новинки в области кулинарии вперемешку с интервью самых звездных поваров планеты. На ряду с этим приобрели популярность и рубрики культурных (и не очень) развлечений, а также страницы светских сплетен: рецензии о скандальной постановке модного режиссера-вампира в местной опере, подробности об интимной жизни и сплетни о сексуальной ориентации самого молодого из игроков Паддлмир Юнайтед - Оливера Вуда, а так же сочинение-размышление о влиянии Майрона Вэгтейла на современную молодежь и идеи включить в список обязательной школьной литературы его автобиографию.

Почему? Этот по-своему колоритный мусор попросту переполнял некогда солидное и, без преувеличений, влиятельное магической Англии издание; этот по-своему даже ироничный мусор вызывал у управляющего газетой Барнабаса Каффа приступы тошноты и неподдельное отвращение к работе. Однако, как раз таки этот мусор и обеспечивала "Пророку", его редактору и работникам право на существование в безопасности. Пусть ее и портил горький привкус самообмана.
Самообман с пеной у печатного станка и пропагандировала газета, успокаивая население в пользу Министерства Магии и, не в последнюю очередь, Темного Лорда. Первым, правительству, держать под контролем удовлетворенный народ было попросту комфортно: не поступало громогласных писем с жалобами, улицы не заполняли демонстрации, никто не силился захватить или поджечь, скажем, центральный филиал Гринготтс - зато действия подобные этим вполне можно было ожидать от массы, поддавшейся психозу в силу неумеренно дозированной информации. Аналогичной логики придерживался и тот, кто вел за собой преданных чистоте крови. Ведь последнее, что ему было необходимо - это гласность.

Как? Итак, создание иллюзорной атмосферы безмятежности и комфорта стало главной целью "Ежедневного Пророка". Никакому неудобному слуху не удавалось просачиваться в печать, даже самые тонкие предположения и намеки старательно выжигались из умов. Все статьи и комментарии подвергались жесткой цензуре, любые выражения с оттенком политической оценки - исключению. На такие слова, как "орден", "феникс" и "оппозиция", следовало окончательно и бесповоротно наложить Obliviate: контекст не имел значения, пусть бы речь шла о наградах ветеранов восстания гоблинов, редких домашних питомцах или чем-нибудь еще.

Подавляющее большинство сотрудников осознавало ситуацию, а оттого следовало указаниям беспрекословно. Однако, то и дело приходилось сталкиваться с попросту непробиваемой человеческой глупостью. Салазар бы подрал эту... Бланш! - рявкнул Барнабас так, что секретарша оказалась перед ним тут же. Все еще сжимая в руках пилочку для ногтей, видимо, с перепуга, девушка только и могла, что хлопать ресницами да открывать-закрывать рот. Стоит ли говорить, что редактора газеты данное зрелище только больше злило? Всех. Кто. В. Офисе. Ко. Мне. Немедленно.

Отредактировано Barnabas Cuffe (2012-03-20 22:44:19)

Скукотища... Вот кому нужен фоторепортаж о сборе дремоносных бобов? Во-первых, их надо собирать строго в полнолуние. Во-вторых, три часа хождения по болотам... Это же просто кошмар-р-р-р! Пока проберёшься к этому чахлому деревцу, на котором, на самом верху, были эти три несчастных боба. Благо, не заставили за ними лезть. В-третьих, всё это время слушать нудные лекции о правильности сбора, приготовления и тому подобной ерунде. Нет уж, увольте, я вообще не могу понять, кому это интересно? Хотя, нет. Стоп. Увольнять не надо. Я готова на любую работу, только чтобы остаться здесь. Сколько было нервов угроблено на то, чтобы получить стажировку в месте своей мечты. просто так сдаться нельзя, но вот если бы...
- Вирджиния, ты меня вообще слушаешь? - встрепенувшись от повышенного голоса главного фотографа издания и поймав на себе его грозный взгляд, Джин мигом вылезла из своих мыслей и вновь окунулась в работу.
- Ты видишь, что этот снимок никуда не годиться? Всё затемнено. Как тебя учили фотографии, если ты даже основ не знаешь?
Бла-бла-бла.
- Это никуда не годиться. Что с тобой случилось? В последнее время я не доволен твоей работой. - скрещенные руки на груди, пронзительный взгляд - всё это было явно не к добру.
- Прости, я сама не знаю, почему не выходит ничего. Вдохновения нет. Понимаешь, я хочу интересной, захватывающей работы. В моей жизни сейчас так мало приключений! Хотя, мне очень повезло, что меня отправили именно к Джону. Он, хоть, не поручает мне всё время принести кофе, убрать кабинет, разгрести бумаги... - виновато посмотрев на своего учителя, девушка подошла к столу и ещё раз взглянула на свои снимки, - Вот этот вполне неплохой. - взяв один из снимков, она протянула его Джону с надеждой, что хоть что-то имеет места быть в выпуске.
- Да, неплохой, но... - парень коротко бросил взгляд на свою ассистентку и глубоко вздохнул, - Хорошо, я посмотрю из ещё и, возможно, разгляжу в них что-то стоящее. - после этих слов у Кит словно гора с плеч свалилась.
- Спасибо, спасибо, спасибо! - улыбаясь и радуясь, словно маленький ребёнок, она стиснула Джона в объятиях и быстро отпустила, - Обещаю, что в следующий раз буду стараться. Если только это не будут очередное похождение по болотам...
Вроде всё стало идти хорошо, как на весь коридор послышался голос начальства. Всех, кто есть в офисе, просят пройти на совещание к главному редактору.
- Мне обязательно там быть?... - взглянув на фотографа, с ноткой надеждой в голосе поинтересовалась Джин, но, снова поймав на себе строгий взгляд, повиновалась и пошла вслед за своим учителем.
Зайдя в кабинет и оглядевшись, девушка встала возле стенки поодаль остальных работников. Меня здесь нет... Меня невидно и неслышно...

Отредактировано Virginia Keat (2012-04-03 10:07:41)

Утро началось прекрасной сплетней о сексуальной ориентации Оливера Вуда — у Джонсон так и чесались руки, ноги и все прилегающие к телу части, чтобы поиздеваться над бывшим капитаном,  да только Скитер что-то настойчиво жужжала о выдумках, а ведь Анджелина пыталась подсунуть кровно честные факты! Например, кто еще так хорошо осведомлен об их страстной любви-ненависти с троллем-Флинтом? И неужели все забыли, как выпускник плотоядно поглядывал на приехавших дурмстранговцев? Но, увы, уникальная возможность пощекотать капитану нервы была упущена.
Джонсон с сокрушительным вздохом рухнула в кресло за свой стол и принялась лениво перебирать разноцветные бобы Берти Боттс на столе. Пару раз она даже сложила из конфет неприличное слово и стрелочку в сторону кабинета Риты Скитер, но, услышав навязчивое трещание крылышек неподалеку, мгновенно смела свое творчество в радужную кучку.
Заданий критически не хватало — спортивная арена, как и политическая, предательски замолчала. Единственной рабочей альтернативой Анджелиной стали однообразные интервью с узколобыми игроками в квиддич. И как только она не уговаривала Каффа послать её снова пообщаться с Майроном Вэгтейлом или хотя бы съездить на этот вампирский музыкальный фестиваль в Трансильвании! «Не понять этому снобу прелесть румынских ведьмаков,» - тоскливо вздыхала темнокожая журналистка.
Конфет наелась, вычислила фредовский леденец со вкусом ушной серы — утро уже удивило своей насыщенностью. В предвкушении увлекательного перебирания перьев для письма и прогулки на местную совятню, Джонсон уткнулась в спортивную колонку «Придиры», без перерыва нахмуривая брови. Следующие несколько часов предвещали быть не менее интересными и захватывающими (перебрать копну собственных волос и написать непутевое письмо Алисии Спинет, чтобы не расслаблялась, - это вам не хухры-мухры!), но мечты об эдемском времяпрепровождении нарушил звонкий стук каблуков. Анджелина устало закатила глаза и откинулась на спинку стула. Приторный парфюм и шорох юбки — не было необходимости даже посмотреть перед собой, чтобы понять, какая лань прискакала в её логово. Тоненький голосок Бланш оповестил «Анджи» о каком-то неотложном собрании в кабинете главного редактора.
- Мур-мяу, мой котеночек, все для тебя, - с усмешкой бросила Анджелина в сторону суетливой секретарши. Тоскливо зевнув, Джонсон весьма притягательно потянулась и неохотно поплелась к Барнабасу Каффу.
«Что, красавец, снова собираешься говорить о том, что ты один здесь что-то делаешь, а мы все — никчемные свиньи, да? Действительно, куда нам, глупым женщинам, до твоего божественного интеллекта,» - мысленно ворчала Анджелина, прислонившись к стенке.
И вот он — весь "бомонд" желтой прессы. Рита Скитер, готовая проткнуть своим жалом каждого встречного. Растерянная блондинка в лице  уже знакомой нам секретарши Каффа, которая пыталась сделать вид наиболее осведомленной и крепко стоящей на ногах, хотя в этих накрашенных глазках выражался особенно безграничный ужас.
Особенно испуганной выглядела Лимус — девушка едва поднимала взгляд на Каффа, внимательный наблюдатель заметил бы напряжение в каждом мускуле её тела, словно Эмерсон готовится к чему-то ужасающему.  Джонсон настороженно оглядела журналистку, чтобы удостовериться — то ли Лимус всегда себя накручивает, то ли в этот раз она действительно сделала что-то не то?
До девушек всё доходит нескоро, верно? Только спустя минуты две Анджелина наконец опомнилась и освежила в голове статью, которую Лимус показывала ей ещё вчера вечером, когда в редакции уже никого не осталось. Джонсон еще тогда сказала, что отдавать столь реакционный текст Каффу в образе темной лошадки — не самая удачная идея, но, видимо, Эмерсон была слишком уверена в собственных силах.
Что ж, спектакль начинается.

У каждого, кто не работал в редакции, наверняка складывалось впечатление, что с Ритой здесь предпочитают просто не связываться: никому не нужны лишние проблемы, которые из нематериальных лёгкими штрихами Прытко-Пишущего Пера превращаются в материально-скандальную катастрофу. Впрочем, едва ли сами коллеги журналистки были другого мнения, что совершенно её не расстраивало, даже напротив - Рита была счастлива не иметь с ними никаких отношений, спектр которых не мог бы поместиться в определение слова "деловые". Тем не менее, о каждом возникающем в кабинете главного редактора она что-нибудь думала.

Для начала, о самом Барнабасе. Он был умён и даже талантлив, с ним можно было договориться, и ничто другое от него Рите не было нужно никогда. Возможно, женщина находила бы его красивым, но на работе от Скитер оставалась только Рита-журналистка, которая, казалось, неспособна была на человеческие чувства и переживания - она словно преображалась. Впрочем, преображения этого обычно никто не замечал, потому как большинство окружающих искренне считали, что женщиной Рита вообще быть не умеет. Не их дело, своими тайнами эта дама делиться не стала бы ни за что, даже прославившиеся своей жестокостью Пожиратели вряд ли смогли бы что-то сделать с ней, чтобы заставить говорить. К счастью, в здоровом виде Рита, видимо, казалась им куда более полезной, а потому её не трогали.
Понимала ли она, что играет с огнём? Да, но со временем привыкла и к этому - ещё со времён Первой войны. Да и вообще, мадам Лестрейндж училась с ней на одном курсе, разве можно удивляться бесстыдному бесстрашию Скитер? Нет, они, разумеется, вовсе не были подругами, но в то время, возможно, в воздухе витало слишком много аморального, и Рита этого надышалась.
И нельзя сказать, что теперь плохо себя чувствовала: да, ей хотелось бы совсем другой славы, но уже давно она знала, что не расстанется со светской хроникой: слишком приятно было получать письма от поклонников. Правда, профессиональный рост всё же входил в планы женщины, но она предпочитала молчать о нём даже в присутствии тех, кому была интересна - сестра уже давно привыкла не задавать слишком много вопросов.

Перед глазами возникла рыжая Вирджиния. То есть, в понимание Риты она была ещё совсем зелёной, а потому не представляла особенного интереса, потому что ко всему прочему даже будущей журналисткой не была - так, помощница фотографа. Нет, разумеется, колдографии имели огромное значение для статей Скитер, вот только не станет же она учить тому, чем не слишком хорошо владеет сама? Тем более, что Рита вообще ненавидела учить, хоть и порой давала советы, произнесённые искусственно наивным и по-настоящему язвительным голосом. Действительно ли она была единственной в "Пророке", кого знали по неповторимому стилю? Нет, вот только Рита была столь несдержанна, что умудрялась очень резко выделяться из всех сотрудников издательства. Другой вопрос — делало ли это её примером для подражания, но становиться для кого-то светилом женщина никогда не собиралась. Может быть, в будущем что-то изменится. Или не изменится — некогда думать, столько всего происходило, что не оставалось времени даже глаза закрыть.

Робкий голос Эмерсон Лимус раздался из-за спины, и Рита даже не подумала поворачиваться, зачем?
Это не было своеобразно-извращённой местью неизвестно кому за подобное обращение в начале деятельности, просто Рита считала, что пока девица не заслуживает особенного внимания. Возможно, в будущем из неё чего и выйдет, но пока Скитер бы не особенно удивилась, если бы узнала, что молодая журналистка иногда пугается собственной тени. Ей не хватало какой-то необходимой озлобленности, но со временем это могло пройти: Скитер ни с кем не делилась своими мыслями, но не считала Эмерсон бездраностью, как некоторых других коллег. Впрочем, гениальной она её тоже не считала, но всё же ненавязчиво пыталась разозлить её. Она не считала это жертвой со своей стороны или, напротив, помощью - Рита так много времени уделяла работе, что отношения с другими за неё словно бы кто-то другой строил. Почти она, но всё же другой: видимо, Рита-женщина, которая просто тоже не была подарком.

На горизонте возникла мисс Джонсон, с ней всё сразу было понятно - выпускница Гриффиндорка, храбрая львица, дружившая с близнецами Уизли, которых Скитер не переносила с тех пор, как работала в Хогвартсе на Турнире Трёх Волшебников. Мнения об Анджелине Рита была невысокого, а её статьи почти не читала: сам квиддич интересовал её куда меньше, чем личная жизнь игроков популярных в Британии команд. Правда, в темнокожей девушке была черта, за которую Скитер, возможно, уважала бы её, если бы больше внимания обращала на тех, с кем работает - отсутствие привычки изображать хорошее отношение: Рита не выносила фальшивых комплиментов и позволяла их произносить только самой себе, когда это было необходимо для работы.

Ответа на "какого чёрта" Рита не ждала и не получила до тех пор, пока Барнабас не сказал Лимус, чтобы та прочитала вслух текст, который, видимо, сама и написала. Скитер не была в восторге от необходимости слушать, что натворила эта девчонка, но решила, что за это время может хоть немного отдохнуть. Женщина сняла очки, сложила их и сжала в левой руке, правой поправляя волосы.
Так что же произошло?
Нет, Рите, конечно, было интересно, но Кафф был зол, а потому статья Лимус, скорее всего, напечатана не будет, а слушать её придётся. Впрочем, Скитер предпочла не возмущаться и понаблюдать за происходящим со стороны - такое с ней случалось редко, но сегодня женщина на самом деле не хотела быть в центре внимания. Она бы даже оделась скромнее, если бы домой приходила не только за тем, чтобы упасть на кровать, проспать несколько часов и снова вернуться в Косой переулок.
Но сейчас, кажется, можно было немного расслабиться и посмотреть интересное представление.
Она ведь так давно не была в театре!...
Впрочем, с этим можно поспорить. В другой раз, сегодня Рита заняла лучшее место в зрительном зале и действительно собиралась молчать до тех пор, пока Барнабас не попросит её что-то сказать. Реакция, несомненно, будет нужна, но несколько позже.
«Ваш выход, Эмерсон, Ваш выход.»

Ах, какой чудесный был день! Бланш сидела на своем рабочем месте и наслаждалась жизнью. Шеф ее особенно не дергал, никаких неотложных дел не было, поэтому Бланш пила кофе, листала новый номер своего любимого журнальчика, пилила ногти и чувствовала себя Юлием Цезарем. Бланш была в прекрасном настроении, буквально только что она приглядела себе платье, которое обязательно купит в выходные, и теперь была в предвкушении этой покупки. В своих мечтах Кюри, такую прекрасную и неземную, кружил в диком танго шеф. Ну, да, именно шеф, а вы что думали? С некоторых пор в мечтах Бланш практически не было никакого разнообразия, а раньше на месте мистера Каффа был то Патрик Суэйзи, то Брэд Питт, то Мэл Гибсон, в общем, все актеры, которых любила Бланш, а любила она всех красавцев Голливуда. Сейчас противники однообразия, повешались бы от скуки и вида всех идиллических картин будущего, если бы прочли мысли молоденькой секретарши.
Бланш уже планировала свадьбу, когда шеф напомнил о себе громким криком из своего кабинета. Крик был действительно громкий, Бланш буквально сдуло с места, через секунду она предстала пред ясные очи своего блистательного начальника. Бланш не любила, когда кричали, особенно, когда кричали на нее, она вообще не любила громкие звуки. Бланш любила клубнику, платья и «Унесенных ветром». Начальник был не в настроении. Бланш хлопала ресницами.
Всех. Кто. В. Офисе. Ко. Мне. Немедленно.
И застучали каблуки по полу, и побежала мисс Кюри созывать народ на ковер к начальству. Передвигаться быстро на каблуках было довольно сложно, но разве есть для Кюри невыполнимые задания шефа? Она в лепешку расшибется, но все выполнит, как-то же надо доказывать, что она вовсе не глупенькая дурочка, интересующаяся исключительно свежими сплетнями и модными коллекциями. Такое отношения к себе Бланш всегда задевало, и она надувала губки и обижено сопела, пока перед ней не извинятся, не принесут вкусный бельгийский шоколад и не скажут тысячу раз, что она просто чудо какая умная. Бланш никогда не умела давать адекватную оценку себе.
Она не задерживалась долго ни у одного стола, прибегала, быстро проговаривала одну и ту же фразу и убегала, оставляя после себя лишь аромат своих духов (между прочим, ужасно дорогих, но зато действительно потрясающих).
Шеф ждет всех у себя. Срочно, - в очередной раз проговорила Кюри, и побежала дальше.
Пока секретарша бегала по офису, а потом смотрелась в зеркало, оценивая свою привлекательность по десятибалльной шкале (это была необходимая процедура перед каждым совещанием, так сказать, небольшой ритуал), все уже собрались в кабинете Каффа. Бланш тихонечко юркнула в кабинет, стараясь произвести как можно меньше шума. Она слышала только конечную фразу Эмерсон Лимус, той девочки, которая после встреч с сиятельным шефом всегда плакала, а Бланш всегда отпаивала ее кофе. Ни для кого не секрет, что некоторые встречи с мистером Каффом могут вызвать неврозы и даже депрессию, по крайней мере, так считала Кюри, слыша, как начальство отчитывает в чем-то провинившихся, сама бы Бланш точно впала в истерику после такого – она дамочка крайне впечатлительная и нервная.
Последняя фраза журналистки очень напугала впечатлительную Бланш, кажется, она даже тихонько икнула, а потом в ужасе приоткрыла рот и начала часто хлопать ресницами. Она же полукровная, вдруг ее вечером на выходе из ее любимого клуба возьмут и убьют. Страшнооо. Как вот теперь ей, такой чудесной фее с кудрями, спать спокойно ночью?

Людям свойственно совершать ошибки. Вам это знакомо, Эмерсон? Наилучший способ избавить человека от их повторения? Я хочу, чтобы Вы прочти это вслух. Публичное унижение. Сейчас же, при всех. — Вины юной мисс Лимус не было в том, что она труслива и глупа; мистер Кафф, в свою очередь, не чувствовал личной ответственности за принятые с разгар гнева решения. Напротив, он считал их лишь очередной неприятной неизбежностью, которую требовала ситуация; неизбежной неприятностью, которую требовала его должность.

В то время, пока сотрудница отдела новостей собиралась духом зачитать свою статью, мужчина снял пиджак и отбросил его на спинку кресла. Сам он устроился на краю стола, скрестив на груди руки; легкий наклон головы, тяжелый взгляд исподлобья устремлен на молодую журналистку. Казалось, все присутствующие без исключения обратились в слух. Представление началось.

Монолог Эмерсон Лимус завершен. В кабинете повисла звенящая тишина, никто не решался произнести и слово. Ровно до тех пор, пока со стороны главного редактора не раздались четкие размеренные хлопки. Пародия на аплодисменты, кривая хищная улыбка и что-то жестокое в его глазах: Эмерсон, браво — Ваша статья производит воистину несравненное впечатление! Сколько эмоций, сколько страсти! — содержанию противоречил ледяной тон, не допускавший надежды на похвалу: в этих нескольких строках достаточно чувственности... лишь бы не позволить себе разойтись сверх меры, мужчина сделал небольшую паузу. Барнабас больше не смотрел на перепуганную его стараниями работницу газеты, но пытался уловить взглядом реакции остальных присутствующих. Ежели до сих пор кто-то из сотрудников "Пророка" не успел понять, к чему грозят привести разворачивающиеся события, то данный момент должен был разрешить все; момент, когда Барнабас однозначно дал понять, к чему все идет: чтобы сделать серьезный источник информации для волшебников во всей Англии настоящим посмешищем! — закончил он мысль.

Что скажете, мисс Скитер? Вам понравилось? — еще секунду назад железный, теперь его голос прозвучал относительно расслабленным и даже будничным: Вы бы считали издание, опубликовавшее подобный материал, надежным? Только честно. — ухмылка. Редактор расстегнул манжеты рубашки и принялся неторопливо закатывать рукава по локоть в ожидании желанно-предсказуемого ответа. Последний попросту не мог быть положительным. Нет, начальник ни секунды не ожидал от писательницы лести, но только искреннего мнения — все потому что знал, как схожи их взгляды. Разумеется, Кафф не спроста обратился именно к этой эксцентричной даме.

Свою роль Рита Скитер исполнила превосходно: Благодарю Вас за справедливый комментарий. — кивок головы, сдержанная улыбка. Спустя мгновение мужчина поднялся с места и, подойдя к напряженной в струнку жертве общего собрания, довольно резко взял пергамент у нее из рук: по-Вашему, Лимус, это можно назвать качественной работой? — лист бумаги в руке был безжалостно смят: Скажите, чего Вы добивались этой статьей? Провокация, апелляция... как это понимать? — ком раздражения и презрения стремительно нарастал где-то в горле: это больше похоже на сочинение-размышление первокурсника в Хогвартсе, чем на работу журналистки Ваших возраста и опыта.

Это касается не только Эмерсон, но и всех остальных. Запомните, на первом месте — читатели и только они. Неизменно. Их интересы, их потребности и их мечты; они жаждут знать, что происходит в мире и им совершенно наплевать, что думаете Вы. Тем более, что Вы чувствуете! — мужчина заметил, что увлекается, однако не находил сил остановить самого себя: Неужели вы всерьез полагаете, что магическое общество Великобритании могут впечатлить эти претенциозные заявления? — все в его движениях напоминало проповедника, харизматичного и пугающего одновременно: Следует полагать, Вы ставите интеллектуальный уровень аудитории ниже своего? Да как вы вообще смеете? — теперь с каждым словом все труднее становилось подавлять гнев: Я не потерплю этого. Я больше не желаю видеть подобное на своем столе. Только лишь факты. Факты, факты, факты. - заключил мужчина тоном почти повышенным, исключающим компромиссы.

Барнабас почувствовал, как теряет контроль над эмоциями. Он ослабил узелок на галстуке и жадными глотками осушил свой третий стакан воды за последние десять минут. Последовал бы и четвертый, однако в графине не осталось ни единой капли: Бланш? — нетрудно было отыскать взглядом безупречно уложенные кудри блондинки среди присутствующих: воды, пожалуйста. — контрастно мягким голосом попросил главный редактор с расчетом, что секретарша догадается захватить пару стаканов и для других сотрудников, пусть ей для этого и придется активизировать свою природную сообразительность всецело.

Отредактировано Barnabas Cuffe (2012-06-01 02:32:17)

Ты срочно нуждалась в том, чтобы сесть. Колени не только дрожали, но ты уже переставала чувствовать свои конечности. А это значило, что нужно срочно сесть, иначе ты свалишься прямо посреди комнаты. Свалишься, тебя парализует, ты не сможешь двигаться, и оправдываться. Правда, кажется, от тебя этого никто и не ждет. Ты никогда не оправдывалась в своей жизни...до этого момента. Ты и так потеряла остатки самоуважения, а Кафф хочет раздавить тебя еще больше. Полностью уничтожить тебя. Правда для этого потребовалось не так много времени и слов. Просто ты была не тем человеком, что подходил бы ему и этой работе. Даже, когда ты училась в школе все было так же. Только вместо Каффа был кто-то другой. И этот кто-то тебя так же унижал и уничтожал. А ты им верила, твои губы дрожали как сейчас, и ты не могла выдавить ни слова. Неужели это и правда так убого смотрится как ты себе это представляешь? Неужели это никогда не закончится, и о тебя всегда будут вытирать ноги. Скорее всего, ведь ты не сможешь измениться. Страх превыше всего.
Ты знала, что о тебе думают эти люди, находящиеся рядом с тобой. Никто тебя не уважал из-за панического страха перед Каффом. Максимум - сочувственно кивали головой, отпаивали водой после разговора с ним, но никто не уважал. Ну может еще ценили твой писательский талант. И чтобы ни говорили, он у тебя был. Возможно, ты просто не умела им пользоваться. Но на эту должность не берут кого ни попадя. Значит хоть чем-то в этой жизни ты можешь гордиться.
Ты беспринципиальная, податливая, из тебя можно вить веревки, ты никогда не скажешь "нет", и всегда будешь кивать головой и смотреть в пол. Хотя нет, один принцип у тебя все-таки был - правда - иначе ты бы никогда не написала такую статью.
Ты сжималась до маленького комочка от каждой произнесенной фразой. Но что ты могла сказать в свое оправдание. Ты писала то, что считала нужным. Если ты не умеешь защищаться самой, то хотя бы дала пищу для размышления другим. Это что-то напоминало самопожертвование. Но во имя чего? Во имя чего ты жертвовала этими минутами унижения?
А когда он подошел так близко, и выхватил пергамент из твоих рук, тебе показалось, что сердце на пару секунд остановилось. Боялась не только ты, боялось твое сердце, которое или начинало бешено колотиться в его присутствии, что казалось сейчас выпрыгнет, или наоборот замедлялось, ты теряла воздух и в очередной раз была на грани обморока.
- Я...я...я...ппросто хотела, чтобы люди знали...пп..правду. - ты уже ни на кого не смотрела. Просто это было выше твоих сил. Ты хотела, чтобы люди знали, чтобы они начали думать, а не просто верили всему тому, что пишут в "Пророке". Только кажется ты все проморгала, упустила. Поступила неправильно. Скитер права, это подошло бы для другого издания.
Ты уже знала как проведешь время после этого мнимого совещания. Ты прорыдаешь в женском туалете в обнимку с унитазом. А потом Бланш будет поить тебя водой и гладить по голове, как это всегда бывало. Ты прольешь несколько литров слез, и проходишь оставшийся день с красными глазами. твою статью забракуют, возможно уволят, а для остальных твоих коллег будет лишний повод на тебя косо смотреть, и презрительно усмехаться.
-Я...я...я..больше не будд..дду. - а вот твой лепет и правда походил на первокурсника.
Ты сжала кулаки, и впилась ногтями себе в ладонь. Это хоть как-то тебя отрезвило и ты смогла посмотреть на остальных. Тебе хватило пары секунд, чтобы понять кто что чувствует. Но выдавить и слова из себя ты просто была не в состоянии.
Сейчас тебя ждет приговор, от которого зависит твоя жизнь, ни много, ни мало. - Что со мной будет? - как ни странно это было произнесено без капли заикания. Только дрожь выдавала тебя с головой.

Иногда сотрудники редакции «Ежедневного Пророка» сомневались, является ли мисс Эморин на сто процентов человеком: она не болела, не демонстрировала очевидную пристрастность, приходила чуть ли не до наступления рассвета и иногда уходила далеко за полночь; она функционировала, как идеально слаженный механизм, бездушный и мёртвый одновременно. Несмотря на видимый застой в деятельности газеты, работы Руби хватило всегда, дела казались мелкими, незначительными и совершенно неважными на первый взгляд, такие задачи решаются за пару минут, однако, наваливаясь огромной хаотичной массой, они способны погребсти под собой несчастного, точно лавина. Многое из того, чем занимается Руби, не входит в её официальные должностные обязанности, но, только начав работать в редакции, Эморин с фанатизмом принималась за выполнение любой работы и постепенно это вошло в привычку. Руби отказывала себе в естественной человечности, не вполне осознавая, что не может контролировать подобные вещи; болезнь, давно пустившая корни, в конце концов расцвела буйным цветом, да так, что женщина с трудом могла не то, что работать – осознавать себя в пространстве и времени.
Именно это и стало причиной опоздания – естественно, санкционированного, ещё вчера вечером Руби предупредила о том, что с утра ей нужно отлучиться в Мунго. Кафф любезно сообщил, что не будет иметь ничего против больничного, ибо Руби выглядела чуть лучше мертвеца, но предложение было холодно отвергнуто.
Стоило Руби на пару часов выпасть из ритма общественной жизни, как тут же разразилась буря – ожидаемая и неизбежная. Лейтмотивом политики редакции стало спокойствие во всех сферах жизни магического мира, любые события, выходившие за накатанную колею и допустимых гостом границ не принимались во внимание и, более того, суетливо-виновато зарывались в землю, как обезображенные трупы. Правда принимала образ безумных диссидентов и рассортировывалась по психушкам, правда топилась в болотах, крохи её прятались в норы, как мыши, а сам «Ежедневный пророк» стал негласным символом метафорических репрессий. Спокойствие среди сотрудников было искусственным, оно ассоциировалось у Руби с декорациями в театре – все прекрасно видят, что это всего лишь раскрашенный картон, и точно заговорщики, согласованно делают вид, что верят, а некоторые и в самом деле начинают принимать красивую иллюзию за действительность.
Абсурд во всём своём многообразии. Взрослые самостоятельные люди подчиняются негласным правилам, играют роли, надувают фальшивки, как мыльные пузыри, забивают мусором всё живое, истинное и ценное, обесценивают важное и выставляют на аукцион блестящие дешёвые побрякушки. Смешное и жалкое зрелище, которое у человека, обладающего чувством собственного достоинства и минимальной глубиной души, ничего, кроме омерзения вызывать не должно.
С крайним неудовольствием Руби понимает, что не просто не избегает помойной ямы, но и активно участвует в происходящем.
Эморин зашла в редакцию и в то же мгновение услышала голоса из кабинета Каффа. Так как на сегодняшнее утро не было запланировано никаких совещаний, женщина тут же поняла, что то самое напряжение, витавшее в воздухе, точно приторно-сладкие духи Бланш наконец-то вылилось в осязаемую форму. Руби не смогла сдержать кривой ухмылки.
Она даже знала, что стало катализатором, более того, Руби лично, вчера вечером держала этот самый катализатор в руках, внимательно пробегала взглядом по ровным строчкам и напряжённо прикусывала нижнюю губу – она всегда в кровь её разгрызала, когда мысли начинали биться особенно стремительно и отчаянно.
Такие журналисты, как Скитер, работали непосредственно с Каффом, стажёры, новички и неопытные внештатные корреспонденты в основном были на совести Руби – у главного редактора находились более неотложные занятия, а возня с неопытными журналистами несомненно отвлекала от постижения дзена.
Руби прочитала статью Эмерсон на исходе рабочего дня. Она должна была откорректировать весь поступивший за день материал и передать через секретаря. Бланш уже наматывала круги вокруг её кабинета, всем своим видом демонстрируя, что задержки на работе плохо влияют на карму и цвет лица.
Чуть подумав, Руби не стала ни корректировать статью, ни возвращать её Эмерсон. Женщина отложила статью Лимус в сторону, прикрепила к ней яркий стикер, коими награждала все статьи, требующие внимания вышестоящего руководства и с тяжёлым сердцем передала материалы Кюри.
Видимо, первым, что прочитал Барнабас с утра, была именно статья мисс Лимус и вряд ли это положительно сказалось на его настроении.
Руби поспешно стянула пальто, пригладила пальцами растрепанные ветром волосы и не выражая ни тени поспешности, вошла в кабинет, где проходила прилюдная порка, то есть, простите, разбор полётов. Она не знала, что происходило здесь до сего момента, но, по всей видимости, достаточно для того, чтобы вывести отдельных личностей на эмоциональную грань. Все сосредоточили своё внимание на созерцании раскаяния и неуверенных извинений мисс Лимус.
Женщина едва подавила мысль о том, что Эмерсон правды недостойна. Не соответствует правде её образ дрожащей овечки: если решила идти наперекор, то иди до конца, а не падай в ноженьки с извинениями и инфантильным «я больше не буду», выражение собственного мнения, борьба за справедливость, безусловно, прекрасные занятия, выставляющие героя в положительном свете, но и ответственность накладывают соответствующую. Лавры героя можно было бы купить в любой придорожной палатке, если бы они доставались так дёшево.
Когда Руби думала о том, кто первый сорвётся и начнёт нести революционные идеи в массы, на ум неизменно приходила мисс Джонсон. Вот уж кто Орлеанская дева, так это экс-гриффидорка и вряд ли бы она закатывала истерики, если бы была на месте Эмерсон.
Руби скосила глаза на Анджелину. Она была похожа на дикую кошку: всё её тело неестественно напряглось, глаза сузились, губы слегка подрагивали, как будто едва сдерживали гневную речь; Анджелина казалась хищницей, готовой кинуться на шакалов в любой момент и именно в эту минуту Джонсон была прекрасна, как никогда раньше, и никакая косметика и украшения в духе секретарши Бланш не красят девушку так, как внутренняя сила и душевная страсть благородного зверя.
И Анджелина заговорила. Едкая, саркастичная, гневная тирада, как скальпель вскрывающая загноившуюся рану. В словах молодой журналистки не проскользнуло ни тени фальши, только поддерживать её открыло Эморин не собиралась, ибо слова Анджелины, помимо своей правдивости, были бессмысленны. Любое действие должно быть направлено на эффективный результат, здесь никакого результата нет и быть не может. Приступ честности, под влиянием которого Лимус написала свою статью, безусловно, благороден, но глуп, ибо Эмерсон должна была понимать, что материал никогда не будет опубликован. Его впору на листовках печатать и раздавать на улицах, народное творчество в рамках формата государственного издания неприемлемо.
То же самое относилось к словам Анджелины. К чему это обличительство? Чтобы провести границу между собой и продажными тварями?
Хотите что-то изменить – действуйте тоньше и умнее. Не в то место пришли, барышни. Слишком много максимализма и желания перевернуть мир одним лишь фактом своего существования. Никакой стратегии, лишь бы дров наломать, а потом слёзки лить.
- Прошу прощения, можно ли мне сказать? – женщина вопросительно взглянула на Барнабаса, лицо которого явственно выражало желание убить Лимус, Джонсон и всех, кто попадётся ему под руку.
- Мисс Джонсон, я ничего не могу сказать по поводу ваших обвинений в адрес мисс Скитер, однако, точно знаю, что никто из перечисленных вами людей не подал иск в суд за клевету. Теперь по поводу статьи мисс Лимус. Она не несёт в себе никакой значимой информации. Аналитика? Фраза «затишье перед бурей», которая красной нитью идёт через весь материал аналитикой не является. К тому же, поведение мисс Лимус наводит меня на мысли, что она сама не уверена в своей правоте, - хрипло произнесла Руби, мысленно проклиная чёртову простуду.
Женщина сделала паузу.
- Призывы к осторожности не обоснованы,  к тому же, они подрывают доверие к Министерству Магии. А оно, позвольте напомнить, обеспечивает порядок и безопасность к магическом обществе. Оно обеспечивает вашу безопасность, - женщина сделала акцент на слове «вашу». В последней своей фразе Руби имела в виду совсем не предоставление социальный гарантий, правового регулирования и поддержку экономической стабильности.
Эморин сама не верила, во что говорила, каждое слово готово было комом встать в горле, и Руби была бы даже рада, если бы одно из них стало причиной потери дыхания и нелепой смерти. Больше всего она не любила юлящих людей, без чести, достоинства и особых принципов, и сама же добровольно записывалась в их ряды. Но в данной ситуации формальная правота была за Барнабасом, хотя, эта его прилюдная порка продемонстрировала, что правительству и самому главному редактору есть, что скрывать. Увольнение за непрофессионализм было бы лучшим выходом из положения, но кто Руби такая, чтобы решать?
Женщина и раньше размышляла о мотивах и политическом мировоззрении Каффа, и все сделанные выводы складывались в довольно-таки неприятную картину.
Руби откашлялась и продолжила.
- Наше издание сугубо консервативно. Статьи о частной жизни отдельных людей ничуть не противоречат сдержанной консервативной направленности.  В отношении политических, юридических и финансовых проблем, в международных отношениях мы доверяем единственному авторитетному источнику.
И что забавно, из-за стандартных общих формулировок невозможно было придраться к правдивости.
Бред. Ненавижу социум.
От болезни безумно кружилась голова и больше всего на свете хотелось спать.

Отредактировано Ruby Amorin (2012-07-09 14:40:47)