"Ну что ты, Белла, что ты..."
Голоса ты слышишь уже несколько месяцев, и никто до сих пор об этом не знал - зачем говорить? Собственное здоровье не было для тебя достаточно важным, чтобы жаловаться на галлюцинации. Ты думала о себе только в моменты, когда Тёмный Лорд приходил в ярость и убивал всех, кто не успел увернуться, когда в него летел зелёный луч. Тебе нужна была жизнь, но не здоровье: о его ценности ты едва ли когда-нибудь думала. И потом, разве могла ты ещё думать, не становились ли твои действия результатами порывов и бесконечных истерик?
Ты боялась голосов, конечно: чувствовала, что-то не так. Не понимала, разговаривала с ними и крепко сжимала веки, желая прогнать из своей головы слишком яркие вспышки и пятна. Тебе снились кошмары, и приходилось пить зелья - разумеется только тогда, когда Рудольфусу загадочным образом удавалось уговорить или заставить тебя принять их. Разумеется, ни о каких целителях и речи идти не могло: они не стали бы тебя спасать, да и ты не позволила бы им даже прикоснуться к тебе.
"Белла, Белла..."
Иногда голоса были такими громкими, что ты забывала, где находишься. Наверное, только поэтому и терпела около себя мальчишку Монтегю. Да, чистокровного, но от этого не менее изначально противного и надоедливого. Нужен был человек, который сможет тебя вытащить - так решил Лорд, уже давно понявший, что его самой преданной Пожирательнице требуется помощь. Нет, он вовсе не собирался лечить тебя: безумная ты была способна на более ужасные вещи, ты была воплощением жестокой беспощадности ко всем, ты была готова действительно на всё. И ты хотела уничтожать нечистокровных, не важно, сколько глупых последователей идей ненормальногт Дамблдора захочет остановить тебя - ты никому не позволишь уйти от тебя живым, тебе никого не будет жалко. Над некоторыми ты будешь издеваться даже с огромным удовольствием, необычным: дочь твоей родной сестры Андромеды сумела выжить, когда в Отделе Тайн ты сражалась с ней, но второго шанса у неё уж точно не будет - ты ненавидишь её даже сильнее других. Почти так же, как Поттера: она родилась полукровкой, а потом и вовсе вышла замуж за оборотня. За животное!
И не важно, что твою сестру выжгли с семейного дерева, она всё равно оставалась твоей родственницей - ты так, впрочем, не считала. Андромеду ты не тронешь, а вот её дочь - как только встретишь, она испортила ваше семейное древо, древо благороднейшего и древнейшего семейства Блэк! Такое не прощают. Ты была настоящей дочерью своего отца, а потому очень ценила чистоту крови, поэтому когда-то и стала Пожирательницей. Сожалела ли ты об этом? Едва ли, если вспомнить твои крики в зале суда: у тебя тогда уже с головой было не в порядке. То, что вы сделали с Лонгботтомами не прошло бесследно для твоего сознание - тогда и оно получило серьёзные повреждения. Тёмная магия может быть даже смертельна для того, кто применил его, а ты тогда совершенно потеряла над собой контроль...
"Белла, Белла, Белла!"
-Confundo! - гоблинам вовсе не обязательно знать, кто решил навестить свой сейф в Гринготтсе. Лорд приказал не оставлять следов и шлейфа из трупов, а потому ты ограничилась чарами дезориентации. -Разберись с ними. - холодно бросила ты Грэхэму, которому стоило поторопиться, пока тебе не надоело ждать. Ты - чистокровная волшебница, аристократка, жена наследника древнего рода, какое право они имеют вообще говорить с собой? Они ведь даже не были волшебниками.
В банке никого не было, что даже раздражало - несколько достигших целей непростительных подняли бы тебе настроение.
-Imperio. - вы ведь не собирались спускаться в подземелья самостоятельно? Один из мерзких гоблинов должен был доставить вас до твоего сейфа.
-Шевелись, Грэхэм. - по-фамилии ты обращалась только к грязнокровкам, и долго они после этого не жили.

Кажется, ее звали Люси. Или Лана. Могло быть и такое, что в ее имени вообще отсутствовала «Л», он этого не помнил. Все, что он знал, это то, что ее рука сейчас душила его, требовательно прижимая к себе. Она тихонько сопела, положив свою крохотную головку ему на грудь, и цеплялась за него своей рукой, будто он был спасительным плавучим обломком судна. Грэхэм не решался открыть глаза и тяжело дышал, стараясь делать вдохи как можно глубже и громче, чтобы она наконец освободила его из-за дискомфорта.
Его мысли заполняла, однако, отнюдь не Люси и не Лана, и даже не любая другая девушка, в чьем имени могла отсутствовать «Л». Он боролся с учащенным сердцебиением, вызванным сладостным чувством предвкушения чего-то особенного. Оно всегда будоражило его сознание, когда он знал, что ему суждено отправиться на очередное задание для Лорда. Однако сегодня все было несколько иначе. Его напарниками были не набившие оскомину Флинт и Хиггс, и даже не Грейбек, от одного присутствия рядом с которым, Монтегю начинало мутить. Сегодня ему в напарники дали саму Беллатрикс Лестрейндж, сумасшедшую, неуравновешенную, и этим прекрасную слугу Темного Лорда. О ее кравожадности и хладнокровии в кругу юных Пожирателей ходили легенды и каждый мечтал хотя бы раз поработать с ней в команде. Однако так везло не каждому.
Грэхэм так же славился абсолютно равнодушным отношением ко всему, что вставало на его пути. Он научился вовремя отключать эмоциональную часть себя и руководствоваться только разумом, который изо всех сил командовал ему убивать. Вместе они бы составили великолепный тандем – в то время, как импульсивная Беллатрикс раскидывает на своем пути противников, хладнокровный Монтегю идет следом и прикрывает ее спину от тех, о ком она могла позабыть. В порыве страсти такое происходит излишне часто, и известно немало случаев, когда от этого погибали доблестные прислужники Лорда.
Грэм сделал очередной вдох и почувствовал, как от всех этих мыслей у него в желудке что-то приятно затрепетало. Списав все на голод, парень скосил взгляд на свою ношу, с которой провел ночь, и пренебрежительно скинул ее со своей груди. Он шустро встал с кровати и натянул брюки, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, проснулась ли Люси или Лана, и зашагал в сторону кухни. Она жила в съемной квартире в Косом переулке и работала, кажется… а, дементор ее знает, где. Грэхэм начисто забыл все, что она вчера щебетала ему на ухо в баре, да его это и не особо интересовало. Больше его беспокоило то, что у нее не было домовика, а значит завтрак приготовить было некому. Сам Грэм, естественно, не мог даже отрезать ломтик хлеба, при этом не поранившись. Поэтому он долго возился с чугунным чайником, пытаясь установить его на плиту, и копался на полках в поисках съестного. Так и не совладав с чудом техники, он закинул в рот горсть оставшихся хлопьев и, взглянув на часы, аппарировал к Гринготтсу. Там его уже ждала миссис Лестрейндж. Монтегю учтиво поклонился и, отставив формальности, снобистским тоном заявил:
- Надеюсь, это не займет много времени. Я чертовски голоден.
Запахнув мантию, Грэхэм надвинул на глаза капюшон и проследовал за недовольной Беллой. Ее что-то явно беспокоило или тревожило. Впрочем, Грэму было все равно. Его предвкушение и волнение вмиг сошли на «нет», едва только подошва ботинок коснулась мраморных ступеней банка. Так всегда бывает – приключение сначала будоражит, а потом становится таким же привычным занятием, как, скажем, чистка зубов по утрам.
Он медленно следовал за женщиной, оборачиваясь по сторонам и наблюдая, не появился ли уже за ними хвост. Пока все было чисто. Белла с присущим только ей изяществом рассыпала заклинания на скучающих гоблинов, и Монтегю невольно задумался о том, так ли неприступен Гринготтс, как он заявляет. Пара в черных мантиях без осложнений добралась до одного из коридоров, пройдя через который они и должны были оказаться у тележек.
В мертвой тишине банковских подземелий послышался стук каблучков. Едва Грэхэм остановился, чтобы прислушаться, как стук тоже прекратился. Вместо приветствия мимо носа парня пролетела цветная струйка обезоруживающего заклинания. Бывший слизеринец сам почувствовал себя под действием Конфудуса, но вовремя обернулся и заметил светлую фигурку с волшебной палочкой на перевес.
Закатив глаза, Монтегю тяжело вздохнул.
- С ума сошла, что ли? Это так вы приветствуете своих посетителей, желающих снять немного денег? – он вопросительно глянул на Беллатрикс, ожидая одобрения его блестящей идеи прикинуться невинной овечкой. Однако он встретил только два черных глаза под темными веками, которые смотрели на него настолько осуждающе, насколько это было возможно.
Медленно вытаскивая из рукава волшебную палочку, Грэхэм повернулся к фигурке и пожал плечами.
- Ах, мы же в неположенное время, точно. Ну, тогда, Skiepilapsus!
И, пока растерянная фигурка смотрела на то, как на ее обрушивается сводчатый потолок, Грэхэм толкнул Беллатрикс к тележке с уже готовым гоблином и понадеялся на то, что банковская работница не успеет сообразить, как действовать, до того, как коридор полностью не окажется в руинах.

Прислушиваясь к шумному скрипу движущейся колонны, давшей начало разрушению всей стены вдоль широкого коридора, девушка проследила за действиями двух приспешников Тёмного Лорда, мгновенно скрывающихся в тени мрачного тоннеля, а затем вновь глянула на потолок, который вот-вот должен был рухнуть прямо на Флер и всех несчастных, кто мог бы сейчас здесь оказаться. Не новость, что после разрушения этой стены всё здание банка потерпит немалый урон и потребуется целая бригада, специализирующаяся на восстановлении здания. Говорят, что среди магглов такие люди именуются строителями. Собственно, Флер сейчас явно не было дела до сбережения прекрасной архитектуры здания Гринготтс. Когда колонна над француженкой буквально в считанные секунды должна была раздавить хрупкое тельце, та, в свою очередь, мгновенно трансгрессировала к ячейке Лестрейндж, в которую, по её мнению, и направились незваные гости. Оказавшись на месте, девушка тут же проверила себя на наличие всех частей тела, ибо возможно и такое, что левая ладонь всё ещё барахтается под тяжестью железных арматур. Всё-таки, «неспешности» не удалось добиться до конца. Благо, Делакур бывала уже в районе месторасположения данной ячейки, когда понадобилось внести некоторые данные. Стоять прямо перед входом было бы, по меньшей мере, глупо, поэтому француженка скрылась в тени подземной пещеры. Прекрасное место для укрытия: тебя не видно и не слышно. Что ещё нужно для полного счастья? Ах да, случайно не выбрести на свет и не чихнуть не вовремя, как это обычно бывает. Есть возможность следить за входом в ячейку, но на этом, пожалуй, и всё за чем можно следить.

Чего и следовало ожидать: через несколько минут тележка с гоблином и двумя «добрейшими в мире людьми» прибыла к месту назначения. Делакур старалась держаться тихо и смирно, сейчас ей лучше считаться мертвой, погребенной где-то там под руинами каменной стены на верхних этажах, грохот от которой было слышно даже здесь. Наверняка, кто-то уже возвестил управляющего банком об аварии. Интересно, как скоро они поймут, что стало её причиной? А точнее, кто? Вряд ли это уже как-то поможет Флер. Эти двое, видимо, решили завершить все свои махинации в оставшиеся пятнадцать минут, пока здание находится в состоянии проверки. Пожирателям важно оставаться в тени, но сегодня у них это явно не получилось, если конечно Флер таки останется жива под конец.

Нужно было лишь дождаться нужного момента, вырубить гоблина, мало ли что они ему приказали делать в случай чего, а затем попытаться вырубить и их самих. Мальчишка, по сравнению с Беллатрикс, пасхальный кролик, явно не блещущий выдающимися умственными способностями. Главная проблема – Лестрейдж. В схватке с ней шансы на победу сводятся к нулю. Могущественная, опытная, бесстрашная и безжалостная. Флер знала одну женщину, способную лишить Беллатрикс жизни, но ей до неё, к сожалению, слишком далеко.

Сердце бешено колотило. От страха, от волнения, от любого шороха. Нужный момент, нужный момент, нужный момент. Порой, его сложно уловить. Гоблин открыл вход в ячейку и отошел на несколько метров, освобождая путь Беллатрикс. Разумнее было бы даже не высовываться, просто переждать это время, а затем сообщить о произошедшем Ордену, но Флер тоже не могла похвастаться высоким уровнем интеллекта. Она жила не мозгом, а сердцем, которое безжалостно твердило о долге. Пусть даже это последнее, что она сделает в этой жизни, пусть даже ничего не получится и ни у одного из них не выпадет ни одна волосинка, но совесть… нет, душа будет чиста. Это главное отличие членов Ордена от Пожирателей. Ни у одного из них нет совести, ни у одного из них нет души. Они убивают, убивают, убивают. Им нет дела до того, что это чья-то мать, чья-то дочь, чья-то жена, чья-то сестра. Для них это лишь заурядная грязь, то, что нужно уничтожить.

Тележка с мерзким скрипом отдалялась от площадки, которая за считанные секунды превращалась в жалкие руины на твоих глазах. Ты ведь и сама до безумия любила столь масштабные картины, которые без сомнения попадали на первые страницы «Ежедневного Пророка» и наводили ужас на всех жителей магического мира. Заголовки обычно вещали что-то вроде «очередное нападение Пожирателей...» или же «приспешники Того-Кого-Нельзя-Называть...», а порой там и вовсе мелькало твое имя огромными буквами. Мерлин, какая честь, Лестрейндж. Одно лишь твое имя заставляло магов дрожать до костей вплоть, заставляло запирать на замок двери и ставни оконные, будто бы это могло им хоть как-то помочь. Придет их черед? Сам Мерлин здесь спастись не поможет.
  Да вот только сегодня был вовсе не тот случай, и в этой ситуации тебя до смерти раздражало ледяное спокойствие Грэхэма, столь ярко контрастирующее с тревогой, лишь нарастающей в твоей душе. Боже, тревога? Это вряд ли можно было назвать тревогой, скорее чистая и нескрываемая истерика, тесно граничащая с нервным срывом и тотальным безумием. И дрожь по телу пробиралась медленно, кралась незаметно, касаясь каждого уголка внутри. И то холодно становилось, то резко в жар бросало. Схватишься руками за голову, лишь бы только прекратилось это безумие. Но никто не услышит, и внутри тебя словно что-то пожирает заживо, словно медленно так, безумно медленно, душа твоя и сердце тлеют.
  Гринготтс кажется огромным лабиринтом, и сейчас тебе это как никогда не нравится. Тележка петляет по таинственным подземельям, и, кажется, что отсюда вовсе не выбраться. Но в твоих мыслях сейчас лишь одно: «доставить пергамент в чертову ячейку и проваливать отсюда без лишнего шума». Хотя и это уже невозможно, ведь через несколько минут несомненно в банк нагрянут авроры и Орден Феникса, благодарить Монтегю, и вряд ли твоя благодарность ему понравится. И ты давно убила бы, да вот только гнев Лорда итак уже обеспечен, но кто запретит поиграть с мальчишкой в будущем? Ох сколько бывает несчастных случаев, не забывай, Грэхэм, в темных переулках впредь оглядываться. Равнодушный голос его лишь накалит атмосферу, и теперь ты уж точно в долгу не останешься. Усмехнешься почти беззвучно, и ненависть чувствуется, резко к нему повернешься. Мгновение длится молчание, и ты палочку на него направишь в порыве ярости внезапном.
  - Не смей дерзить мне, мальчишка! - воскликнешь ты, обезумевшими глазами уставившись на Грэхэма, - мой Лорд тебя изничтожит, когда узнает о том, что ты натворил! Ты еще будешь целовать полы его мантии и молить о пощаде, ползая у его ног! Да что вообще ты знаешь!
  Чуть утихнет пожар внутри тебя разгорающийся, и ты отвернешься от мальчишки, в любой момент послать непростительное готовая. И хоть никогда не справлялась ты с чувствами одолевающими, здесь приходится хоть немного считаться с остатками разума. Водопад, под которым промчитесь вы в одно мгновение, чары Империуса стирает, и вновь приходится забирать под влияние свое гоблина. Тот и очнуться не успевает, как вновь прозвучит «Империо», гулким эхом отдаваясь. В этом месте любой шепот в крик превращается, но плевать уже, Мерлин, какая разница.
  Через пару секунд тележка остановится, и картина знакомая перед глазами появится. Хоть ты и была здесь относительно давно, но последний визит твой забыть трудно. Чаша Хелены Хаффлпафф, которую Лорд приказал спрятать здесь. Мерлин, ты понятия не имела, что в ней особенного, но взгляд его понять давал, что ошибкой большой будет принимать ее за простой кусок золота. И вовсе здесь дело не в том, что это своего рода историческая реликвия, не зря чары на нее защитные наложены. Стоит тишина абсолютная, лишь изредка капля воды упадет, и тихое эхо покой весь нарушит. Пыток изощренных не избежать уже, но вот скрыться от смерти удастся возможно, если пергамент таинственный оставить здесь и выбраться успеть без последствий и ковра из трупов.
  Ты наблюдаешь за тем, как гоблин открывает дверь в ячейку, и нетерпеливо его отталкиваешь, как только прозвучит противный скрип отворяющейся двери. Пройдешь внутрь, осматриваясь на предмет посетителей незваных: нет, все именно так, как и было в прошлый раз. Теперь только и осталось, что на пергамент защитные чары наложить и проваливать из этого мерзкого места. Но вдруг донесется шорох откуда-то из-за двери едва слышный, но в мертвой тишине он резанет слух, и ты обернешься резко.
  - Ты слышал? - шепотом ты промолвишь. - Ты, кажется, что-то говорил о своих методах? Так вот по-моему, они не работают, - прошипишь ты, направляя палочку куда-то в сторону входа в ячейку. Или же голоса в голове твоей свели с ума окончательно?

Мертвая тишина Гринготтса резала по ушам. Обычно здесь постоянно царила суета – тут и там сновали тележки с посетителями, переговаривались между собой гоблины, с шумом открывались двери и ячейки сейфов. В силу того, что некоторая часть денег хранилась в сейфе его поместья, он редко заглядывал в банк. Однако первое впечатление, оставшееся от Гринготтса, когда Кристиан привел туда Грэма еще мальчишкой, до сих пор накладывало определенный отпечаток на внешний облик банка. Тогда он показался ему крепостью, неприступной и крепкой, надежнее, чем сам Азкабан, не раз освещенный в рассказах и статьях Пророка. Эти гоблины, так не похожие на нормальных волшебников – отец говорил, что с ними нужно вести себя почтительно, не глядя на них, как на промежуточное звено между магом и домовым эльфом. Для Монтегю-младшего это было непривычно и удивительно – в чем же заключалась внутренняя сила гоблинов, если их не просто не трогали, а даже боялись?
Страшно непривычной была эта тишина. В ней гулким эхом отдавался каждый звук, случайно оброненный в небольшой камере-сейфе Лестрейнджей. Она находилась так глубоко и далеко от других, что понять, есть ли еще хоть кто-то живой в банке, было невозможно. К тому же, Монтегю совсем позабыл тот факт, что сейчас время профилактики и посетителей здесь быть не может.
Натянутый, словно тетива у крепкого лука, он ровно и тяжело дышал, следуя за Беллой. Она не спешила: приглядывалась и принюхивалась, вслушивалась в безмолвие стен и вела отчаянную борьбу с собственным безумием, пожиравшим ее изнутри. Монтегю смотрел на нее, не смея проронить ни звука. У него перед глазами все еще стояло ее озверевшее выражение лица, словно она – дикая, ополоумевшая сумасшедшая, на которой Азкабан оставил слишком заметный след. Грэм сторонился таких людей. Он стал опасаться за себя, находясь с ней в столь маленьком помещении один на один – даже не потому, что она во много раз превосходила его в силе, а потому, что в своем отчаянии она могла натворить действительно страшных дел.
Парень поежился. Он оглянулся, оценивая убранство этой драгоценной палаты, со множеством старинных безделиц и семейных реликвий. Горы галеонов, полки с фарфоровыми приборами, хрусталь, несколько старых пыльных книг. Должно быть, хранилище обустраивалось веками и содержало в себе не только богатства Лестрейнджей, но и Блэков. От этого ощущения у Монтегю захватило дыхание. Оказаться среди вещей, хранящих такую историю, среди предметов, к которым прикасались столь известные люди… для совсем молодого практиканта это было невероятно. Он на несколько шагов отошел от Беллатрикс и подошел к одной из полок с множеством медных сосудов. Его рука сама потянулась к одному из  них, но его взгляд быстро встретился с взглядом миссис Лестрейндж и он убрал руку под плащ, поискав там волшебную палочку. Еще немного и ему придется отбиваться не от орденцев, а от своей же протеже, поэтому, стоит быть наготове.
Надо сказать, предчувствие не подвело Монтегю. Едва он развернулся обратно к Белле, та замерла и вытащила свою волшебную палочку. Он с досадой признал, что тоже слышит какое-то шуршание за дверью, и молча кивнул. В этот момент послышался крик и Беллатрикс, с изяществом черного лебедя, отразила заклинание, летевшее в нее. Грэхэм нахмурился и ступил к дверному проему.
Вейла! Чертова вейла каким-то чудом осталась жива. Монтегю выругался, понимая, что вся эта разруха оказалась совершенно бестолковой. Однако надежда еще не думала умирать. Проклиная себя, Салазара и эту живучую девчонку, Грэхэм окончательно выступил на свет и нацелил на нее волшебную палочку. Но та, по всей видимости, решила завязать светскую беседу. Усмехнувшись, практикант крепче сжал палочку, но сложил руки на груди. Неужели мама никогда не учила ее, что игры с едой обычно заканчиваются плачевно для играющего? Вести переговоры с Беллатрикс Лестрейндж! Вот этот наглость, вот это смелость, Годрик был бы счастлив принять француженку в свои ряды.
Жаль, для того, чтобы понять это, у нее совсем не осталось времени.
Монтегю перевел взгляд с Беллы на вейлу. Как он и обещал самому себе, вмешиваться он не будет. Если пожирательнице так нравится действовать исключительно по-своему, пусть сама с ней и разбирается.

upd: думаю, будет замечательно, если в следующем посте Бэллы у нее пропадут силы.