I'll wait my turn,
To tear inside you,
Watch you burn.
Грейс методично водила пальцами по покрывалу. В голове шумело море — от этого немного тошнило, поэтому иногда приходилось закрывать глаза и задерживать дыхание, борясь с приступами. Известность давила на плечи грузом похуже неизвестности, как если бы она не знала, что ей предстоит делать через какие-то жалкие полчаса. Она сжала руки в кулаки, расслабила. Штормило.
Она вспоминала подвал Синей Бороды (так она звала подвал у них в Орлином Гнезде), его полы, окроплённые кровью, вспоминала, как сама лично опробовала непростительные заклятия и как ребячески радовалась, кидаясь брату на шею, что у неё, наконец, начало получаться. Непростительные были скучными — Грейс быстро надоело, и она просила ещё и ещё, учить её всему, что брат в силу своего опыта знает, может и умеет. Она ходила на занятия дуэльного клуба только за этим, узнать что-то новое, интересное, неизведанное. Она закапывалась в книги, которые никого не интересовали много лет, выискивая хотя бы отсылки к чему-то стоящему, она мечтала попасть в Отдел Тайн, чтобы стать кем-то значимым, подчинить себе магию, которая сочилась сквозь пальцы и текла по венам...
Теперь у неё был шанс применить свои знания, и Грейс не знала, хочется ей этого или нет. Было страшно, жутко страшно. Она разглядывала свои руки, пытаясь понять, дрожат они или это движение планеты сказывается.
«Ты сегодня бледная», — сочувственно бросила соседка по комнате. Грейс кивнула. Нужно было уходить, об этом так и кричали взгляды её однокурсниц, напуганные, дикие. Может быть, в следующий раз на её месте окажутся они — или окажутся как раз там, куда она будет направлять свою палочку. Грейс никогда не пользовалась популярностью у однокурсников, но сейчас её жалели, жалели, как каждого, кто получал вызов к Кэрроу — потому что его судьба тогда была уже предопределена, хотя вслух этого никто не произносил.
Грейс казалось, что она маленькая и слабая, слабая и маленькая. И что руки у неё всё-таки дрожат.
Не дрожали.
В почти пустых коридорах на неё оглядывались все, кого она встречала и кому было не лень (ей так казалось). Каждый считал своим долгом проводить её взглядом, и ей хотелось спрятаться от каждого, уйти, убежать, залезть под кровать и закрыть голову одеялом, но Грейс шла, вскинув голову. В конце концов, это быстро кончится — или она может сама подставиться под удар, чтобы не делать того, чего не хочет. Выход есть всегда, подсказывал ей внутренний голос. Выход есть, тебе нужно только найти его и сделать свой выбор: быть палачом или положить голову на плаху.
Однажды к Кэрроу ходила одна девочка с потока. На следующий день на занятиях Грейс её не видела, но ощущала: та смотрела волчьим взглядом куда-то в спины однокурсников, на стену позади преподавателя и не реагировала на окрики. Она пришла в себя через пару дней, снова стала той же шумной девчонкой, которой была до — но Грейс видела в её взгляде то, что не видел никто. Грейс стояла у зеркала, высматривая в собственном взгляде эти же интонации, пытаясь представить, что будет с ней, окажись она прямо сейчас в комнате с Кэрроу и её жертвой.
Ей было страшно, что теперь она будет смотреть так же. А потом улыбаться.
«Et sceleratis sol oritur*», — думала она, останавливаясь у самой двери, за которой её поджидала Кэрроу. Ноги подкашивались от одной мысли о том, что ей сейчас предстоит делать — и как. Она, наверное, впервые в жизни пожалела о том, что когда-то попросила брата научить её сложной магии, сложной и тёмной, которая маленьким девочкам должна быть не под силу.
А была под силу, ещё как.
Она только вдохнула побольше воздуха, сжала в кармане палочку и толкнула дверь. Сердце колотилось, как бешеное, рвалось из груди наружу — девочка на стуле прямо перед ней корчилась от боли. Хотелось отвернуться, закрыть глаза, уйти обратно туда, откуда пришла, и будь что будет — но она не могла даже пошевелиться, так и стояла в дверях, не моргая и почти не дыша. Она не слышала — кажется, кто-то что-то произнёс, кажется, девочка скулила, кажется, кажется, кажется — гул в ушах не унимался, и Грейс казалось, что она потеряет равновесие, но не теряла, твёрдо стояла двумя ногами на земле. Мир словно замер — она даже не могла дышать.
«Почему я не сказала Грэхэму?» — стучала где-то в затылке запоздалая мысль, но Грейс знала одно. С этим она должна справиться сама, незачем приплетать сюда ещё и брата — пусть он и может защитить её, пусть ему одному есть до неё дело. Это её, Грейс, битва, и выстоять она должна сама.
Только поэтому она медленно сделала несколько шагов к Кэрроу и её жертве.
— Профессор Кэрроу, — слово «профессор» застревало в глотке, но Грейс произнесла его без единой запинки, абсолютно бесстрастно. — Вы просили зайти.
На секунду ей показалось, что если делать вид, что ничего не происходит, всё на самом деле исчезнет. На девочку она больше не смотрела — только в глаза Кэрроу. Сердце билось чаще, чем когда-либо, дыхание перехватывало, но она пыталась контролировать себя, на лице её не отразилось ни единой эмоции — этому её научили ещё в самом детстве.
— Я... я слушаю. Готова. — и на мгновение позволила себе прикусить губу.
Руки подрагивали. Она всё ещё сжимала палочку правой рукой.
*Солнце светит и злым. Сенека.