26.10.1998 - долгожданное переоткрытие форума DYSTOPIA. terror has no shape! Мы все долго ждали перезапуска и наконец это случилось. Форум переходит на режим пост-Хогвартса! Все очень скучали друг по другу, и мы открываем новую страницу нашей истории,
наполненную всё большими интригами и теперь - войной. Мальчик-который-выжил, кажется, не смог совладать со смертью, а Лондон потонул в жестокой Войне за Равенство. Спешите ознакомиться с FAQ и сюжетом!
Мы ждем каждого из Вас в обсуждении сюжета, а пока вдохновляйтесь новым дизайном, общайтесь и начинайте личную игру. Уже через неделю Вас ждут новые квесты. А может, на самом деле Ваш персонаж давно мертв?
министерство разыскивает:
P. Williamson ● M. Flint ● W. Macnair
M. Edgecombe ● DE Members ● VP members
старосты:
P. ParkinsonG. Weasley
L. Campbell

DYSTOPIA. terror has no shape

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » DYSTOPIA. terror has no shape » our story » the evil that men do


the evil that men do

Сообщений 1 страница 11 из 11

1

название темы:
the evil that men do

участники:
Alecto Carrow, Grace Bronte.

время событий:
январь 1998 года.

локация:
Хогвартс.

общее описание:
Алекто Кэрроу известна своей душевной добротой, и каждое приближение «весёлых выходных» вселяет в души магглорожденных студентов страх и ужас. Грейс Бронте совершенно случайно становится её выбором номер один на роль палача для очередного невезучего бедняги.
Как говорится, рыбак рыбака.

0

2

На самом деле, Алекто предполагала, что в Хогвартсе все будет гораздо веселее и интереснее. Но вечные пытки и наказания примелькались уже на втором месяце, а теперь и вовсе походили больше на формальность и будничные обязанности. Обычным стало все - и внеклассные занятия, и дисциплинарные уроки, и "веселые" прогулки по коридорам в поисках нерадивых студентов. То, что приносило поначалу удовольствие, теперь стало настолько банальным, что не вызывало ни малейших эмоций. И лишь отсутствие нормальных заданий заставляло и дальше развлекать себя таким образом, проявляя хотя бы так всю свою огромную фантазию и неиссякаемую жажду. Но желание настоящих эмоций неумолимо настигало мисс Кэрроу, заставляя изощряться все больше, что вызывало у учеников панику и неподдельный ужас. По школе начали ходить слухи о невероятных деяниях, что сотворила Пожирательница со своими жертвами-магглами, причем побаивались женщину даже преподаватели. Но даже такая приятная слава не могла полностью удовлетворить жажду ощущений Алекто. Она уже не искала своих жертв так тщательно, сталкивая родных или друзей, заставляя порождать ненависть в юных сердцах. Все смешалось в одну серую кучу. В одну отвратительную, неинтересную и скучную массу.
Сегодняшний день не должен был стать каким-то исключением. На внеклассные занятия, которые представляли собой пытки старшекурсником малолетки-маггла, по списку должна прийти какая-то шестикурсница, не представляющая из себя ничего примечательного. Алекто даже не присматривалась к этой девушке, а посему с трудом вспомнила даже её примерную внешность. Впрочем, большинство обитателей Хогвартса держались сейчас именно так - подчеркнутый нейтралитет и нежелание принимать какую-либо сторону. Темные времена загнали каждого в угол, обнажив все самые потаенные страхи, заставив идти против морали и собственных принципов. Находились, разумеется, и те, кто даже сейчас пытались противостоять, но их жизни висели на тонких лесочках, что готовы вот-вот оторваться. Оставшимся же приходилось быть тихими и покорными. Мисс Бронте, что сегодня пройдет испытание на прочность, относится как раз к тем самым мирным, спокойным. Все же не зря Шляпа направила эту девочку именно на факультет самых смышленых, ведь только действительно умный человек сможет усмирить свои пылкие чувства.

Кэрроу шла по коридорам Хогвартса, размеренно вышагивая, будто рассматривая свою личную вотчину, свое владение. Братец, в компании которого она обычно находилась, сейчас проводил занятия, а посему патрулировать приходилось женщине в одиночестве. Но эффект не уменьшался ни на йоту - ученики, случайно попадавшиеся на пути Алекто, с ужасом прятали взгляд и убыстряли шаг, а преподаватели обходили её стороной, стараясь избежать какого-либо контакта. На лице женщины застыла довольная улыбка, все же такая реакция не может не радовать человека, что получает удовлетворение от власти. В стенах школы она, без преувеличения, имела огромное влияние на все, и каждый это знал. Имя Алекто произносилось исключительно шепотом, дабы случайно не вызвать гнев, а обсуждение любого действия Кэрроу приводили к неминуемым наказаниям. А если ты каким-то образом в виду своей патологической везучести попал в список неугодных, то можешь с уверенностью писать завещание и заказывать похоронную процессию, ибо эта женщина не остановится не перед чем, а эти видимые сдерживающие меры для неё сущий пустяк.
Коридоры были почти пусты. Через некоторое время Алекто сможет попасть в свой кабинет, где уже все подготовлено для мисс Бронте. Что-то подсказывало женщине, что все будет гораздо интереснее, чем она предполагает, а чутье никогда не обманывало. После стольких лет жизни бок о бок с опасностью вырабатывается стойкий инстинкт, какая-то интуиция, которая сейчас истошно вопила о том, что Грейс Бронте не так проста, как кажется на первый взгляд. Какая-то червоточинка была в этой девочке, вся эта видимая холодность и скрытность похожи больше на прекрасно продуманную маску, что может скрывать все, что угодно. А мисс Кэрроу это не любит, все должно быть на виду и под чутким контролем, ведь только тогда власть будет держаться нерушимым особняком среди всего этого хаоса. В мире магии буря, сметающая неподготовленных и неинформированных. И в такое неспокойное время невозможно не продумывать все наперед.

Палочка коснулась большой дубовой двери, и она с легкостью отворилась, впуская владелицу в свой кабинет. Комната была крайне неприглядна - множество баночек с какими-то нелицеприятными существами, старые книги, какие-то металлические конструкции, больше напоминающие средневековые орудия для пыток, кандалы, веревки. Как-то совсем неуместно смотрелся среди всего этого ужасающего многообразия большой резной стол из темного дерева и стул, куда с удовольствием плюхнулась Кэрроу. Эти два предмета мебели находились почти в самом углу комнаты, будто их соорудили как какое-то место для зрителя или судьи, ибо отсюда наблюдалось абсолютно все. Но в целом кабинет не мог не произвести впечатления, он не походил на преподавательское место. Впрочем, он им и не являлся. Своеобразный полигон для испытаний, для зрелища, для игры. Каждый предмет был тщательно подобран самой Алекто, а некоторые орудия были раздобыты с огромным трудом.
Послышался неуверенный стук в дверь. Кэрроу взмахнула палочкой, и на пороге появилась маленькая девочка-первокурсница. Она была полукровкой, но её родословная сплошь усыпана предателями и неугодными, а посему выбор жертвы нельзя назвать случайным. Этой малышке предстоит испытать сегодня многое и она точно об этом знает. Огромные испуганные глаза, в которых застыли слезы, трясущиеся руки, бледная кожа. Но Алекто не так проста.
- Милая, ну почему ты так боишься? Проходи, проходи. - любимое занятие этой женщины - давать надежду. Заставить человека поверить, а после умолять и стонать. Позволить на секунду поверить в спасение, загореться этой идеей. Алекто очень любит именно это, в который раз отмечая, что любой человек, вне зависимости от возраста, пола, социального положения, физической силы, моральных устоев, на краю пропасти становится забитым животным, мечтающим лишь об одном - о конце мучений. И эта малышка сейчас должна максимально расслабиться, поверить добрым намерениям. - Ты же полукровка, тебе нечего бояться. Ты просто посмотришь, как более старшие студенты будут справляться с заданиями. Садись. - женщина указала рукой на маленький металлический стульчик рядом со столом. Стоило девочке занять это место, как сразу все её части тела намертво скрепились тонкой леской. Стульчик, разумеется, предназначался не для праздных посиделок. Девочка начала дергаться. Каждое движения, должно быть, приносит ей дикую боль, но она все же пытается разорвать путы, пусть это и не совсем логично. Магию не победить обычной физической силой. Но леска, такая тонкая, с каждым движением все больше врезается в светлую кожу, оставляю глубокие красные борозды. Алекто же равнодушно смотрит абсолютно в другую сторону, дожидаясь второе действующее лицо.
- Только попробуй пискнуть. Это для твоего же блага. Твой род совершил немало ошибок и от твоего усердия и спокойствия зависит прощение Темного Лорда. Ты же не хочешь, чтобы и над твоим домом навсегда застыла Метка?

+4

3

I'll wait my turn,
To tear inside you,
Watch you burn.

Грейс методично водила пальцами по покрывалу. В голове шумело море — от этого немного тошнило, поэтому иногда приходилось закрывать глаза и задерживать дыхание, борясь с приступами. Известность давила на плечи грузом похуже неизвестности, как если бы она не знала, что ей предстоит делать через какие-то жалкие полчаса. Она сжала руки в кулаки, расслабила. Штормило.
Она вспоминала подвал Синей Бороды (так она звала подвал у них в Орлином Гнезде), его полы, окроплённые кровью, вспоминала, как сама лично опробовала непростительные заклятия и как ребячески радовалась, кидаясь брату на шею, что у неё, наконец, начало получаться. Непростительные были скучными — Грейс быстро надоело, и она просила ещё и ещё, учить её всему, что брат в силу своего опыта знает, может и умеет. Она ходила на занятия дуэльного клуба только за этим, узнать что-то новое, интересное, неизведанное. Она закапывалась в книги, которые никого не интересовали много лет, выискивая хотя бы отсылки к чему-то стоящему, она мечтала попасть в Отдел Тайн, чтобы стать кем-то значимым, подчинить себе магию, которая сочилась сквозь пальцы и текла по венам...
Теперь у неё был шанс применить свои знания, и Грейс не знала, хочется ей этого или нет. Было страшно, жутко страшно. Она разглядывала свои руки, пытаясь понять, дрожат они или это движение планеты сказывается.
«Ты сегодня бледная», — сочувственно бросила соседка по комнате. Грейс кивнула. Нужно было уходить, об этом так и кричали взгляды её однокурсниц, напуганные, дикие. Может быть, в следующий раз на её месте окажутся они — или окажутся как раз там, куда она будет направлять свою палочку. Грейс никогда не пользовалась популярностью у однокурсников, но сейчас её жалели, жалели, как каждого, кто получал вызов к Кэрроу — потому что его судьба тогда была уже предопределена, хотя вслух этого никто не произносил.
Грейс казалось, что она маленькая и слабая, слабая и маленькая. И что руки у неё всё-таки дрожат.
Не дрожали.
В почти пустых коридорах на неё оглядывались все, кого она встречала и кому было не лень (ей так казалось). Каждый считал своим долгом проводить её взглядом, и ей хотелось спрятаться от каждого, уйти, убежать, залезть под кровать и закрыть голову одеялом, но Грейс шла, вскинув голову. В конце концов, это быстро кончится — или она может сама подставиться под удар, чтобы не делать того, чего не хочет. Выход есть всегда, подсказывал ей внутренний голос. Выход есть, тебе нужно только найти его и сделать свой выбор: быть палачом или положить голову на плаху.

Однажды к Кэрроу ходила одна девочка с потока. На следующий день на занятиях Грейс её не видела, но ощущала: та смотрела волчьим взглядом куда-то в спины однокурсников, на стену позади преподавателя и не реагировала на окрики. Она пришла в себя через пару дней, снова стала той же шумной девчонкой, которой была до — но Грейс видела в её взгляде то, что не видел никто. Грейс стояла у зеркала, высматривая в собственном взгляде эти же интонации, пытаясь представить, что будет с ней, окажись она прямо сейчас в комнате с Кэрроу и её жертвой.
Ей было страшно, что теперь она будет смотреть так же. А потом улыбаться.

«Et sceleratis sol oritur*», — думала она, останавливаясь у самой двери, за которой её поджидала Кэрроу. Ноги подкашивались от одной мысли о том, что ей сейчас предстоит делать — и как. Она, наверное, впервые в жизни пожалела о том, что когда-то попросила брата научить её сложной магии, сложной и тёмной, которая маленьким девочкам должна быть не под силу.
А была под силу, ещё как.
Она только вдохнула побольше воздуха, сжала в кармане палочку и толкнула дверь. Сердце колотилось, как бешеное, рвалось из груди наружу — девочка на стуле прямо перед ней корчилась от боли. Хотелось отвернуться, закрыть глаза, уйти обратно туда, откуда пришла, и будь что будет — но она не могла даже пошевелиться, так и стояла в дверях, не моргая и почти не дыша. Она не слышала — кажется, кто-то что-то произнёс, кажется, девочка скулила, кажется, кажется, кажется — гул в ушах не унимался, и Грейс казалось, что она потеряет равновесие, но не теряла, твёрдо стояла двумя ногами на земле. Мир словно замер — она даже не могла дышать.
«Почему я не сказала Грэхэму?» — стучала где-то в затылке запоздалая мысль, но Грейс знала одно. С этим она должна справиться сама, незачем приплетать сюда ещё и брата — пусть он и может защитить её, пусть ему одному есть до неё дело. Это её, Грейс, битва, и выстоять она должна сама.
Только поэтому она медленно сделала несколько шагов к Кэрроу и её жертве.
Профессор Кэрроу, — слово «профессор» застревало в глотке, но Грейс произнесла его без единой запинки, абсолютно бесстрастно. — Вы просили зайти.
На секунду ей показалось, что если делать вид, что ничего не происходит, всё на самом деле исчезнет. На девочку она больше не смотрела — только в глаза Кэрроу. Сердце билось чаще, чем когда-либо, дыхание перехватывало, но она пыталась контролировать себя, на лице её не отразилось ни единой эмоции — этому её научили ещё в самом детстве.
Я... я слушаю. Готова. — и на мгновение позволила себе прикусить губу.
Руки подрагивали. Она всё ещё сжимала палочку правой рукой. 

*Солнце светит и злым. Сенека.

+2

4

Доброта - это всего лишь слабость. Прикрытие собственной несостоятельности, что так ловко маскируется под праведность. Этот выбор означает лишь одно - ты не можешь встать на путь более тернистые, более многогранный и сложный по своей сути, не можешь постичь глубинного смысла хаоса и силы ненависти и агрессии. Ты не можешь позволить себе почувствовать разрушающие разум и тело эмоции, что уносят за собой в пучину, откуда нет выхода. Стоит однажды вкусить это блаженство, заставить себя перешагнуть через догмы морали и предрассудки, - и ты уже не можешь остановиться, влечение становится настолько неудержимым, что единственным смыслом существование становится именно эта жажда. Алекто знала это не понаслышке, и эта война для неё была не совсем за чистоту крови, а скорее за эмоцию. За эти губящие чувства, за эту страсть к боли и власти, что так причудливо смешиваются в один удивительный симбиоз, образуя коктейль, вкус которого никогда не забыть. Действие его опьянеет, затуманивает рассудок, заставляет жить только им. Мисс Кэрроу можно назвать больной, безумной, сумасшедшей - но ни одно из эпитетов никогда не сможет описать всю степень одержимости, всю эту бесконечную погоню. И ничего не остановит, напрасны мольбы и нелепы молитвы, ледяное сердце и гнилую душу ничто не образумит и не изменит. Это философия, это стиль жизни, это болезнь - зовите на свой вкус. Но понять невозможно.

Кэрроу безучастно смотрела в одну точку. Голова сейчас была абсолютно пуста, мысли спрятались от обладательницы, кажется, даже они боялись эту женщину. Малолетняя жертва уже перестала сопротивляться, смирившись с собственной неминуемой участью. И это было правильно, ведь как может противостоять эта бедняжка взрослой волшебнице, как она может остановить эту безумную игру, что затеяла Пожирательница? Смирение приходит ровно до того момента, пока не начинается настоящая боль, мучения. А единственное, что могло приносить дискомфорт этой малышке - это тонкие нити, сплетающиеся в узор по всему телу. Пока её участь не так плачевна - поменьше телодвижений и никакой боли. Но это только пока. никто не приходил самим собой с занятий с мисс Кэрроу. Ни один человек не забудет этой схватки с самим собой, правилами, принципами. Кто-то сопротивляется и становится жертвой недовольной Алекто, кто-то избирает путь смирения и становится марионеткой в руках волшебницы. Но одно ясно точно, вне зависимости от выбора, - вернуться самим собой нет шансов. Слишком много повидала эта комната страхов, боли, отчаяния. Слишком много валится разом на плечи юных студентов, что просто не готовы к таким поворотам. И в большинстве своем такие занятия проходили одинаково, за исключение случаев, когда Кэрроу действительно замечала в юнцах то самое желание, ту самую неутолимую жажду. И ради этого огня стоило отсеивать каждого, выбирая из песчинок жемчужины, тех самых избранных, таких же, как она сама. Нет, они никогда не станут любимчиками Алекто, но созерцание рождения нового безумца дорогого стоит. Видеть, как в некогда добрых и мирных взглядах отныне пляшет огонь, пожирающий все, сметающий каждого. Только ради такого можно стараться и изощряться по полной программе, не взирая ни на что.
Пробудил от оцепенения удар двери. Мисс Бронте явилась на свои первые занятия, а Кэрроу с присущим ей интересом оглядела девочку. Женщина прекрасно понимала, что этой малышке сейчас явно не легко, но её самообладание просто поражало. Казалось, она старается изо всех сил не показать своих страхов, не обнаружить свое волнение, но Алекто чувствовала это буквально кожей, напряжение в комнате возросло до почти осязаемого состояния. "Ничего, милая, мы заставим и тебя показать свою истинную личину, все маски будут сорваны и отправлены туда, куда им и полагается." - разумеется, все должно быть по сценарию, а такого каменного изваяния в нем не было. Актриса плохо играет? Разумеется, режиссер этого не оценит и накажет нерадивую. Но чуть позже, стоит дать девочке шанс. Небольшой. На реабилитацию. Возможно, это даже что-то и изменит. Маловероятно.

- Да, дорогая, проходи. Не стесняйся, мы как раз только что обсуждали планы на твое занятие с милой девочкой. - Алекто говорила нарочито мягко, выделяя каждый звук, с приторно сладкой нежностью. И не нужно обладать даром ясновидения, чтобы понять, что такой тон ничего доброго не сулит, как бы не хотелось обратного. Игра началась, отсчет пошел. Кэрроу вновь дышит, вновь живет, вновь чувствует. - Дорогая Грейс, тебе нечего бояться. Всего лишь пару заданий, но они не будут сложными, я точно говорю. Ты же мне веришь? - Кэрроу довольно кивает и потирает руки. Сейчас она абсолютно расслаблена, а настроение настолько радостное, будто она тут всех на Рождество собрала. Но, впрочем, для неё это в какой-то мере настоящий праздник. Но такого, отнюдь, нельзя сказать о девочках. - Конечно, веришь. - сама ответила женщина на свой вопрос. - Ты же неглупая. Верхом безрассудства будет что-то сейчас выкинуть, ты же понимаешь? Как там говорят о Равенкло? Факультет самых смышленных? Вот мы и проверим твои знания. Не опозорь свою вотчину, малышка. - Алекто засмеялась. Ледяной хриплый хохот отражался по всем темным стенам, создавая неприятное эхо. Женщина встала со своего место и подошла к Грейс. Она ободряюще похлопала её по плечу и заглянула в глаза девочке, нарочито близко приблизившись. Грейс не отводила взгляда, но и этого было мало - Кэрроу взяла её за подбородок и притянула её ещё ближе. Горячее дыхание, наверняка, обожгло бледную кожу девушки. Женщина на секунду замерла, вглядываясь в каждую черту лица, рассматривая каждую частичку, каждый миллиметр. Она осталась довольна спокойствием своей подопечной и ухмыльнулась. Все шло как нельзя хорошо.
- Тебе предстоит показать, на что ты способна. Не упади в грязь лицом, дорогая. - с этими словами она отошла от Грейс, вернувшись к своему прежнему месту. Расслабленно плюхнувшись на стул, она продолжила уже совсем другим тоном. - Начнем с самого просто. Ты должна показать весь свой арсенал боевых заклинаний на том манекене. - женщина показала рукой в угол комнаты. - Удиви меня, милая. - слова стали резкими, жесткими. Такой знали Алекто все ученики. - А мы с моей маленькой гостьей посмотрим. Да, хорошая моя? - она обращалась к маленькой пленнице. Но та почему-то решила молчать, по её щекам слезы текли уже ручьем. Но Кэрроу ненавидит, когда её не слушают. - Я кому сказала? - она подошла к девочке. - Когда я задаю вопросы, нужно отвечать? Уяснила? - с этими словами на девочку обрушилась звонкая пощечина. После такого отрезвляющего жеста малышка яростно закивала. - Так лучше. А ты не стой просто так. Приступай. - эти слова были для Грейс.
Алекто вновь вернулась на свое зрительское место.

+2

5

Роем крутились мысли, воспоминания, обрывки разговоров, неосторожно брошенные взгляды — магия струится по пальцам и перетекает в палочку, ту, с которой так много вместе пройдено, несмотря на столь юный возраст. Грейс всегда мечтала стать великим волшебником, а тёмная магия только сокращала ей этот путь — не бытовыми подвигами славны волшебники. Иногда она смотрела на брата и сестру Кэрроу, иногда — на директора, иногда ещё на кого, но в итоге приходила к одному и тому же неутешительному выводу. Кажется, она где-то просчиталась.
Кажется, в её формуле успеха не хватает какого-то важного звена. Сначала ей казалось, что это неприемлемость убийства, но сейчас она уже не была ни в чём уверена. Дыхание учащалось от одной мысли о том, что совсем скоро пути назад уже не будет: пытать невиновных — страшный, жуткий грех. Для ребёнка.
Рука на плече, рука на подбородке, абсолютно по-свойски. Грейс хотелось поёжиться и отвернуться, но она не позволяла себе отвести взгляд и смотрела прямо, как, говорят, нельзя смотреть на бойцовских собак. Где-то внутри покончил жизнь самоубийством здравый смысл, и Грейс только подумала, что, наверное, больше всего уважают противника, способного дать отпор. Да какой из неё противник — против матёрой пожирательницы, тёртой не в одной стычке, битве, войне. «Интересно, расстроится ли Грэм», — думала она, вглядываясь в серые глаза Кэрроу, пытаясь только не думать о том, что видели эти глаза. Что могли видеть. Что увидят сегодня.
Алекто Кэрроу вела себя не в пример дружелюбно для мучителя — и Грейс не по наслышке знала, что кроется за сладкими речами, за ласковыми движениями, что кроется за нормальностью — тем более, когда кожей чувствуешь исходящее от человека зло. Мурашки скакали по спине, и Грейс хотелось только поскорее уйти — неважно, какой ценой. «Прости меня. Простипростипрости».
Гулким эхом отзывались шаги, смех, пощёчина — Грейс даже показалось, что и она чувствует на своей щеке звонкий удар, но нет, даже лёгким движением дотронулась до абсолютно чистой щеки. Девочка, заливаясь слезами, кивала. Грейс закрыла глаза и повернулась к манекену — смотреть было не на что, да и не хотелось.
Она как на арене, гладиаторские бои или что там. Палочку она достала. «Нет нужды показывать всё, Грейс. Нет нужды». Перебирала в голове формулы, заклинания, которые может знать среднестатистическая шестикурсница, те, что не причинят особенного вреда маленькой девочке — эти её глаза, несчастные, жалкие. Грейс старалась не смотреть ни на Алекто, ни на девочку — пока.
Нас не учили ничему подобному, — тихо выговорила Грейс, глядя в пол, чтобы не выдавать лихорадочно блестящих от такого наглого вранья глаз. — Ничему не учили. Мы ведь ещё дети.
Конечно, дети. Стоит представить Макгонагалл, скачущую на занятиях дуэльного клуба с палочкой и свитком с темномагическими заклятиями на перевес, становилось смешно. Макгонагалл, которую чуть не покалечила старшекурсница, вызвавшаяся продемонстрировать заклинание, Макгонагалл, вся такая расово правильная и строгая, та, что так настороженно смотрела Грейс в глаза на своих занятиях. Грейс казалось, она видит её насквозь и точно понимает, что будет дальше. И была б её воля, никогда бы она, Грейс Бронте, не рождалась на свет. Только рядом с профессором Макгонагалл Грейс чувствовала себя невероятным отродьем — хотя никогда ещё профессор не позволяла себе выделять Грейс из толпы её сверстников.
Diffindo, — безразлично выговорила она, и на манекене осталась едва ли слабая царапина. — Diffindo! — повторила она, нервно, и разрез всё-таки появился. Их учили этому на первом курсе, и сильного урона заклятие принести не может — все это знают, Грейс, Алекто, девочка. Грейс не поднимает глаз и лихорадочно соображает, что же будет делать дальше, потому что мысль о том, что Кэрроу наверняка поймёт, узнает или, того хуже, попытается научить, никак не хотела покидать голову. Было не страшно — не за себя.
Почему-то было совестно.

+1

6

Бесполезно искать лазейки, дабы обхитрить того, кто превосходит тебя не только в возрасте, но и в моральных и физических аспектах. Кэрроу наблюдала эту картинку постоянно - дети, приходя на дополнительные занятия, пытаются всячески обойти её, запудрить мозги, сыграть на своей псевдонеопытности. Начинаются причитания, мольбы, обещания, клятвы, глупые обманки. Эти ухищрения женщина чуяла за версту, и со временем перестала верить любому слову студентов. Разумеется, этих юнцов можно понять - для такого возраста любого рода пытки будут потрясением, причем не важно, жертва ты или палач. Кому повезло больше ещё неизвестно, ведь жертва испытает только физическую боль, а палачу же придется бороться с самим собой, превозмогать мораль и принципы, делать сложнейший выбор, который в дальнейшем может изменить все. Но для Алекто такие задания не переставляют из себя ничего плохого, напротив, будь в её время такое - она непременно стала бы завсегдатаем и с удовольствием пытала бы невинных грязнокровок. А посему Кэрроу склонна верить, что когда-нибудь ученики станут воспринимать это как развлечение и войдут во вкус. Ну а пока оставалось лишь наблюдать за тем, как из раза в раз дети твердят одни и те же фразы, пытаясь отсрочить свой выбор.
Мисс Бронте поступала именно по этому сценарию. Алекто для себя уже решила, что ничем выдающимся эта малышка не обладает - ни стержня, чтобы отказаться, ни характера, чтобы согласиться. Молчаливое смирение и нелепые потуги все смягчить. Неужели Грейс действительно поверила в то, что сможет провести маститую пожирательницу, что нутром уже чует ложь, каждой клеточкой распознает ее? Такое суждение можно назвать не только через чур наивным, но и беспредельно глупым. Такой ход событий обычно не удивлял женщину, но сегодня она решила сделать действительно зрелище, а посему такое отвратительное поведение ученицы разозлило её.
Кэрроу постучала пальцами по столешнице. Актеры работали из рук вон плохо. Грейс пыталась что-то показать на уровне "ничего не знаю, вот вам первый курс", малышка-жертва только стонала и причитала. Манекен же как и был целым, так и остался, хотя женщина хотела абсолютно другого. Нет, это сложно назвать просто желанием, она требовала от девочки, чтобы та превратила его в пыль, но получилось ли мало внятное заклинание уровня сквиба. Сказать, что Алекто была недовольна - ничего не сказать. Ей захотелось ударить Грейс, заставить силой подчиняться воле, но женщина сдержала этот порыв, решив действовать совсем иначе. Нужно, чтобы эту девочка сама делала выбор, тогда ничего нельзя будет снять со своих плеч, ответственность будет целиком и полностью на ней, а не на злой преподавательнице-извращенке.
Иногда Алекто даже жалела, что не может нанести студентам более серьезный урон собственноручно, за исключением пары царапин. Если бы Северус позволил преподавателям самим участвовать полноценно в воспитательном процессе, то вряд ли Грейс сейчас стояла бы тут и пыталась юлить. Если страх перед Кэрроу и сейчас велик, то что было бы, если все на собственной драгоценной шкурке ощутили всю силу гнева этой женщины? Ученики бы взвыли от такого исхода, и явно бы уже не пытались показать себя кем-то другим, пытаясь обмануть. Но, увы, все не так радужно, как хотелось бы пожирательнице. А посему и приходится довольствоваться нелепыми потугами учеников на импровизированном поле боя. А это, к несчастью, совсем не то.
- Дети, говоришь? - тихо сказала Алекто. - Милые, несчастные дети, верно? Вы, наверняка, никогда не изучали магии, а просто засиживали до дыр школьные мантии в этих унылых стенах Хогвартса. Какие заклинания?! Зачем это нам нужно? - сохраняя голос на одной тональности продолжала она. - Конечно, милая, конечно. Эти горе-идиоты вас ничему не научили. - с рисованным состраданием сказала она и понимающе покачала головой. Женщина снова встала из-за стола, направилась к Грейс. Расстояние между ними было ничтожным, но Алекто нарочито медленно преодолевала его, словно зверь, что пытается поиграть со своей жертвой, которая загнана в угол. Подойдя к девочке, она приблизилась к её ушку и горячо зашептала. Теперь она могла почувствовать мелкую дрожь мисс Бронте, её ледяную кожу обожгло дыхание Кэрроу. - Грейс, я все понимаю. Но, как ты думаешь, мое любимое заклинание Круцио сможет тебе напомнить школьную программу? - пауза. - Нет, нет, деточка, не для тебя предназначается это заклинание, нет. Оно будет для неё. Малышка ещё никогда не испытывала этих чувств. Пора бы научить. Ты этого хочешь? Я уверена, что нет. Выбор у тебя очень и очень простой, я бы даже сказала, элементарный - ты мне показываешь сейчас все. И от твоих стараний зависит то, насколько я буду лояльна к нашей пленнице. Ты можешь её спасти, все лишь зависит от тебя. - Кэрроу говорила, словно смакуя каждый звук, наслаждаясь каждой буквой. Что может быть чудеснее надежды? Такой дар не всегда означает что-то хорошее, чаще всего это лишь маска, скрывающая что-то темное. Алекто уже поняла, как будет действовать дальше, ей нужно было, чтобы малышка вошла во вкус, а затем все снова пойдет по сценарию.

+1

7

Грейс вспоминала собственную скуку на занятиях. Она водила пальцами по парте, вычерчивала какие-то диковинные узоры на краях пергамента и беспрестанно зевала там, где другие разевали рот. Им не показывали ничего интересного — типичные заклинания для школьников, их учили ещё её брат, непутёвая мамаша, Кристиан и даже тётка Брунхильда, в честь которой Грейс и получила своё второе имя. Им не преподавали даже вскользь что-то мало-мальски серьёзное («Детей боятся, — повторила она свою мысль, звучавшую не раз. — Детей учили бы защищаться, не бойся они их, не бойся того, что может случиться, научи детей мыслить самостоятельно»). Их учили жить — выживать не учили, и Грейс от этого становилось невыносимо скучно, она убегала к книгам, к практическим занятиям с братом и его пленниками и прочим радостям жизни.
А сейчас, когда пришла пора применить знания на практике, нападали дрожь, страх и неспособность самостоятельно сделать выбор. Грейс, испорченная заботой и вниманием взрослым, превращалась в девчонку, в маленькую сопливую девчонку, которая понятия не имеет, что делать дальше и как избавиться от ответственности за следующий сделанный ею шаг. Шаг делать придётся — и это вкрадчивый голос Кэрроу только подтверждал.
От такой близости у неё перехватывало дыхание. Она каждой своей клеточкой чувствовала дыхание, ощущала каждое чётко произнесённое слово и не могла пошевелиться, не могла сопротивляться. Голос одновременно пугал — и убаюкивал. Хотелось уснуть — желательно, навсегда, или хотя бы пока всё это не кончится на какой-нибудь более-менее позитивной ноте.
Вы ведь всё равно заставите меня её пытать, или будете пытать сами, — произнесла она севшим голосом, неожиданно чужим для собственного уха. — Мне нет нужды показывать вам что-то.
Она подняла глаза. Всё-таки подняла. Руки уже не удавалось успокоить, однако губы, так и норовившие пуститься в беспорядочную дрожь, оставались спокойными, но для этого приходилось прилагать немалые усилия. Что будет лучше — дикая, сводящая с ума боль в каждой клеточке тела или всего лишь царапина, сломанная кость как напоминание о встрече с Грейс в кабинете Кэрроу? Выбор предстояло сделать — и сделать быстро, пока пожирательница окончательно не потеряла терпение, которым уже и не пахло. Сладкие интонации и горячее дыхание наводили страху столько, что хотелось бежать. Просто сказать что-нибудь — и бежать. Что угодно, что просят.
Она по-прежнему сжимала в руках палочку, боясь, что если сожмёт ещё сильнее, в руках останутся только обломки, а ладони испещрятся занозами от дерева. Магия колола пальцы, а внутренний голос подзуживал — ну давай, Грейс, просто сделай это. Может быть, она пощадит девочку («я не верю, не верю, нельзя ей верить, никому нельзя верить!»).
Нервы повышали градус, и Грейс боялась, что ещё немного, одно неосторожное движение, слово — и всё, вся её хвалёная самодостаточность, всё хвалёное «я держу себя в руках» полетит к чертям, и останется в комнате уже не она — кто-то другой, какая-то другая Грейс Бронте, которая может и хочет причинять другим людям боль. Которая отрывает куклам головы не из научного интереса — которой нравится это делать.
Грань помаленьку стиралась.

Мужчина — она не помнила его имени, он был одним из тех ненужных объектов, которые, как мясо псам, швыряют новобранцам вроде Грэхэма, только чтобы отвязались. Мужчина шептал, молился, кричал, выл, захлёбывался в крике и слюне — и Грейс с холодным спокойствием смотрела на его мучения, запоминая каждый симптом применения непростительного заклятия. Он сказал уже всё, что мог, но пытка всё ещё не останавливалась, и Грейс не могла опустить палочку — нужно было посмотреть, что будет дальше. Где-то в голове весело напевал герой детской книжки, которую она пролистывала на досуге, найдя на чердаке в куче ненужного хлама. «Предатель, предатель, предатель», — весело напевал герой и отплясывал диковинные па. «Предателя нужно наказывать, это всем известно». Грейс держала палочку, склоняла голову набок и немного хмурилась, потому что сил у пленника кричать уже не оставалось, и такой боли в глазах Грейс не видела никогда. «Предатель, предатель, предатель, — пел герой. — Во имя науки».

Lasum Bonus, — как будто кто-то другой за неё произнёс. — Ломает кости.
Flagello, — уверенней. — Плёточное проклятье.
Она смотрела, но не видела.

+3

8

Алекто отстранилась от Грейс. Преподавательница вдруг с удивлением осознала, что в этой хрупкой и внешне слабой оболочке кроется что-то более интересное, что-то воистину сильное. Такое открытие не могло не заинтересовать женщину, не подлить маслица в огонь, а посему она взглянула на мисс Бронте как-то иначе, совсем по-другому рассматривая эту ситуацию. Увлекательности процессу добавлял факт того, что, несмотря на все ухищрения, малышка все же призналась в своей магической состоятельности, продемонстрировав, ко всему прочему, неплохие познания. Кэрроу самодовольно ухмыльнулась. Эта девочка не будет уже бороться, и тут может быть только два объяснения - смирение или желание. Первое качество для Алекто было унизительным, а слово - почти ругательным. Людей, прекративших борьбу, она считала глупцами и слабаками, недостойными лучшей жизни. Та самая жизнь, кстати, и научила женщину тому, что за все придется сражаться. Второе же качество, будь оно у Грейс, принесло бы много удовольствия и радости пожирательнице, ведь именно за такими жемчужинами она охотилась в стенах Хогвартса, отсеивая ненужных и непригодных. Будь в этой малышке хоть доля того самого сумасшествия, хоть толика страстного огня, Кэрроу бы сразу отметила её среди своих избранных, обучая в дальнейшем всем премудростям. И в таком обучении нет ей равной, ведь кто поймет болезнь кроме больного?
Бронте посмотрела в глаза Алекто. Стоит отметить, что безумно малое количество людей может так спокойно это сделать. Да и сама мисс Кэрроу с такой легкостью это никому не позволяет, но почему-то сейчас, именно в это мгновение, захотелось дать этой девочке шанс, проверить её на прочность. Но была и вторая сторона - женщина верила, что заглянув в глаза можно прочитать все. И сейчас она видела в карих очах целый клубок противоречий, что никак нельзя распутать. В нем было все - страх перед неизведанным, нежелание идти на поводу, отчаянное желание спрятаться, убежать. Грейс явно было не по себе, она мучилась по-настоящему, сопротивлялась изо всех своих сил, но какой человек в здравом уме покажет такое женщине, что в тысячу тысяч раз превосходит тебя не только физически, но и морально. Холодный взгляд серых глаз внимательно изучал девочку. Алекто увидела многое, что почти не удивило её. Однако главным, ведущим качеством было какое-то ненормальное спокойствие, будто какая-то часть этой девочки действительно наслаждается происходящим. Возможно, что это лишь плод бурной фантазии женщины, но никогда раньше она не ошибалась, определяя эмоции человека. Своеобразный талант, улучшенный и отработанный годами. А вкупе с прекрасной интуицией такие способности становились прекрасным подспорьем для нелегкой работы в ряду Пожирателей Смерти, где каждый не только соратник, но и главный враг. Сборище озлобленных зверей, каждый из которого следует своим тайным целям и выполняет лишь свои желания.
Алекто продолжала смотреть на девочку прямо в упор, пока та не произнесла пару заклятий. Именно в этот момент женщина уже более отчетливо видела то самое спокойствие, которое, казалось, пугало и саму Грейс. Осознавала ли она, что в ней сейчас происходит что-то странное? Наверняка осознавала. Это было заметно, но, как посчитала Алекто, такое раздвоение у малышке не впервые. Кэрроу мгновенно загорелась идеей выпустить наружу всех демонов, что были так старательно замурованы и спрятаны мисс Бронте собственноручно, дабы не вышли случайно на прогулку. Такой поворот не мог не воодушевить пожирательницу, она громко засмеялась прямо в лицо девочке, тем самым, кажется, достаточно серьезно напугала её.
- Детский сад. "Ломает кости" - передразнила женщина, - Неужели это все? Неужели это верх твоих способностей? Это же просто смешно, уморительно! - смех отражался от стен эхом, разрезая тишину этой темной комнаты. - Я разочарована. Этого мало, непозволительно мало. - женщина специально сделала удар на слово "непозволительно". Ухмыльнувшись, она развернулась в сторону пленницы, о которой, кажется начала забывать. Девочка все сидела, прикованная к стулу. Она почти не двигалась, не издавала ни звука, только лишь слезу стекали ручьями по её бледной коже. - Пора разрядить обстановку! - радостно провозгласила женщина, поднимая палочку. - Crucio! - и девочка-пленница истошно завопила от боли. что так пронизывала её хрупкой тельце. Но Алекто не дала ей вдоволь насладиться новыми ощущениями, сняв заклятие достаточно быстро. Это было скорее затравкой, неким доказательством того. что женщина шутить не будет.
Кэрроу подошла к стулу с жертвой. Рукой она коснулась её изможденного лица, по которому уже не текли слезы. Глаза были широко раскрыты от ужаса, а тело расслаблено. Женщина нежно погладила щеки девочки. Лески не дали ей вырваться, оставив крупные красные полосы, из которых сочилась кровь. Но, сравнительно с тем, что испытала она сейчас, это было всего лишь незаметными царапинами.
- Я могу продолжить, если ты желаешь. - спокойно и буднично сказала женщина, обращаясь уже к Грейс. - Но, спешу напомнить, все, что от тебя требуется - войти в игру, желать этого. И я должна это увидеть. Иначе... Ну ты сама видела. Будь умницей. - Алекто хищно улыбнулась.

+3

9

Над ней насмехались. Грейс ждала чего угодно, ждала, но так и не дождалась: Кэрроу насмехалась над ней, как насмехаются особо жестокие дети над соседом, который выгодно или не очень отличается от них. Грейс чувствовала, как внутри поднимается волна ненависти, гнева, обиды, всего того, что она не могла выплеснуть столько времени, того, что она столько лет в себе глушила, топила, успокаивала. Грейс нужно было успокоиться, но не получалось: холодный рассудок учёного не мог выдержать волну всепоглощающей злобы.
Верх. Я же не убийца, — Грейс уже плохо соображала, что говорит, голова кружилась нещадно, хотелось упасть, но одновременно с тем дикий прилив адреналина не позволял телу расслабиться. Грейс успевала подумать тысячи мыслей за секунду, но не успевала ни одну из них толком обдумать и решить, что же делать дальше. Дальше зияла такая чернота, что должно было стать страшно — но отчего-то не становилось.
Слова её тонули в крике девочки, которую Грейс так яростно пыталась спасти от непростительного, и так и не смогла.
Девочка визжала, и Грейс снова чувствовала, как перед глазами пляшет выдуманный нарисованный человечек — нужно было абстрагироваться. Она пальцами цеплялась, из последних сил держалась, за тот страх, что в ней ещё оставался, за ту боль, которую ей причиняла мысль о том, что сейчас ей придётся причинить боль невинному ребёнку, пыталась удержать перед глазами выдуманную картинку детского развороченного тельца — и не могла. Холод, холод. Наверное, так дементоры высасывают из своих жертв душу — или её остатки. Грейс уже не была уверена, чем будут лакомиться в тюрьме её личные дементоры, из тех, что справедливо накажут её за всё то, что она ещё натворит.
Она чувствовала, как открывается дверь в какое-то новое, неизведанное, страшилась этого — и одновременно думала о том, как хорошо испытывать что-то новое, как хорошо делать шаг вперёд, а не отступать назад, как хорошо — ведь только об этом одном она всегда и мечтала. Внутренний голос бессвязно выкрикивал какие-то слова, и Грейс не могла сосредоточиться ни на одном из них, она просто слушала, слушала, слушала, точно кто-то вслух зачитывал её мысли, все те несказанные слова, которые она глотала на протяжении всей своей короткой жизни.
Кэрроу смеялась, девочка кричала. Грейс прятала лёгкую полуулыбку в лёгком наклоне головы, взмахе волосами. Ей казалось, тело её больше не слушается.
«Не надо, не надо, не надо», — билось внутри. Глаза застилал туман.
Грейс подняла палочку, точно топор.
Sectumsempra, — «редкая дрянь, откуда Грэм её только подцепил?». Голос её звучал твёрдо, до радостного возбуждения не пускала обида — подумать только, в ней усомнились! Ни один из студентов, бывших здесь, не смог бы показать то, что может показать она: Грейс чувствовала в своих руках, пальцах, в своей палочке такую силу, какую, кажется, не чувствовала никогда. Ни один из этих детей — ни один не понимает, не знает, не сможет понять, что значит эта сила, и что значит уметь её применять. Грейс хотелось думать — тогда, раньше — что эту свою силу она никогда не применит во зло.
Она ещё никогда так не ошибалась.
Она повторила заклинание ещё более уверенно, невидящим взглядом буравила манекен, покрывшийся глубочайшими рваными ранами. Ей казалось, что она не здесь, где-то в совершенно другом мире, из которого можно было наблюдать за тем, что происходит в этом. В переселение душ она не верила никогда, но, может, что-то подобное в такие моменты действительно существует? На задворках сознания смеялся и хохотал полубезумный герой детской книжки, развлекая своего несуществующего зрителя замысловатыми па.
«Я ведь просто пытаюсь спасти её, да?» — тонуло в бешеном хороводе мыслей, проваливалось в чёрную бездну.
Плечи наливались свинцом. И на полувопрос Кэрроу, желает ли Грейс, чтобы она продолжала, она только и смогла выдавить из себя равнодушное и совершенно незапланированное:
Мне уже плевать.

+1

10

Пульс девочки, так надежно прикованной тонкими полупрозрачными нитями к стулу, отбивал чечетку, слабое тельце слегка подрагивало, руки тряслись. Из широко открытых глаз крупными каплями текли слезы, скатывались по нежной бархатистой розоватой коже щек, оставляя за собой алые следы, смывая капельки крови. Лицо выражало лишь панический страх, вселенский ужас, а губы слегка подрагивали, будто она молилась. Беззащитная, такая слабая, абсолютно беспомощная. Алекто не жалела эту малышку, а лишь считала её прекрасным опытным материалом, даже не человеком. И это нельзя было назвать жестокостью, ибо это чувство приносит женщине радость, а то, что испытывала она сейчас было больше похоже на скуку, смешанную с повседневной, рутинной обязанностью. Ни Грейс, ни жертва не впечатлили. Мисс Бронте постоянно мялась, подавляя в себе эмоции, а девочка старалась не произносить ни звука, дабы не вызвать весь гнев на свою и так уже настрадавшуюся персону. Ещё чуть-чуть и Алекто начала бы откровенно зевать, но из приятной полудремы её вывел голосок Грейс.
На удивление Кэрроу слова, что произнесла девочка были очень даже интересными. Точнее, они означали то, что скоро, совсем скоро может быть чрезвычайно интересно. Разумеется, стоит направить эмоции, так нежданно-негаданно появившиеся, в нужное и выгодное русло, ведь только в этом случае все сложится как нельзя хорошо. Женщина широко улыбнулась, обнажив зубы. Так улыбаются, когда наконец после долгого воздержания им дарят заветный лакомый кусочек. Наконец она почувствует то, зачем посетила эти стены, чего так долго ждала. Исход сегодняшнего урока придугать было невозможно, но в любом случае становилось все увлекательнее и увлекательнее. Кэрроу начала откровенно получать удовольствие от происходящего, впервые заинтересовавшись учеником. Раньше все было настолько предсказуемо - либо человек пытается играть палача, причем очень неумело, либо пытается быть до конца верным догмам морали. Две ипостаси, и каждая очень бесит. Никаких граней, никаких других цветов - лишь черно-белая двусторонняя медаль человеческой сущности.
Грейс терялась. Именно это привлекло Алекто. Это девочка старалась побороть себя, перешагнуть через собственные предрассудки. В ней несомненно было что-то животное, была эта самая жажда, которую не почувствовать было невозможно. И Кэрроу, отравленная когда-то теми же эмоциями, сейчас с удовольствием отмечала эти перемены. Она наслаждалась этой борьбой, надеясь, что верх все же одержит такая притягательная темная сторона. Бронте уже не имела права огорчить эту женщину, ведь сделав это, она раз и навсегда подпишет себе смертный приговор собственноручно. Пусть не в стенах Хогвартса настигнет её кара, но все же настигнет обязательно. Алекто ненавидит разочаровываться, а сейчас она откровенно была заинтересована в этой малышке, в коей сейчас с переменным успехом боролись две абсолютно противоположные стороны. Все становится не таким пресным и серым, верно?
На радость Кэрроу победу, как казалось, одержала темная сторона. Грейс вскинула палочку и в считанные секунды тело манекена покрылось огромными бороздами, что оставило заклинание. Алекто даже несколько удивилась такому повороту, но была очень рада. Скрывать свое торжество она не собиралась, а поэтому громко засмеялась. Этот демонический, немного истеричный хохот заполонил комнату, заставив содрогнуться жертву, вжаться в стульчик ещё сильнее. Но Кэрроу сейчас было абсолютно все равно на этот материал для учебы, она заворожено смотрела на то, как из Грейс начали вырываться чувства, так схожие с теми, что так часто испытывает она сама.
- Вот видишь. Ты можешь быть сильной. В тебе есть это. Так почему же ты скрываешь такое? Почему не даешь ей поглотить тебя? - женщина вновь приближалась к Грейс, маленькими шажками преодолевая расстояние. - Мерлиновы подштанники, неужели тебе не по карману такая роскошь, как выражение собственных желаний? Или тебе не хватает смелость, девочка? - женщина подошла вплотную, - Я вижу, что в тебе есть это. Я вижу твою душу. В ней чернь, которую ты так настойчиво пытаешься заглушить. Возможно сегодня ты это сможешь сделать. Перешагнешь через свою натуру, поддавшись невесомым и глупым предрассудкам. Но завтра, моя дорогая, это вылезет, я тебе обещаю. Оно застанет тебя врасплох и ты не сможешь управиться с самой собой. Но, мне кажется, ты знаешь более верный выход. Ты можешь обучиться этой силе, обуздать магию. Кто разделил её на черную и светлую? Люди. Они боятся силы. И из-за них ты будешь ограничивать себя? Чушь собачья! Покажи ей, заставь бояться. - женщина торжествующе улыбалась. Сердце Грейс теперь навсегда принадлежит ей. И кстати. Убийца - это всего лишь слово. Громкое, придуманное трусами. Ты не трус.

+1

11

Могу. Могу быть сильной, — себе под нос шептала Грейс, пытаясь совладать с дрожью губ. Руки удалось унять, и они уверенно сжимали палочку, как будто так было всегда — но губы заставляли делать предательские паузы, когда не хотелось выдать собственное волнение. Она уже плохо понимала, что происходит и никак не могла просчитать, что же будет дальше, да ей было плевать — какая уже теперь разница, исход один и тот же, разве есть хоть какая-то разница, каким способом этот исход будет достигнет? Девочка, ревущая на своём стуле, уже не жилец, это Грейс знала точно. Даже если сейчас она не подвергнется смертельным, сводящим с ума пыткам, если не опробует на себе зелёный луч смертоносного заклинания, она определённо не сможет жить, как смогла бы, не будь этого всего. Может быть, в лучшем мире она останется той милой девочкой, которой была до прихода в эту комнату, но сейчас она не сможет совладать сама с собой — почему-то Грейс казалось, что когда она подрастёт и поймёт всю суть происходящего здесь, она сама с радостью покончит жизнь самоубийством, только бы не помнить и не видеть.
А Грейс сильная, она ещё поживёт. Только, может быть, уже не в своём трезвом рассудке, к которому привыкла за эти годы.
Алекто Кэрроу улыбалась. Грейс чувствовала её энергию каждой клеточкой своего тела, представляла каждое движение её губ, её жесты, каждый взгляд, наполненный одной-единственной эмоцией, но при этом каждый был не похож на другой. Грейс как будто чувствовала её всю — и понимала, что будет с ней, Грейс, дальше. Примеряла, как один из возможных вариантов окончания книги, которую она когда-то давно так и не смогла дочитать, которая осталась в голове завязкой, развитием действия, кульминацией — но не эпилогом. В конце концов, каждый выбирает собственную концовку, такую, как ему больше нравится.
Грейс держала палочку, сжимая её в пальцах, побелевших от напряжения. Она не знала, что делать дальше: она уже видела каждое из этих заклинаний на человеческой плоти, и они не могли доставить ей ничего иного, кроме как скуку. С другой стороны, девочка была мала, юна — и кто знает, возможно, на детей всё это действует по-другому. В ней снова проснулся старый позабытый учёный, тот, который заставлял в детстве отрывать головы куклам и проверять, есть ли у них красная живительная кровь и сосуды, по которым она течёт; потом Грейс, точно в утешение, пила с оторванными головами чай и с каждой разговаривала на разный манер — каждая говорила с акцентом, как иностранка или хотя бы жительница другой части страны. Может, и сейчас получится — правда, девочка всего одна, с ней особенно не разыграешь целый спектакль. Она взглянула на малышку, на её трясущиеся руки, огромные слёзы из таких же огромных глаз и вздохнула. Перед ней разворачивалось целое шоу, и Грейс дорого бы отдала, чтобы посмотреть на себя, мнущуюся и в мгновение перерождающуюся, со стороны.
И что дальше? — наконец спросила она. — Когда я отпущу свою натуру? Эту «чернь»? Вы никогда не боялись, что она сожрёт вас изнутри?
Она смотрела на Алекто прямо, не отводя взгляд — потому что бояться ей было уже нечего. Она смотрела как на равную — как будто бы ей, шестнадцатилетней девчонке, могла быть равной умудрённая опытом пожирательница. Грейс хотелось в это верить, по-крайней мере, в данный момент. Она ведь всегда боялась — но, может, упускала из виду что-то важное, очень важное, то, что ей сейчас сможет открыть Алекто Кэрроу, которая, кажется, этого не боялась, по-крайней мере сейчас.
Последний вопрос, звучавший почти утверждением, скатился с губ:
Вы хотите научить меня?
И она уголками губ улыбнулась. Глаза смеялись давно.
Алекто не продержала её долго — может, у неё было назначено свидание с другой студенткой, может, ей нужно было избавиться от малышки, плачущей и извивающейся в своих путах, но буквально спустя двадцать минут, за которые Грейс успела отработать ещё пару заклятий, её выпустили. Она брела в свою комнату, медленно, как будто боялась наткнуться на преграду впереди, и почти не поднимала глаз от пола.

Отредактировано Grace Bronte (2013-10-22 18:29:28)

0


Вы здесь » DYSTOPIA. terror has no shape » our story » the evil that men do


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно