Вредные привычки, годами подпитываемые психологическими проблемами и почти до безумия вросшие в сознания можно заменить только такими же сильными. Когда во времени и пространстве рассеялся призрак его первой жены, Арнольд на мгновение почувствовал всепоглощающую и необычайно затягивающую пустоту в душе, отчаянно напоминающую сверхплотную чёрную дыру, о которых так любят говорить магглы. И эта пустота должна была чем-то заполниться — новой слишком крепкой привязанностью, новыми яркими образами. На этот раз она была материальной и живой, существующей. Александрина Флеминг слишком далеко зашла в попытках узнать его лучше, чем знали другие, и ничем хорошим для них обоих это закончиться не могло: когда рухнул потолок, они чудом оказались прижатыми к другой стороне двери. Они выжили, чтобы снова гордо и дико окидывать взором людей, претендующих на какую-то близость: мужчина и сам не заметил, что стал куда меньше внимания уделять лёгким ухаживаниям за красивыми дамами, неустанно как будто танцующих ритуальные танцы для привлечения его — человека с прошлым настолько ужасным, что мало кто смог бы с ним справиться, и когда это смогла Александрина, Пизгуд как будто бы понял, что искать ему больше некого. Она освободила его от липких и жарких воспоминаний о ледяном туманном утре, заставив привязаться к себе, привязавшись самой. С самого начала их встречи были опасны для обоих, но они предпочли игру с поглотившим их пламенем. Их чувства не были похожи на любовь — они вообще не были похожи на то, о чём принято слагать легенды и песни, о чём пишут поэты и мечтают люди с менее изломанными душами. Дело даже не в том, что Арнольд и мисс Флеминг пережили что-то такое, что было неведомо другим — нет, но их восприятие обладало слишком большим углом преломления: отражения событий было сложно сравнивать с оригиналами, и справиться с этим могли только они сами.
Вечно связанные: они могли быть далеко друг от друга, но всегда возвращались, всегда снова и снова оставались вдвоём, наблюдая за собственным отражением в глазах другого. Чёрные волосы Александрины легко скользили по пальцам Арнольда, который мог задумчиво перебирать их, наверное, целую вечность, если бы каждый раз не нужно было возвращаться в реальность, сталкиваясь с необходимостью изменять людям память, улыбаться женщинам и вежливо отказываться провести с ними следующий вечер. Пизгуд никогда не думал, что сможет как будто бы по щелчку пальцев перестать вести такую жизнь, в которой мелькало невероятное множество дам. Все пути его души сошлись на бьющейся жилке на шее мисс Флеминг, которая спасла его от безумия ещё более страшного: она единственная, у кого получилось помочь мужчине поверить, что его жена погибла не по его вине. Пожиратели Смерти и так никогда не выглядели в глазах Арнольда особенно привлекательными, но после того, как разорвался Омут памяти он понял, что он их почти ненавидит. Пусть нарисованный самим мужчиной призрак Сабрины уже не затмевал его сознания мрачными вечерами, Арнольд всё ещё очень хорошо помнил всё, что тогда произошло. Авроры так и не согласились выдать ему имена тех, кто это сделал, и теперь Пизгуд понимал, что это могли быть даже Сэлвин и Яксли, с которыми он был в почти приятельских отношениях. Впрочем, эта неизвестность была скорее полезной: Пизгуд не мог отомстить, и месть не могла захватить его разум, снова возвратив его к тому, что разлетелось на части в тот день, когда Александрина стала продолжением его души.
Её исчезновение Арнольд заметил не сразу, действительно полагая, что она отправилась в командировку. Подозрения вспыхнули, когда его друг и её начальник Альтьер сказал, что мисс Флеминг так и не добралась до Эдинбурга или, во всяком случае, не посчитала нужным написать об этом. Возможно, если бы он мог представить, насколько сильно Александрина и Арнольд были нужны друг другу, то сказал бы ему об этом гораздо раньше, ведь с самим Пизгудом девушка никогда не переписывалась. Им были не нужны слова, чтобы разговаривать, а взгляды и прикосновения с совами не отправить. Шотладния встретила Пизгуда размеренной музыкой волынок, красными клетками национальных костюмов и подтверждением поводов для беспокойства. Александрина не появлялась в радиусе сотен километров от этого места, но и просто так оставить Арнольда она ни за что бы не согласилась: расстояния мало значили, но тяжело давались, когда с каждым днём укрепляющаяся связь неотвратимо тянула их друг к другу, заставляя переплетаться их пальцы, заставляя их тела прижиматься друг к другу. В свете произошедшего с Сабриной, на самом деле, неизвестность была скорее подарком: значит, она жива. И Арнольду потребовалось немного времени, чтобы догадаться, что с ней могло произойти.
Лестрейндж. Древняя, благородная и пропитанная кровью фамилия людей, отравленных тёмной меткой ещё сильнее, чем мисс Флеминг и Пизгуд были отравлены друг другом. Каждый из них был настолько индивидуален в своей ужасающей жестокости, что когда-нибудь о них наверняка будут рассказывать страшные и жуткие истории не только как о сторонниках самого тёмного мага всех времён. Каждый из них мог быть в миллионы раз опаснее своего хозяина, и Пизгуду было определённо ясно, что в магической дуэли ему никогда не одержать верх над кем-то из них, особенно над Беллатрикс, прославленной своей более, чем совершенной жестокостью. Правда, Александрина, к собственному счастью, вряд ли была ей интересна. Тем не менее, Рудольфус и Рабастан представляли для девушки опасность куда более жуткую, и Пизгуду было мерзко даже представлять, что они могут с ней сделать. Он не считал мисс Флеминг своей собственностью, но всё же относился достаточно ревностно: он никогда бы не стал предъявлять это ей, но тому, кто смел бы на неё претендовать Арнольд бы не позавидовал. 
Зато пользу принесло знакомство Пизгуда с Сэлвином, великодушно согласившимся сопроводить его в дом Лестрейнджей. Нельзя сказать, что он сделал это совершенно по собственной воле, но Арнольд искренне считал, что имеет право немного подправить его картину мира. Конечно, Пизгуд учил Серватиуса защищать своё сознания, но, на самом деле, делал это достаточно избирательно, оставляя возможность повлиять на Министра Магии, если будет нужно. Как понял Арнольд, ему удалось оказаться у Лестрейнджей только потому, что Пожиратели Смерти предпочитали собираться в другом месте, где в тот момент и находились Беллатрикс и Рудольфус. Арнольду повезло не объяснять им причину собственного появления: всё, что ему было нужно, он без особого труда извлёк из памяти эльфа-домовика. Рабастан Лестрейндж часто пропадал в подземельях, и Арнольд, от гнева чуть ли не багровеющего, уже не сомневался, что найдёт Её там. Но как он мог справиться с тем, кто владел боевой магией гораздо лучше него? Впрочем, времени и желания раздумывать у Пизгуда не было времени, а потому спускавшийся по лестнице Рабастан получил сзади удар по голове одной из огромных ваз, стоявших на каждом углу. Разумеется, наслать на него несколько заклинаний после этого нехитрого приёма было гораздо проще, как и отвесить ему несколько ударов по лицу. Когда он очнётся, то Сэлвин и эльф уже не будут помнить, что Пизгуд приходил сюда. Тем более, что если бы Арнольд не почувствовал присутствие мисс Флеминг, то вряд ли бы оставил Рабастана живым.
Она была здесь. Измученная, почти растерзанная и страшно перепуганная Александрина невидящим взглядом смотрела на него, когда он ногой распахнул её клетку. Она была слишком изящна, слишком бледна и красива, чтобы быть здесь, среди соломы и отвратительного запаха. Она не узнаёт его даже тогда, когда Арнольд обнимает её, и мужчина чувствует, что ей больше, чем плохо. Она не могла его не узнать, но кричала так, будто бы перед ней был кто-то другой. Он уже не сомневался, что Рабастан позволил себе дотронуться до неё, как бы он ни старался залечить порезы и скрыть синяки. Пизгуд слишком хорошо знал Александрину, чтобы их не заметить. -Тщщ, успокойся, его - нет. - на самом деле, Рабастан валялся где-то в соседней клетке, но девушке не нужно было знать. Она замёрзла, она потеряла надежду на жизнь. Почему Арнольд раньше не чувствовал, что нужен ей? Просто он никогда не доверял собственным чувствам, и ещё не привык к тому, что действительно чувствует то же, что чувствовала мисс Флеминг. Арнольд подхватил стянул плащ и накинул его на плечи Александрины, от одежды которой почти ничего не осталось. -Он больше никогда не подойдёт к тебе. Никогда. - повторяет мужчина, подхватив девушку на руки. Они должны уйти раньше, чем  их заметят. -Не бойся. - он прикасается губами к холодному виску, накрывая её голову капюшоном. Сейчас ей не нужно видеть яркий свет, сейчас ей лучше знать только то, что он рядом.

Отредактировано Arnold Peasegood (2013-08-24 11:44:44)

Разбитая ваза осколками рассыпалась по земляному полу подземелий этого омерзительного замка насквозь прогнившего чистокровного семейства. Они уже никогда не смогут понять, что это их теперь в пору называть грязнокровками, позорящими волшебников. Звонкий удар и грохот падающего тела громко возвестили о невсесильности магии: Арнольд никогда бы не смог справиться с Рабастаном на дуэли, но теперь Лестрейндж парализованный лежал у его ног и не вызывал ничего, кроме отвращения. В сознании зарождались странные картины: это существо, давно переставшее быть человеком, много лет назад могло стать истинным виновником смерти его первой жены: боль от потери Сабрины перестала совершенно подчинять себе мужчину, но забывать о ней он и не думал. В одно мгновение он стал каким-то слишком чувствительным: обоняние будто было обожжено присутствием Александрины, которую Пизгуд увидит несколькими секундами позже. Мисс Флеминг была не похожа сама на себя, но Арнольд рухнул на колени к ней, чтобы вытащить её из этого проклятого омута темноты и безумия. Ему было страшно представить, что пришлось пережить здесь этой девушке, так сильно привязанной к нему, что он уже не мог свободно дышать, если её не было рядом — если он не знал, где может её найти. Эдинбург был слабым оправданием их вынужденного расстояния, и Арнольд, проводя рукой по щеке Александрины. Её мучения адской болью врезались ему под кожу: ей даже не придётся ничего ему рассказывать. Она уже почти не была хозяйкой самой себе, напоминая скорее сломанную и выброшенную на мощёный асфальт марионетку с перепутанными верёвками. Отяжелевшее израненное тело и охваченное паническим безумием сознание — единственное, что мешало Арнольду выйти из камеры и перерезать Лестрейнджу горло. Мисс Флеминг нуждалась в его присутствии гораздо больше, хотя и пыталась отчаянно колотить его руками в грудь, не узнавая Арнольда: она пугалась, что с ней произойдёт ещё что-то отвратительно мерзкое, до дикости ужасное и совершенно аморальное. На фоне всего этого их с Пизгудом болезнь друг другом не могла казаться чем-то жутким и неправомерным, неразрешённым и отравляющим сознание. У неё хриплый голос, заставляющий струны в его душе колебаться с немыслимой частотой: мужчине кажется, что его выворачивает наизнанку: он чувствовал каждое его заклятье, наложенное на Александрину. Лестрейндж должен умереть, посмев прикоснуться к ней. Арнольд был не в силах даже ревновать: в горле снова возникло тошнотворное ощущение, что кто-то посмел нарушить границы его души. Но то, что Рабастан не пытался добраться до его души приносило ещё большие мучения: сознание Александрины постепенно сливалось с сознанием Арнольда, но Лестрейндж отчаянно пытался этому помешать. Разумеется, он уже наверняка видел их теперь уже многочисленные встречи, молчаливые разговоры и её волосы, скользящие между пальцами Арнольда. Больше он никому не позволит даже дотронуться до неё, больше никому не позволит проникнуть в её мысли. Она умоляла убить её, и Пизгуд с ужасом понимал, что если бы Альтьер не заикнулся о её исчезновении, то она уже могла никогда не выбраться из этого ужасного места, где стены наползали, кажется, с каждой секундой. Он знал, что после обрушения потолка в Отделе тайн у них обоих начались короткие приступы клаустрофобии, и теперь знал, как страшно ей было одной. Раньше Арнольд никогда бы не мог подумать, что будет настолько хорошо чувствовать, что происходит с этой самой загадочной девушкой в его жизни. Он отчаянно пытался её успокоить, но мисс Флеминг продолжала кричать, хотя сил у неё с каждой секундой становилось всё меньше. Что мог сделать этот мерзкий Рабастан, что заставил Александрину так самозабвенно молить о смерти? Её невозможно было сломать, но невозможно только для всех остальных. Арнольд никогда не думал, что девушка окажется самой уязвимой частью его души. Эта паника может просто её уничтожить, заставив захлебнуться рыданиями. Её ещё можно было спасти, но с каждой секундой Арнольду казалось, что возможность становится всё более призрачной: неужели её саморазрушение окажется более катастрофическим, неужели он не успеет оставить его, заставив девушку снова чувствовать настоящую реальность, сделав её не такой болезнетворной и ядовитой? Александрина успокаивается, резко роняет голову ему на грудь и молчит. Мужчина чувствовал её сбитое дыхание, неровно бьющееся сердце и трепещущую душу, никак не желавшую смириться с темнотой вокруг.
Их первая близкая встреча началась с её упавшей на пол чёрной мантии — почти такой же, какую в этой удушающе-холодной клетке набрасывает на её плечи мужчина, когда-то увидевший в её прекрасных глазах бесконечное душевное равновесие. Они понимали друг друга слишком хорошо, чтобы разговаривать в те долгие часы, когда Арнольд сидел у неё на столе, а она обнимала его, всякий раз утыкаясь носом в одно и то же ребро. Пизгуд проводил руками по её плечам, разглаживая одежду, с какой-то безумной нежностью и безграничным спокойствием. Они не видели ничего, кроме друг друга, когда она появлялась на пороге его кабинета, неожиданно оказывалась за его спиной и запускала руки в его волосы. Арнольд обнимал её за талию, чувствуя, как между ними возникает что-то такое, что наверняка даже сильнее любви и самой крепкой привязанности. Он и мисс Флеминг становились чем-то единообразным и неразрушимым, умиротворённо молчащим, но всё же намеренно неразгаданным. Но Лестрейндж острым кинжалом полоснул по её рукам, по её телу, пытаясь вырезать из каждого атома частички Арнольда, продолжавшего прорастать в её клетках. Они подчиняли себя друг другу, погружаясь в глубины взглядов и мыслей, легко улыбались и продолжали ходить по тонкому краю острого лезвия — безумной болезни, пропитанной невозможностью распустить переплетения пальцев. И Пизгуд, и мисс Флеминг прекрасно понимали, что их отношения как поезд, сошедший с рельс, с грохотом несутся с обрыва, с этого самого лезвия: гораздо более желанного, чем то — холодное, оставившее следы на её бледной кожи. Рабастан бы дорого заплатил за своё сумасшествие, если бы Арнольд мог позволить Александрине находиться здесь ещё какое-то время одной, пусть даже в нескольких шагах от него. Девушка прижималась к мужчине, заливая его мантию слезами бессилия, слезами крайнего отчаяния, внезапно сменившегося невообразимым чудом спасения. Пизгуд уже знал, что уйдёт отсюда только с ней, оставив её страх в этом подземелье, запертым в клетке и оглушённого несколькими заклинаниями. Если бы Арнольд мог думать о чём-то, кроме Александрины, то наверняка стёр бы Лестрейнджу память, но его мысли кружились вокруг безумно нужной ему девушки, которую удаётся успокоить только с помощью заклинания. Её крики вряд ли обратили на себя внимание Сэлвина или эльфа: они оба уже не особенно помнили, что Арнольд вообще сюда приходил. Мисс Флеминг больше не вырывается и не мучается ярким светом, в котором они оказываются, когда Пизгуд выносит её на улицу. Аппарация может быть слишком болезненной для Александрины, но другого способа вырваться не было. Он приземлился с почти бездыханной девушкой на руках в маггловском квартале недалеко от своего дома, защищённого многочисленными чарами: в Министерстве Магии, кажется, даже не знали, что он живёт здесь.
-Я не отдам ему тебя. - каким-то не своим голосом произносит Арнольд, крепче сжимая её в руках и поднимаясь по лестнице, не обращая внимания на подозрительно оглядывающихся маглов. Наверное, в его взгляде тогда читалось что-то до отвращение напоминавшее безумие: мужчина уже не мог без неё. Они никогда не были и не будут собственностью друг друга, но всё же их связь была уже неразрушимой, и Арнольд не мог допустить, чтобы между ним и Александриной снова появился Лестрейндж — наверняка единственный, кого она боялась. Он аккуратно опустил её на кровать, бросил плащ на пол и, почти не касаясь её, провёл пальцами по её телу, будто бы пытаясь понять, насколько опасно пострадала мисс Флеминг. Но Пизгуд уже знал, что обманывать себя бесполезно, и её моральное состояние наверняка куда хуже физического, но как ей помочь, до сих пор не понимал, а потому предпочёл принести кувшин с тёплой водой и полотенце, чтобы смыть с её кожи отвратительный запах подземелий, чтобы сбить поднимавшуюся температуру и стереть с лица дорожки слёз. Волосы были рассыпаны по подушке, веки дрожали, и мужчина, укрывший её тёплым одеялом почти закипал от злости на самого себя: что могло случиться, если бы он снова не смог защитить женщину, которой был нужен? Он с трудом верил, что Александрина жива и не выпускал её руку из своих ладоней, чувствуя, как к девушке постепенно возвращаются силы: в воздухе больше не было яда безумия, а в окна проникал чистый солнечный свет. Что будет с Александриной, когда она откроет глаза? Арнольд боялся отойти от неё даже на секунду, понимая, что остался единственным доказательством того, что всё это произошло на самом деле, что она вырвалась из плена ненормального Пожирателя Смерти, снова пытавшегося изломать её душу. Арнольд устало опустил голову, закрыв глаза и продолжая слушать её почти восстановленное желание. Только бы она смогла справиться, держась за его руку, только бы снова смогла жить, просто обнимая его за пояс. Арнольд ещё не мог себе простить, что из-за его нежелания верить своим чувствам девушка едва не сошла с ума в том действительно страшном месте: он пытался убедить себя, что всё же успел вытащить её оттуда, но ещё не мог понять, не было ли уже слишком поздно.
-Нет, ты жива. - шёпотом произносит он, чуть касаясь губами её руки. Когда-то она уже заставила его простить самого себя, и сейчас её присутствие снова заставляло его сделать это. Сейчас он не имел права думать о себе, погружаясь в тишину, нарушаемую только стуком их одинаково ритмично бьющихся сердец. Она больше никогда не уйдёт от него: Арнольд уже слишком хорошо знал, что больше никогда не допустит ничего подобного. Их вечность не могла закончиться красными вспышками и её пронзительными криками, вызванными болью во всём теле. Если когда-то Александрина спасла его от самого себя, то теперь он сделает всё, чтобы защитить Александрину от кошмаров её собственного сознания.

Отредактировано Arnold Peasegood (2013-09-04 10:33:07)

Спокойствие Александрины находилось в состоянии крайне неустойчивого равновесия, и, хотя девушка спала, Арнольд боялся даже поворотом головы нарушить её псевдоразмеренное дыхание. Она напоминала птицу с перебитыми крыльями, вырванную из самой пасти и едва живую — даже неправдоподобно живую. Казалось, она должна быть более бледной, более прозрачной и призрачной, и это блёклое сияние кожи на лице мисс Флеминг наводило настоящий и почти животрепещущий ужас: подсознательно Арнольд не надеялся увидеть её настолько истерзанной. Ему было страшно даже провести рукой по её волосам, словно они были чёрного-тонкого хрусталя, готового разорваться от внутренней дрожи. Пизгуд чувствовал, что она в любой момент может как будто бы сорваться и провалиться в полубесноватое состояние, заполненное страшными воспоминаниями. Он слишком хорошо представлял себе, что это значит, и не рисковал даже шевелиться, как будто бы надеясь, что Александрина сможет уснуть по-настоящему. Действие успокаивающего заклинания таяло пропорционально увеличению частоты дрожи век девушки, постепенно  и неотвратимо приходящей в сознание. Наверное, если бы мужчина был способен соображать хоть что-нибудь, кроме того, что одно невообразимое чудо позволило ему спасти девушку от в хлам обезумевшего Лестрейнджа, которому, Пизгуд надеялся, он сломал челюсть, то давно бы вспомнил о зелье для сна без сновидений. Но Арнольд мог только с омерзительным отвращением представлять, что его грязные руки дотрагивались до Александрины — до части души самого мужчины, к которой он относился наиболее ревностно. Когда-то мисс Флеминг разделила с ним самые жуткие картины его жизни, и с тех пор Пизгуд окончательно привязал её к себе, привязал себя к ней. Их неразлучность была, возможно, самой настоящей болезнью, но всё же шла им обоим скорее на пользу: они никогда никому не мешали, погружаясь в бесконечное созерцание черт лица друг друга, вглядываясь в глаза и легкими поцелуями прикасаясь к губам. Арнольд и Александрина были слишком одиноки, чтобы кому-то было дело до их странных и в чьём-то понимании аморальных отношениях. Нет, разумеется, обо всём знал и догадывался Альтьер, но всё же у него хватало такта молчать, признав, что они вправе сами решать, что им делать собой и друг с другом. Привязанности сильнее и хуже, казалось бы, просто не было, но теперь Арнольд чувствовал, что в его крови снова нарастает яростное желание никогда не отпускать её от себя ни на шаг, постоянно чувствовать её руки на голове и слушать тонкий потусторонний голос. Грязь и дух подземелий уже почти растворились в на удивление разнообразных ароматах квартиры Пизгуда. Кажется, мужчина не особенно уделял внимание уборке, а потому в его кухне среди перевёрнутых баночек с разнообразными приправами и ингредиентами для зелий могла заблудиться целая армия домовых эльфов.
Александрина цепляется за его руку, и Арнольд чуть сжимает её ладонь, чтобы она почувствовала его присутствие. Но она уже знает, что он рядом: мисс Флеминг всегда отличалась поразительной способностью ощущать малейшие прикосновения и взгляды. Мужчина не заметил, как обнял её, и как её горячее дыхание заставило кожу на шее покрыться мурашками. Не было никаких сомнений, что Александрина больна, и Пизгуд совершенно не представлял, как выцарапать из неё удушье тех подземелий, давящих на сознание и сводящих с ума. Сухой воздух, вдыхаемой девушкой, будто бы тянулся за ними оттуда, из-под земли. Дыхание безумия, дыхание боли и смерти.
Её грудь словно разрывается от дикого смеха, и Арнольду кажется, что девушка действительно потеряла способность мыслить — потеряла рассудок. Это было даже хуже того, что когда-то случилось с Сабриной, но Пизгуд всё ещё надеялся, что этот припадок — эхо пережитого ужаса. Он должен защитить её хотя бы сейчас, пока она не причинила себе вреда. Не сразу сообразив, что нужно делать, мужчина подскочил с кровати и попытался схватить девушку за запястья, чтобы заставить её успокоиться, вытащить из этого безумного состояния, из которого сама девушка почти наверняка не видела выхода, теряясь среди громких звуков, выдуманных растерянным сознанием. Она разбивает какие-то вещи, в то время как мужчина перехватывает её поперёк талии как раз в тот момент, когда она вспоминает про волшебную палочку. Кажется, Пизгуд успел отобрать у Лестрейнджа какую-то палочку, и надеялся, что она принадлежала Александрине. Только отдавать её сейчас совсем не представлялось мужчине лучшим решением. Он разжал руки, чтобы снова обнять девушку, позволить ей прийти в себя, не сорваться снова. Она цепляется за него, она не хочет снова возвращаться в клетку, и Арнольд обязательно её вытащит. Руки мисс Флеминг незаметно снова оказываются в волосах мужчины, он крепче обнимает её, чуть прикасаясь губами к виску. -Ни за что. - всё это не могло закончиться там: пусть и не сразу, но Арнольд нашёл её как раз тогда, когда она почти сломалась. Проводя рукой по спине девушке Арнольд как будто чувствовал, сколько синяков скрывается под её почти разорванным платьем, которое он почти окончательно прикончил, когда пытался залечить раны с помощью магии. Разумеется, потом он вытащит зелья, чтобы убрать с её кожи следы прикосновений человека, который не имел никого права даже смотреть в её сторону. Как бы крепко не прижимал её к себе Пизгуд, она всё ещё помнила Лестрейнджа.
-Здесь никто не найдёт тебя. - спокойно сказал Арнольд, позволяя ей отойти от себя, но всё ещё не выпуская её руку. Он боялся, что Александрина снова испугается, снова будет кричать. Нужно, чтобы она постоянно чувствовала его присутствие, опиралась на его руку и искала спокойствие, уткнувшись ему в плечо. Даже если ему придётся навсегда остаться с девушкой в четырёх стенах, Пизгуд вряд ли обратит на это особенное внимание. Пусть связь будет совершенно аморальной и дикой — всё равно: нужно защитить её.
Но мисс Флеминг просит его о том, на что Арнольд не согласился бы никогда. Он не мог позволить себе потерять голову и снова проникнуть в чужое сознание, не имея никакого права на это. Мужчина снова обнял Александрину и чувствует, что на самом деле она знает, что он не сможет этого сделать. Значит, она будет жить — пусть сейчас она только держится за него.
-Мы переживём это. Вместе. - эта девушка спасла Пизгуда от омута безумия, в который он едва не погрузился за девять лет, прошедших после гибели его жены. Но дело было даже не в этом: Арнольд прекрасно понимал, что сделал бы это в любом случае, и вовсе не из благодарности. Изводить Александрину вопросами бессмысленно, а он не мог справиться с желанием знать всё о том, что посмел сделать с ней Лестрейндж. Он должен знать, что она пережила: по-другому ей не помочь. Потом — она успокоится, потом она выпьет нужное зелье.
-Мы справимся. - он помог Александрине сесть на кровать и опустился на пол рядом. -Legillemence! - из палочки к голове мисс Флеминг потянулись серебряные нити. Арнольд видел, что она не пытается защитить свой разум от проникновения, зная, что только это сможет ей помочь спастись от безумного ужаса, который она была вынуждена пережить. Больше этого никогда не будет, больше Арнольд не поверит ни в Эдинбург, ни даже и в Лондон. Он не сможет потерять её снова, никогда.

В её легких он чувствует пузырьки отравленного воздуха подземелий, в глазах друг друга сменяли силуэты сумасшедшего Лестрейнджа. Арнольд крепче прижал к себе Александрину, запуская руку в её гладкие тёмные волосы, как будто пытаясь передать тепло собственного тела её неестественно холодной коже, лёд которой обжигал его кожу даже через рубашку. Александрине омерзительно плохо, но он не может не знать, что случилось, не может не разделить этот ужас с ней, чтобы навсегда избавиться от него, вычеркнуть из жизни, чтобы снова открыть глаза и не жмуриться от слишком яркого света, чтобы избавить девушку от того, что пережил сам — от девяти лет, проведённых в компании иллюзорного призрака, почти захватившего сознание Пизгуда.
-Всё будет хорошо. - с искусственной уверенностью шепотом произносит мужчина, обхватывая левой рукой её талию и легко целуя в висок. -Не плачь, доверяй мне. Ты же знаешь, что мне нужно верить. - он позволяет ей вцепиться в ворот рубашки, позволяет опереться на него. Когда-то она спасла его жизнь, когда-то заставила его сделать выбор, на который теперь должна была сделать сама. Арнольд позволил потоку собственному бессознательному бросить его в ураган потоков воспоминаний его загадочной женщины. Мисс Флеминг судорожно вздохнула и уронила голову ему на плечо. Ужасно было заставлять переживать её всё ещё раз, но Пизгуд не мог этого не знать, не мог позволить себе смириться с тем, что Пожиратель посмел прикоснуться к ней, посмел довести до такого полубезумного состояния, до сих пор изнутри хватая её за горло и мешая дышать. Нужно было разжать его цепкие пальцы, позволить вдохнуть полной грудью и знать, что это закончилась, что она оказалась сильнее и смогла переступить через отравляющий силуэт самой себя, скорчившейся на полу клетки, где нечем дышать. Он опускается на кровать, продолжая обнимать почти бесчувственную Александрину и постепенно проваливаясь, пропадая в лабиринте её памяти.

«Удар по лицу, потонувший в щемящем молчании мисс Флеминг, прижимающей ладони к щекам. Мерзкое зрелище, перехватывающее и без того неровное дыхание Пизгуда, по венам которого вместе с ещё не пропущенной через сердце кровью бежит настоящая ненависть, истинное зло — за то, что посмели причинить боль ей, за то что посмели притронуться к несомненно самой важной части его души.
Желание уничтожить Лестрейнджа, разорвать его на элементарные частицы захватывала Арнольда, заставляя захлёбываться её-своими рыданиями, всплесками мыслительной энергии. Мысли обжигали, воспоминания душили, как будто бы цепляясь за разум Александрины и не желая отпускать её, разжимать леденяще-железную хватку, от которой она бросалась из стороны в сторону, из-за которой пыталась вырваться из его крепких объятий.
Он никогда её не отпустит и никогда не сможет, казалось бы, смириться с тем, что с ней сделали, что могло с ней случиться, если бы он не бросился её искать. Арнольд машинально проводит рукой по щеке девушки, медленно опуская глаза и не видя ничего вокруг. Кипящая злость мешается с пронзительной душевной болью, пальцы на руках немеют, а сердце грозит выскочить из груди. Пизгуд не хочет больше этого видеть, но разорвать мысленную связь не хватает сил. Ему придётся досмотреть всё до конца, прочувствовать каждый полученный ей удар, подливающий масло в огонь его разрушительной ненависти. Страшно представить, что могло бы случиться, если бы он не нашёл её там, если бы бросил один на один со своими кошмарами. Никто не сможет защитить Александрину, если этого не сделает так тесно связанный с ней духовными цепями Арнольд, лоб которого от перенапряжение покрывается каплями испарины. Он не знает, как ему удаётся не кричать, как он может молча смотреть на всё, что пережила эта хрупко-хрустальная мисс Флеминг, слёзы которой уже насквозь промочили его рубашку — это чувство и заставляло его помнить, что в реальности им ничего не угрожает, что он успел уберечь её от событий ещё более страшных. Она готова была просить о смерти, приняв зелёный луч за избавление от ломающей боли во всём теле. Арнольд с помутневшим взором прикасается к её губам лёгким поцелуем, будто бы надеясь так избавить её от лишних воспоминаний, принести себя в жертву — одному помнить.
Но они уже прошли через это с омутом памяти, когда Александрина непроизвольно ворвалась в его сознание, заменив собой, своей реалистичностью, своей жизнью и существованием затмившей призраков, вдохнувшей в него надежду. Мисс Флеминг готова была умереть вместе с ним под завалами каменного свода, и теперь он не предаст её, он сможет её спасти. Арнольд был сильнее самого себя, мысленно повторяя, что она сможет это пережить, если доверится ему, если примет его защиту. Связь стала слишком крепкой, напряжение в мозгу возрастало по экспоненте.
Вспышка, свет, судорожный вздох, Александрина перестала метаться, и через несколько минут мужчина потерял сознание, рухнув на кровать рядом с ней.»

Головная боль постепенно отступала, Арнольд открыл глаза, услышав тихий шёпот Александрины. Он резко садится, чтобы видеть её глаза, чтобы поверить, что она — живая. Он аккуратно приподнял девушку и помог ей сесть, оперевшись на его руки. -Справились. - так же тихо ответил мужчина, успокаивающе поглаживая Александрину по спине. Дышать тяжело, а смириться с тем, что она могла раствориться и уйти, как когда-то ушла Сабрина — было ещё сложнее. Нужно было простить себе временное бездействие, не позволять привязанности стать маниакальной, чтобы не напугать мисс Флеминг. Пизгуд, едва дотрагиваясь до её волос, убирает локоны от ещё слишком бледного лица девушки, чтобы снова поцеловать: в этом было что-то живительное, доказательство возможности жить. Пизгуд старался не думать о том, что увидел, не мог отвлекаться на свои страдания, какой бы мерзкий осадок в душе они не оставили. Он не обвинял себя в безумии Пожирателя, не обвинял себя в том, что слишком поздно решил найти её, что не желал верить своим ощущениям, что с Александриной что-то случилось. Но теперь он действительно никому её не отдаст: тогда ему казалось, что им совсем не обязательно выходить из квартиры, что они могут всю жизнь сидеть рядом: она будет смотреть ему в глаза, а он будет перебирать её волосы. Странное ощущение вечности заполнило пространство вокруг них, постепенно забирая с собой страдания мужчины и слабость девушки.
-Всё закончилось. - решительно говорит Арнольд, почему-то всё ещё опасаясь, что Александрину могут отобрать у него. Но этого уже никогда не случится: заразу из её души они победили — вместе.
-Не бойся. - второй рукой мужчина поднимает девушку и сажает себе на колени, чтобы согреть, чтобы её тело больше не отдавало холодом подвалов, чтобы она сама смогла забыть про всё, что произошло: забыть не полностью, но так, чтобы воспоминания не изламывали её душу и не обращались ночными кошмарами. Арнольд больше никому не позволит её трогать: ему казалось, что теперь он не сможет даже отпустить Александрину. Их подхватывали порывы общей вечности, порывы неотвратимого соединения душ, с которым они оба смирились едва ли не в первые минуты знакомства, пусть и не представляли тогда, что это обернётся таким серьёзным и ни на что не похожим чувством. -Ты слышишь меня? - мужчина всё ещё старается говорить тише, чтобы громкими звуками не нарушать тихое спокойствие комнаты, тихое спокойствие его объятий и взгляда. Нет сводящего с ума надрывного шёпота, нет нервной дрожи. Неужели они действительно выжили?

Отредактировано Arnold Peasegood (2013-11-01 21:59:35)

Одна за одной ослепительные вспышки света, мучительно обжигающие глаза. Арнольд не привык так глубоко сопереживать кому-то, но Александрина постоянно оказывалась выходящим из ряда вон, почти возмутительным исключением, прорыв в его сознании глубокий ров между прошлым и тем, что началось между ними, когда они встретились, когда она неосмотрительно заявилась к нему в кабинет слишком поздно. Несомненно, уже тогда было предрешено, как много будут значить друг для друга эти люди, чьи отношения, получи они огласку, единодушно были бы признаны аморальными.
Люди никогда их не понимали. Арнольда считали бабником, а Александрину наверняка воплощением загадочности, с чем до сих пор готов был согласиться и Пизгуд, чувствовавший малейшие перемены её настроения: их эхо задевало струны его собственной души. Она была его душою, их души образовали знаменитую одностороннюю и неразрывную ленту Мёбиуса, и никакой Лестрейндж не мог свести с ума мисс Флеминг, пока она цеплялась за плечи мужчины, которому помогла расстаться с собственным прошлым.

Вся боль, отзывавшаяся в его душе отзовётся и Лестрейнджу: Арнольд не простит ему прикосновения к коже девушки, не простит ни одного пореза, не простит ни одной пощёчины. Он его изничтожит, заставив забыть всё на свете и чувствовать только те страдания, что обрушились на её темноволосую голову, что сейчас заставляли держать глаза закрытыми, чтобы не видеть — не видеть! У неё поднимается температура, она пытается то оттолкнуть мужчину, то крепче прижаться к нему, как будто бы извиваясь в странной лихорадке, каком-то своеобразном похмелье от боли. Её сбивающееся дыхание, вымученный вопрос, слово за слово его полунецензурная брань.
Они не могут позволить убить себя, они могут только выжить, держась друг за друга, оставаясь друг с другом целую вечность. Другие никогда не будут в силах понять, что за странный союз мужчины с отвратной репутацией с такой неприступной, хрустально-фарфоровой девушкой, которую по ошибке можно спутать с тенью и призраком.

Он боится потерять тебя, Александрина. Он боится услышать насмешливый хохот судьбы, говорящей, что он лишился ещё одной важной женщины. Но тогда у него уже не будет сил утверждать, что он никогда тебя не любил. Не важно, что это даже не похоже на правду, и ваши отношения в тысячи раз крепче и опаснее любви, что ваша связь, если её разорвать, станет смертоносной как для него, так и для тебя. Вы связаны слишком крепко, слишком неразрывно и отчаянно вы цепляетесь друг за друга: ты — за его плечи, когда он сильнее прижимает тебя за талию. И вы уже не существуете друг без друга.
Ты тоже не можешь его потерять, Александрина.

Арнольду не было по-настоящему страшно, когда он провёл рукой по холодной щеке Сабрины в то странное-туманное утро, но ему было по-настоящему страшно смотреть, как она вскидывает голову, как она вскрикивает, очевидно теряя связь с реальностью и снова проваливаясь в мрак подземелий, в ненавистные руки Лестрейнджа. Мужчина пытается успокоить её, но его самого захватывают её страдания, закруживая в бешеном танце. Но, в танцах мужчинам полагается вести. Когда-то он сумел отпустить своё прошлое, а сейчас должен помочь ей оттолкнуть то, что вгрызается в её-его душу, то, что заставляет метаться от стены к стене. Она сильная, и она справится.
Потому что по-другому им больше не выжить, потому что она - его часть, потому что он - часть её.
-Я здесь, Александрина, я здесь. - её голос выравнивается, мисс Флеминг приходит в себя. Мужчина отбрасывает пряди волос с её лица, чувствуя, как её судорога гаснет от столкновения с ним. Арнольд знал, что должен её защитить и не может позволить себе думать о собственной злости, об обиде и всепоглощающей ревности. Для кошмарного сна всё это было слишком реально, и Пизгуд не мог с этим поспорить. Но он чувствовал, что к ним возвращается сознание. Александрина говорит что-то о разрушенной квартире, мужчина улыбается, вспоминая рухнувший потолок в Отделе тайн.
-Ничего страшного, хотя бы потолок на месте. - почти шёпотом говорит он, наклоняясь и оставляя на её щеке ещё один поцелуй. Если бы только она осталась здесь, если бы только ей не нужно было возвращаться туда, где ей угрожала опасность. Арнольд знал, что они не могут вечно оставаться в этой квартире, пусть даже вместе им так спокойно. Непроизвольно он обнимает Александрину ещё крепче, глядя куда-то в пустоту.
Его что-то душит, всё ещё перехватывая горло, пусть всё и закончилось, пусть она теперь обнимает его и засыпает на плече. Что-то не так, и страшно, что Пизгуд не может понять, что именно не даёт ему окончательно успокоиться. Всматриваясь в её лицо, он видит след как будто бы той же волнительной неопределённости. Но она рядом с ним, и это должно пройти, пусть только это окажется полуфантомным отголоском, который скоро развеется.

Я никогда тебя не оставлю.
И ты никогда не сможешь от меня уйти.

Отредактировано Arnold Peasegood (2013-11-23 18:09:14)