Со времени официального признания Министерством Магии возрождения Того-Кого-Нельзя-Называть свершившимся фактом считалось, что вечером из дома в одиночестве лучше не выходить. Да, даже если вас зовут Ролли Джанклоу, и у вас стальные нервы или ещё какие-то части тела.
На самом деле, женившись на Тонкс, Ремус Люпин уже давно привык к тому, что подобные заявления, как правило, особенно отчаянно-стальные дамы бодро и с лёту пропускают мимо ушей. Тем не менее, когда они с женой встретили её подругу на улице, даже уставшая Дора сочла вечернюю прогулку Розалин (должно же у неё быть полное имя!) делом крайне рискованным. Решив, что с внезапной чрезмерной осторожностью супруги он разберётся позже — всё-таки ничего плохого в идее act with caution практически не было, хотя это и выглядело достаточно подозрительно, — Люпин решил помочь мисс Джанклоу найти как можно меньше приключений на свою голову и остальные запчасти, из чего бы они ни состояли.
-Ролли, неужели нельзя было закончить прогулки раньше? - с некоторой долей иронии в голосе спросил Ремус. Конечно, у него не было никакого права ей указывать, да и вообще хоть он и переживал за безопасность Ролли, но с гораздо меньшим пристрастием с оттенком фанатизма, чем к попыткам уберечь от неприятностей Нимфадору. Впрочем, это было лучше во всех отношениях: Люпин не нарушал границы личного пространства подруги, не лез не в своё дело, да и вообще демонстрировал почти адекватное отношение к вопросам осторожности. Его гипертрофированные переживания всё же объяснялись ещё и тем, что он долгое время общался с Грозным Глазом Грюмом, который даже в мирное время не особенно удивился бы, обнаружив Пожирателя Смерти у себя в мусорном баке. Да и собственные трудности «по мохнатой части» наложили на его характер заметный отпечаток: Ремус был опасен для людей, и Министерство Магии укрепляло его уверенность в этом. Конечно, он мог выполнять специальные поручения Ордена, которые не были под силу остальным, но радости от этого было мало: права нормальных людей хотя бы не ущемлялись так непрекрыто и нагло, как это делалось теперь. В общем, поводов как для счастья, так и для отчаяния, у Люпина было столько, что он мог бесплатно раздавать их на городской ярмарке. -И кстати, разве ты летаешь на мётлах? - в голосе звучало явное сомнение. Перемещение на огромной высоте в промозглом воздухе — то ещё развлечение. А если вы когда-то работали в трансгрессионном испытательном центре, то изображать из себя классическую ведьму из маггловских сказок было едва ли не неприлично. Если, конечно, Джанклоу когда-то переживала по поводу норм поведения в обществе: ничего странного, что они с Дорой быстро подружились.
Разумеется, в этот момент должно было произойти что-то необычное — по законам жанра. Появился патронус, голосом Элейн Бальфур возвестивший, что Гарри и его друзья попали в беду. Разумеется, не поверить в это было бы слишком странно для подавляющего большинства членов Ордена: всё же ребята исчезли из Хогвартса, чтобы выполнить какое-то сверхсекретное задание Дамблдора, но Ремус, в силу своих особенностей, обладал довольно необычным для людей чутьём. Люпин не знал, как объяснить сообщение миссис Бальфур, но был твёрдо уверен, что Гарри, Рон и Гермиона в относительном порядке — по крайней мере, скрываются. Правда, дать этому объяснений он не мог, а потому едва патронус растаял, Ремус повернулся к Джанклоу, которой, по идее, ничего слышать не полагалось, каким бы надёжным человеком Люпин её не считал. Нет, убивать её как ненужного свидетеля он её вовсе не собирался, если не принимать во внимание то, что намеревался оставить её одну, чтобы направиться на площадь Гриммо и попытаться помешать Элейн сделать какую-нибудь глупость: она была умной и талантливой волшебницей, но опыта общения с Пожирателями Смерти у неё было ровно столько же, сколько у Ремуса было сомнений в том, что сигнал бедствия был искусственным. Если, конечно, он вообще был. Скорее всего, их просто хотят заманить куда-то.
-Прости, Ролли. Отбивайся ото всех метлой. Я вынужден уйти. - подумав о том, что из-за его промедления могут пострадать другие орденцы. Люпин уже почти аппарировал, когда внезапно заметил резкую перемену выражения лица Джанклоу, за секунду побледневшего до такой степени, что могло бы позволить девушке слиться со стеной.

Мужчина с длинным крючковатым носом в капюшоне, надвинутом так низко, что из под него было видно только этот нос, кинул в котел с зельем веточку розмарина и еще раз помешал варево. Десять раз по часовой, два – против. Его нос был до того длинным, что ей казалось, будто он вот-вот утонет в котле, предварительно клюнув и разбив его.
Вероника сидела в темном подвале Малфой Меннора уже около часа, наблюдая за этой фигурой в черном, периодически отвлекаясь на стопку бумаг перед ней. К каждой была приклеена колдография и под ней красовались несколько предложений о том, кто на ней, и почему там оказался. Вероника наблюдала за фигурой в капюшоне, а люди за ее спиной наблюдали за ней. Они до сих пор пялились на нее, словно на диковинного зверя в зоопарке, боясь шелохнуться в ее присутствии. На них, в отличие от зельевара, капюшонов не было, и цыганка могла видеть их бледные лица с нескрываемым интересом. Не самая приятная компания на свете, но все же гораздо приятнее этого жуткого Лорда, больше напоминавшего гибрид инфернала и змеи, чем обычного человека. Последний взялся за Веронику с особой хваткой, и каждый раз, когда цыганка находилась с ним в одной комнате, она не могла избавиться от ощущения, что его длинные, как ветви мертвого дерева, пальцы вот-вот сожмутся у нее на горле. Даже пребывая в спокойствии, он вызывал чувство благоговейного страха у своих последователей и приступы неконтролируемого раздражения у Смитли. Его красные глаза пялились на нее за обедом, в утреннем саду и провожали ее взглядом каждый раз, когда она устремлялась в сторону ворот.
Вероника Смитли торчала в Малфой Меноре уже добрые две недели, занимая пост почетного гостя, или, проще говоря, пленницы. Первый месяц после вечера, когда Антонин представил ее редким и крайне ценным экспонатом, ей еще позволялось жить и работать у себя, лишь изредка встречаясь с послушниками Лорда для проверки ее способностей. Позже ее принудили переехать в мрачное поместье Малфоев на постоянной основе, используя словно обезьянку для опытов и изучая ее необычный дар. Ничего необычного в своих способностях цыганка однако не наблюдала, но вынуждена была согласиться с тем, что в этой стране умение колдовать без волшебной палочки и впрямь было редкостью.
Ей страшно не нравилось в Меноре, с этим его шикарно оформленным в пятидесяти оттенков серого интерьером и глупыми павлинами-альбиносами. Еще меньше ей нравились его обитатели – помимо змеиного лорда, ей на глаза попадался только Люциус, осунувшийся и заметно побледневший со времен, когда она имела неудовольствие быть представленной ему впервые, и томная Нарцисса. Последняя была похожа скорее на призрака – она предпочитала не выказывать никаких признаков жизни в компании Вероники, игнорируя столь яркое и шумное пятно в из безупречно-мрачной гамме жизни. Не менее безжизненными и неинтересными представали и слуги Лорда, то и дело появляющиеся в поместье и запиравшиеся со своим хозяином для каких-то докладов. На собрания цыганку не пускали, и обзавестись страшной татуировкой на предплечье не предлагали – и девушка часто спрашивала себя, что она тут делает, кроме того, что поедает запеченного барашка или лимонные пирожные.
От мыслей о последних ее живот уныло заурчал, и Вероника положила на него смуглую ладонь. Словно услышав его призывы, человек с крючковатым носом обернулся и протянул ей стакан с темно-фиолетовой жидкостью. Не то, что она ожидала, конечно, но, если верить зельевару, этот напиток обещал увеличить ее силы как минимум в два раза, что могло оказаться полезным при поиске людей из папки перед ней.
Папка с карточками волшебников оказалась перед ней еще неделю назад, и отныне стала главным и единственным ее чтивом. Она содержала несколько категорий, вроде «Орден Феникса», «предатели крови», «магглорожденные» и «в бегах». Ей предлагалось изучить их всех, чтобы знать врага в лицо, но работать предстояло только с последней категорией.
У каждого из этих магов имелась своя история и свои причины для того, чтобы Пожиратели хотели открутить им головы, и довольно скоро Вероника и сама прониклась к ним стойкой неприязнью. Она каждый день пялилась на их колдографии, пытаясь почувствовать, где они находятся, однако поиск на давал никаких результатов. Поэтому, вот уже неделю носатый зельевар натужено трудился в подвале над волшебным зельем.
Вероника опрокинула стакан, почувствовав легкое жжение и довольно приятный ягодный вкус, и поставила тару на стол. Пожиратели уставились на нее пуще прежнего, однако никаких особых изменений в ней не происходило. Цыганка пожала плечами и уже собиралась встать и уйти, как вдруг ее словно ударило током и она вжалась в кресло. По телу распространялось необычайное тепло, приводившее в тонус каждую ее мышцу. Она словно ощутила в теле и в голове совершенную легкость и удивленно посмотрела на зельевара. Он, так и не высовывая из-под капюшона ничего, кроме крючковатого носа, кивнул и аппарировал прочь.
Ничего не поделаешь – придется вернуться к работе. Девушка достала из папки карточки из нужного раздела и принялась по очереди касаться рукой фотографий.
Остин, Бенджамин. Скрывается.
Вероника убирает карточку и возносит ладонь над следующей.
Эйден, Присцилла. Скрывается.
Боул, Дэрил. Скрывается.
Цыганка чувствовала этих людей лучше, чем в обычные дни, когда она еще не принимала это зелье, и все же магическая защита их домов не давала ей понять, где находится тот или иной волшебник. Она перебирала карточки и все эти люди, как и каждый день до этого, тщательно скрывали свое местоположение.
Джанклоу, Розалин.
Погодите-ка. Вероника ярко увидела девушку с фотографии, получающую свой заказ в лавке мадам Примпернель, и резко убрала ладонь. Есть! Защита дала слабину, и это ее шанс. Однако говорить об этом шайке Пожирателей она не собиралась – она хотела поймать Джанклоу и притащить в Менор как особый трофей, а, если она провалит задание, не дать возможность Лорду и его псам ее осмеять. Тяжело вздохнув, цыганка встала со стула, задвинув его и помотала головой.
- Что-то не так. Мне нужно в Косой переулок, думаю, я знаю, какого ингредиента не хватает зелью, чтобы оно стало сильнее. Проводите?
Она обратилась к одному из мужчин, который обычно помогал ей с аппарацией. Сама она была в этом несильна, как и со всей палочковой магией, поэтому использовала его в качестве транспорта. Однако Пожиратель с недоверием посмотрел на нее, покачав головой.
- Тебе нельзя выходить, цыганка. Темный Лорд…
- Будет очень недоволен, если узнает, что его слуга мешает его планам осуществиться, - закончила за него Вероника и уперла руки в бока. Она уже давно на зубок выучила, чем можно шантажировать этих мрачных ребят, и использовала это при каждом удобном случае. Мужчина нервно потоптался на месте и, взяв цыганку за запястье, опустил ее руку с бока. Через несколько мгновений без воздуха и ощутимого пространства, Смитли уже стояла в одном из темных углов Лютного переулка.
- Жди тут, я скоро вернусь, - бросила Вероника и упорхнула из-под стражи еще до того, как мужчина успел оправиться от аппарации. Тем более, Пожирателям не разумно разгуливать по Косому переулку в своих одеждах, и он вряд ли бы погнался за ней.
Чутье вело цыганку, словного охотничьего пса, и вот она, наконец, набрела на заветную Джанклоу, беседующую с кем-то. Цыганка спряталась за одной из колон какого-то здания и наблюдала за разговором женщины с фигурой, которую она разглядеть не могла. Она дождалась, пока фигура взмахнет своей волшебной палочкой, готовясь к аппарации, и принялась действовать.
Ее любимое средство расправы над обидчиками. Девушка провела рукой по воздуху, пальцами обрисовывая силуэт Ролли, и сжала их в кулак. Чувствуя, как сила пульсирует в ее ладони, она услышала, как закричала женщина. О, это всегда работает.
Немного ослабив хватку, Вероника вышла из укрытия.
- Розалин Мередит Джанклоу. Не повезло же тебе со вторым именем, бедняга.
Цыганка ухмыльнулась, снова сжав ладонь и заставляя Ролли снова корчиться от боли. Если заклятие круциатуса способно было ломать кости и вредить органам, то ее магия вызывала лишь воображаемую боль, управляя мозгом жертвы. Вероника подошла чуть ближе, рассматривая лицо женщины.
- Хотела купить себе душистое мыло, чтобы смыть с себя свои деяния? – цыганка достала из-за пояса небольшую тряпичную куклу и потрясла ей перед носом Ролли. Она как раз собиралась сломать той ногу, но услышала шум у себя за спиной.
- О, и оборотень здесь. Можешь убрать свою палочку, фея, она тебе не поможет.

Отредактировано Veronica Smethley (2013-10-22 00:49:58)

Секундное послабление, дающее всего лишь возможность рваным всхлипом выпустить из себя воздух.
Незнакомый голос и собственное имя заставляют Ролли инерционно вскинуть голову вверх, нанизываясь как на иглу на колкий взгляд и едкие восклицания. Однако, несмотря на очевидный вопросительный тон, в диалоге ведьма явно не заинтересована и новой порцией пытки не оставляет Джанклоу иных вариантов, кроме как безотказно принять её предложение. Неоспоримым подтверждением служит грудной стон, хриплый звук истерзанных голосовых связок, не способный сложиться даже в незамысловатое, но весомое «Чтоо?».
До настоящего момента Ролли была уверена, что всё её требующие каятельного омовения «деяния» направлены исключительно на одного человека, которому даже в самом остром приступе гнева не придёт в голову сводить счёты таким извращённым способом. Отнюдь не потому, что сэр Фердинанд Мортимер Джанклоу страдает полным отсутствием воображения (хотя это суждение также не подлежит оспариванию), но потому, что даже самый чистопробный злодей не может столь жестоко поступить с такой прекрасной сестрой, образцом сестринского совершенства, экспертом по сердечным родственным связям, альфой и омегой эталонного семейного очага. 
Из самых обтерханных задворок сознания насмешливым бритвенником выплывает мысль, что расплата в виде непреувеличенно красивой, но феерически озлобленной незнакомицы (где-нибудь здесь стоило бы даже употребить эпитет «сногсшибательной» в самом что ни на есть его прямом значении) может явиться Ролли за группу преступных деяний, направленных не то чтобы очень против, но всё же не слишком во благо аврора Фредди и его юного помощника. Но и эта идее отметается Джанклоу, не успев помаячить толком на горизонте событий; не по причине деструктивности и бесперспективности, а исключительно потому, что разбираться с навязчивыми идеями Ролли в данную конкретную минуту не имеет возможности. Есть у неё нечто более докучающее.
Назовём, для примера, это нечто болью. Нечеловеческой болью.
Боль зреет во внутренностях, как яблоко. Боль сверлом проникает в голову, разрывая барабанные перепонки и требуя-требуя-требуя отклика всех органов. Ядом проникая всюду, боль шепчет, что не осталось больше ни кожи, ни плоти, только пульсирующий клубок оголённых нервов, к которому заботливые руки прикладывают наждачную бумагу вместо спасительной перевязки. 
– М-мать, – кажется, весь остальной набор звуков, традиционно именуемый лексиконом, благополучно забыт до лучших времён, в наступлении которых приходится сильно сомневаться. Тщетно собирая себя из мелкой пыли в малое подобие единого целого, рискового и меднолобого, Ролли всеми силами гонит прочь склизкий как ядовитый глизень страх перед новым витком пытки, которую она не способна пережить. – Ты. Сумасшедшая. Какие. Ещё. Деяния?
Она, может, и пытается быть крайне убедительной, но получается только быть крайне размазанной по асфальту и крайне корчащейся в агонии. Выброшенная на неприветливый берег магического переулка безжалостным океаном боли, Ролли почему-то думает не о контрзаклятиях и даже не о том, чтобы хотя бы в качестве моральной поддержки нащупать в кармане и сжать пальцами палочку. Она вообще, чёрт побери, не способна думать, потому что каждая клетка маленького и донельзя глупого (пора признать) мозга Джанклоу превращена в антенну, безостановочно транслирующую окружающему миру сигналы боли.
Говорят, к ней даже можно привыкнуть; боль становится частью существования, стоит лишь взглянуть в её лицо чуть ближе, чем всегда. Возможно, вам даже удастся с ней подружиться, и тогда она будет заглядывать в гости чаще, наматывая на бледные руки километры нервов, складывая по цинковым тазам своё фирменное рагу из ломанных костей и сгустков крови.
Ах, она такая милашка, миледи Боль.
Но у Ролли никогда не получалось хорошо ладить с самодостаточными и доминантными девочками. И с этой совсем не хочется дружить. Ей вообще ничего не хочется. Слепнущая от паники, глохнущая от толчков сердечной мышцы в ушах, съёжившаяся в комок, Джанклоу – совершенно бесполезное существо, приговорённое, словно сифилисный попрошайка на узкой ярмарочной улочке, блокирующий перемещение пешеходов между лотками.
И так несоизмеримо вовремя в расфокусированном поле зрения появляются тёмные подолы одинаковы мантий и разномастная кожа ботинок – Ролли не может точно сказать, плоды ли это обглоданного болью воображения, или действительно в переулке появляются люди. А совсем рядом, совершенно не опасаясь людей, неловко запрыгивает на ступеньку уличный кот, похожий старую батарею – такой же ребристый и облезлый. Левое его ухо порвано в кошачьих боях, на правую лапу кот прихрамывает и выглядит до невозможного жалко. Ролли, глядя на кота, сразу вспоминает о Дорис Миллс, о женщине, размахивая развороченным телом которой вместо стяга, в жизнь Джанклоу вошла лиходейка-война.
Хотя, конечно, какая ещё война, обычная травля. 
Внезапно становится спокойно и очень холодно, будто снова декабрь, а с утра Ферд вовсе не отодрал от календаря продравший глаза май.

Отредактировано Rolly Janklow (2013-11-21 18:36:15)

Роберт был на вызове, потому и взвинчен до предела. Путешествия через камин (который ещё и закрыт оказался, поэтому пришлось ломиться и терять драгоценные минуты) вообще за последнее время порядком осточертели, потому что вызывать бригаду целителей на дом стало любимым делом всего населения магической Британии: добираться до Мунго, когда не уверен, что стоит вообще выходить из дома, в девяносто восьмом было немодно. Вообще Роберт предпочитал автомобиль — но на такие расстояния пришлось бы потратить слишком много времени. А не успеть было пострашнее любого злодея в маске.
Когда они закончили работу с пожилой леди, неправильно применившей заклинание и помимо физических увечий разнесшей ещё и половину своей квартирки, Роберт бросил взгляд на часы — смена закончилась ещё часа полтора назад, когда его поймали уже буквально на выходе из здания и попросили кого-то подменить. Работы в Мунго было настолько много, что целителям приходилось разрываться: да и, к тому же, подключать к уходу за больными привет-ведьм, которых частенько теперь можно было не застать за стойками внизу. Те, хотя бы, насмотревшись на целительскую работу с изнанки, хорошо понимали, что и как им предстоит делать в отличие от родственников больных, скакавших вокруг да около с видом, точно их кровиночку сейчас всенепременно загубят без их участия. Роберт вздохнул. Кровиночки вроде их сегодняшней пациентки неплохо справлялись и сами.
Он попрощался с коллегами и вышел на улицу. Решил, что пройдётся пешком до «Трёх Мётел» и попросит у Энди открыть ему камин. Может, немного выпьет — работа выматывала катастрофически. Поэтому он просто брёл по знакомым со школьных лет хогсмидовским улочкам, на всякий случай держа палочку поближе, в рукаве — и иногда касаясь её пальцами. Так становилось немного спокойнее.
Улицы были пусты, как и полагалось в это время суток, в это время года, в это военное время. Ну, почти.
Он свернул из длинного переулка, который вёл от дома пациентки, в другой, к магазинчикам (кажется, там продавали мётлы и ещё какую-то омолаживающую ерунду, которая каждый раз вызывала в Роберте желание саркастически хмыкнуть — ну, женщины, что с них взять), и оказался в эпицентре событий.
Как всегда, впрочем. Молодец, Роберт. Маггл-самоубийца, Энди Клаттербак и теперь ещё и это. На задворках сознания торжественно откупорил бутылку огневиски Айзек и радостно сообщил, что сейчас опять полезут комплексы. Ну и, конечно же, оказался прав. Эта воображаемая зараза обладала исключительно сверчковым умением давить на самые больные точки в самый неподходящий момент. «Иди, спасай, спасатель».
И Роберт пошёл.
Он усадил женщину на землю — она была явно не в состоянии шевелиться сама. Палочка мгновенно скользнула в руку, и он, быстрым движением проверив пульс и удостоверившись, что время пока есть («Тшш, сейчас. Эй. Говорить можешь? Не можешь, понял» скороговоркой), огляделся. На него смотрела молодая женщина, опустившаяся у тела (трупа?) мужчины, но Роберт не мог разглядеть его лица в полутьме, потому даже пытаться не стал, хотя ему было бы проще, знай он, что это не какой-нибудь мировой супергерой, борющийся за добро и справедливость — и в таком неприглядном виде, да перед дамами. Видимо, в полном сознании из всех присутствующих находилась только одна женщина, от которой волнами веяло угрозой, — и к ней Роберт обратился, не имея никаких других альтернатив.
— Что происходит?
На ней не было маски, а Роберт слышал, что именно так отличают себя Пожиратели Смерти, но сейчас что-то подсказывало ему, что в одном переулке с двумя пострадавшими (потенциально — трупами) она находилась не из чистого желания помогать униженным и обездоленным. «Жена, может?». Заботливая женушка. А вторая тогда почему хрипит рядышком? Любовница? Сцена ревности? Бытовой скандал? Или он, Роберт, только что стал свидетелем преднамеренного почти-убийства, и можно уже записывать это в копилочку личных достижений и отмечать галочкой в списке «must see»? Холмсовская логика зашла в тупик и, отчаянно почувствовав себя доктором Ватсоном, Роберт решил не играть с судьбой и палочку на всякий случай навёл на единственного, кто мог сейчас на него напасть.
А сзади всё время чудились чьи-то шаги, что смелости не прибавляло даже не боящемуся почти-ничего магглорожденному целителю. Которых, в теории, немного учили за себя вступаться товарищи, что постарше — кто его знает, с чем работать придётся. Он выдохнул и попытался казаться увереннее.   
— Бригада целителей уже на подходе, не волнуйтесь, — мягко заговорил он. Заученные фразы, выжженные на черепушке каждого целителя под заголовком «в любой непонятной ситуации», лились привычно и, главное, уверенно. — Аврорат прибудет следом, долго их ждать не придётся.
Аврорат никогда не приходит вовремя, даже если им сообщить о проблеме, а сейчас и подавно — вот и всё, что выучил Роберт, за время своей работы в Мунго.

Вероника резко оборачивается на шорох, раздавшийся позади нее. Эта операция шла слишком успешно – цыганка сумела и Джанклоу подхватить, и оборотня обезвредить – ну самый, что ни есть, повод для гордости. Теперь Его Темнейшество со всей своей извращенной радостью мог повесить над столом в Малфой-Менноре не ее окровавленный труп, а колдографию девушки с надписью «лучший работник месяца». Она не принадлежала к кругу лиц, посвященных в тайны операций Пожирателей Смерти, однако приступ ярости, повлекший за собой несколько Круцио за провал в прошлом деле, ей вспоминался до сих пор. Цыганка часто жалела о том, что вообще ввязалась во все эти дела с Темным Лордом и его верными церберами, но, как говорится, слово – не гиппогриф. Ступив на эту тропинку однажды, она уже не видела возможности дать обратный ход или сбежать по-тихому. В кругу приближенных к Лорду поговаривали, что бывших Пожирателей Смерти не бывает. И это происходило потому, что каждый, кто служил этому страшному человеку, был верен ему до самой смерти – не естественной, так умело вызванной вспышкой зеленого света из его волшебной палочки.
Вероника часто думала о том, есть ли у нее шанс точно так же, как сейчас держала она под своим контролем Розалин Джанклоу, подчинить себе Того-кого-страшно-упоминать, и помогут ли ей добить его верные сторонники, увидев, что волшебник дал слабину. Однако когда она вскользь интересовалась у Долохова, что представляет из себя его хозяин, подобные надежды все чаще оставляли ее. По словам мужчины, этот змееподобный тип был едва ли не порождением самого зла, и от того обладал ни с чем не сравнимым могуществом, которое не сокрушить ни ей, ни целому табору практикующих цыган.
Сотню раз пожалев о том, что она вообще вышла сегодня из серого и скучного поместья Малфоев, цыганка выпрямилась и вгляделась в темноту вечернего переулка. На арену вышел новый боец, появления которого она никак не могла ожидать. Хотя, чему было удивляться – Косой переулок всегда кишел всякими странными личностями, которые рады составить тебе компанию даже против твоего желания. Тем более, крики этой Джанклоу, должно быть, привлекли к себе излишне много внимания. Вероника нахмурилась и уже собиралась прощебетать что-то милое «все в порядке, мы сами разберемся», но тут ее жертва подала голос. Кто просил тебя открывать рот, дура? – закатила глаза девушка, и порылась в карманах на предмет собственной волшебной палочки.
- Пусть только попробуют сюда сунуться, красавчик, - прошипела она, для устрашения наставляя бесполезный кусок дерева на волшебника и сверкая глазами. Цыганка старалась держаться максимально бесстрашно, однако ее колени неловко подрагивали под юбками и мантией. Устранение оборотня отняло у нее порядочно сил, а контролировать и Ролли, и этого типа в мунговской мантии одновременно она бы не смогла. Гордо выпрямившись, она стала медленно приближаться к нему, нацелив на него волшебную палочку и вскинув голову, - советую тебе убираться, если не хочешь проблем.
На какую-то долю секунды уверенный голос Смитли дрогнул, и она едва заметно мотнула головой. Ее блеф казался все менее убедительным, и девушка изо всех сил старалась сообразить, как ей выпутаться из неожиданной трудности. В прямом смысле загнанная в тупик, она перебирала в голове сотню вариантов того, как ей обезвредить паренька и смотаться с Джанклоу, и единственное рациональное решение, приходившее ей в голову, казалось ей унизительным. Представив, как ее транспортный Пожиратель будет насмехаться над беспомощной цыганкой, она в гневе сжала кулаки и в очередной раз пожалела о том, что вообще однажды вышла из Дырявого котла в поисках приключений. Наконец, закончив с самоистязанием, она пустила в воздух сноп фиолетовых искр – благо, на это умения у нее хватало. Такой знак посоветовал ей подавать Треверс, часто сопровождавший ее, для обозначения, что она попала в беду. А покорпела бы над книгами чуть подольше, авось, научилась бы оглушать противника и была бы уже дома, попивая вечерний чай.
Ожидая, пока ее провожатый доберется до нее и поможет разрулить этот небольшой конфликт, Вероника продолжила свою неумелую игру. Она вновь сосредоточилась на Джанклоу, внушая ей очередной приступ боли, в надежде на то, что во время этого она прикусит свой длинный язык. Поняв, что все внимание неожиданного колдомедика обращено к ней, Смитли смущенно улыбнулась и похлопала волшебной палочкой по ладони.
- Ну, что за глупости? – елейным голосом спросила цыганка, качая головой и переводя взгляд на мужчину, - Вы не обращайте внимания. Женские разборки. Увела у меня парня, напоив Амортенцией, все такое. Мы сами разберемся.
Она постаралась придать своему виду максимум невинности и беззаботности, однако поняла, что случайный свидетель их сцены едва ли поверил хотя бы одному ее слову. Улыбка быстро сползла с ее лица, и она тяжело выдохнула и опустила плечи, словно раскаиваясь в собственной лжи.
- Ладно-ладно, поймали. Я так понимаю, разойтись по-хорошему у нас не получится, а мы уже слегка опаздываем, поэтому…
Вероника все еще крутила в пальцах волшебную палочку и на удачу решила послать в спасителя обезоруживающее заклятье. Однако оно сработало ровно настолько, чтобы послать в него вспышку алого цвета и отбросить саму цыганку назад. Она лежала на спине, потирая голову, и с трудом заставила себя вновь подняться на ноги. Надо будет попросить кого-нибудь потренировать ее в этой палочковой магии, а то такими темпами она не сможет даже школьника обезоружить.
Засунув бесполезный инструмент за пояс, цыганка метнула быстрый взгляд в сторону Джанклоу, которая еще не успела толком прийти в себя, и постаралась сосредоточиться на фигуре мужчины, обводя его силуэт руками, как несколько минут делала с той женщиной. Однако за ее спиной послышался шорох и звук, будто кто-то аплодировал ей. Она мигом отвлеклась, облегченно вздыхая и надеясь увидеть там своего сопровождающего. Однако из темноты на нее смотрел очнувшийся и уже стоящий на ногах Люпин, отряхивающий запачканные ладони.
Трое против одного? К такому меня не готовили. Где ты, чертов помощник в серебряной маске?

Чувствовал себя Ремус так же, как и выглядел — как вернувшийся с того света. Нельзя сказать, что он совсем не помнил, как оказался лежащим на мощёном тротуаре Косого переулка с каким-то пузырьком в руках и очень странно изогнутыми ногами. Спустя несколько секунд, впрочем, Люпин обнаружил, что эти ноги ещё и нестерпимо болят. Ну, как нестерпимо: в полнолуние бывало и похлеще. Впрочем, нельзя сказать, что оборотня это воодушевляла — выругался он хоть и неразборчиво, но довольно громко, чтобы обратить на себя внимание цыганки и нового действующего лица, по-видимому, тщательно пытавшегося внести в ситуацию некоторую ясность и заодно помочь Ролли — это, несомненно, возвысило его в глазах Ремуса, с трудом поднявшегося на ноги, держась за стену. Содержимое пузырька, в котором звериное чутьё признало нечто вроде костероста, уже находилось у мужчины в желудке и искать через него путь к сердцу не собиралось.
Он даже оценил бы выпад Смитли на тему Амортенции, если бы не был так поглощён собственным бессознанием. К нему медленно возвращались воспоминания о том, что произошло за последние полчаса. Они с Дорой возвращались домой. Дора, что с ней? - Люпин почти как параноик с тяжёлой формой манией преследования начал вертеть головой, пытаясь обнаружить какой-нибудь, желательно живой, признак своей жены. Правда, через полминуты до него дошло, что Тонкс уже наверняка избавляет их квартиру от лишних вещей, вдохновенно и совершенно случайно ломая и раскалывая их о стены или даже о себя саму. В общем, о происходящем здесь его супруга даже не догадывалась, каким бы странным в глазах Люпина это ни было.
Правда, тут была Джанклоу, и взгляд на неё окончательно привёл мужчину в чувство. Он вспомнил о маленькой зачарованной кукле, которая неожиданно возникла в руках у цыганки и была странной копией Ролли настоящей. Осталось понять, что изменилось, пока сознание оборотня было отдельно от его в очередной раз пострадавшего тела. На самом деле, с женой они были одного поля ягода: Тонкс тоже вечно находила углы и стены, щедро раздающие синяки. В случае Ремуса всё было несколько масштабнее, но смысл от этого не менялся. В маггловском мире их обоих обязательно отправили бы в санаторий, а то и ещё подальше, но в магическом мире на такую роскошь рассчитывать не приходилось, даже если бы мистер и миссис Люпин о ней слышали. Хотя, сейчас это точно не имело значения: Ремус предпочёл бы понять, что, собственно, происходит. То есть, Ролли была мастером по части попадания в... интересные ситуации, но только что они с Люпином вовсе не собирались никуда влипать.
-Что здесь... - Рем оглядывал присутствующих и особенного — нового героя этого импровизированного и ни разу не отрепетированного действа. В это время последний наконец раскрыл свою личность, представившись врачом. Найдя палочку, Люпин снова направил её на цыганку, которая в одиночку сумела развести такое остросюжетное представление. Только зрителей не хватало.
-Stupefy! - Ремус больше не собирался церемониться с Вероникой, которая категорически не желала прекращать устраивать всяческие безобразия. Рука немного дрожала, но заклинание было направлено, в общем-то, вполне по адресу. Цирк, конечно, либо уехал, либо ещё не подоспел, но это не давало права клоунам на уличные беспорядки.

Отредактировано Remus Lupin (2013-12-02 21:41:51)

Вероника внимательно вглядывалась в темноту – спасительную, как ей казалось, темноту. В детстве цыганка страшно боялась это гнетущей, полной монстров, готовых вот-вот броситься на тебя, темноты, как и все дети. Она сворачивалась калачиком на кровати, подтыкая под тебя одеяло со всех сторон и накрываясь им с  головой, надеясь на то, что этот защитный экран не подпустит к ней ни единого чудовища, затаившегося в недрах ее черной ночной комнаты. Как и многие, она предпочитала спать с ночником, при свечах, старательно расставляя источники света по всем углам, чтобы ни один дюйм не оставался не освещенным. Какая глупость для того, кто обладает такой потенциальной силой.
Мать часто обнимала ее, и говорила, что мы страшимся не темноты, но той неизвестности, которую она в себе несет. Монстры и чудовища живут вовсе не в нашей комнате, а в самых потайных углах нашего подсознания. Если справиться с ними в своей голове, всякая темнота перестает хранить в себе это сковывающее чувство страха.
Цыганка хорошо усвоила это, и ее испуг довольно скоро трансформировался в скептичное понимание собственной глупости. Сейчас же поверить в то, что когда-то она боялась мрака, она уже не могла. Напротив, девушка вглядывалась в него с некой маниакальностью, будто кто-то, кто может явиться из него, мигом избавит ее ото всех существующих проблем. Практически умоляя о поддержке, цыганка потерла глаза, и в этот же момент получила мощнейший удар в грудь, сбивший ее с ног.
В глазах сразу потемнело, а из легких будто на миг вышел весь воздух. Она судорожно хватала ртом, пытаясь вздохнуть, но каждая ее попытка отзывалась лишь колющей болью в груди. Затылок, принявший на себя уже второй удар за последние пару минут, гудел и боль, сопровождающая этот гул, постепенно унималась, соприкасаясь с чем-то холодным и влажным. Едва собрав остатки сил, Вероника подняла ставшую свинцовой руку, и провела по волосам, ощутив на ладони какую-то жидкость. Поднеся ее к лицу, девушка с шумом вздохнула – кровь.
Этот Лорд обязан выплатить ей моральную компенсацию за такие потери.
Закашлявшись, Смитли перевернулась на живот и сплюнула на землю очередную порцию крови. Должно быть, от соприкосновения с мощеным камнем, ее легкие тоже повредились. Второго удара слабое женское тело выдержать уже не смогло. Девушка с ненавистью посмотрела в сторону Люпина, предпринимая попытку встать. Своими руками она вложила ему в ладонь оружие против себя. Наивная, глупая цыганка! Долохов столько раз твердил ей о том, что она должна стать тверже и жестче, особенно по отношению к своим врагам.
Другое дело, что все эти люди не были ее врагами. Они были лишь причиной, средством достижения цели. Вероника грезила желанием доказать Лорду собственную силу, чтобы тот, наконец, оставил ее в покое и отпустил. А если она провалит свое задание, он убьет ее, не раздумывая. Надменная девка, чья чистота крови была вопиюще осквернительна для всего сообщества Пожирателей смерти, давно мозолила ему глаза, и он только и ждал повода выпереть ее из Малфой-Меннора.
Конечности не слушались обессиленную цыганку, и та, чувствуя прохладу брусчатки, прикрывала глаза и отчаянно надеялась на то, что, может быть, в пылу битвы, кто-нибудь из этих людей прикончит ее. Какая разница, от чьей руки ей умереть. Шансы на победу стремились к нулю, и теперь уже ничто не спасет ее. Однако мысль о том, сколько всего еще она не успела сделать, мгновенно отрезвила цыганку. Перед глазами проплыл Том, рыдающий над ее бездыханным телом – нет, оставить его одного она просто не имела право. Вспышкой в сознании возник Энди, ее Энди, которому она причинила нестерпимую боль и которого оставила безо всяких извинений. Она просто не могла покинуть его в очередной раз, вот так, плюнув в лицо его попыткам спасти ее. Вихрем едва лишь представляемых картин возникали перед взором неизведанные страны, неизученные заклятья, и девушка хрипло дышала, сжимая кулаки от досады. Во что бы то ни стало, она не должна была позволять себе даже думать о смерти.
Тяжело вздохнув, Вероника приподнялась на руках и увидела, как на нее нацеливает свою волшебную палочку эта Джанклоу. Должно быть, пока она изображала труп, ее власть над ведьмой окончательно спала и та набралась храбрости и сил, чтобы отомстить обидчице. Собрав все оставшиеся силы, Смитли вознамерилась увернуться от заклятия, однако, к ее удивлению, веревки, вырвавшиеся из палочки женщины скользнули мимо нее и связали ничего не ожидавшего оборотня. От удивления, цыганка мигом вскочила на ноги и во все глаза уставилась на Розалин. В чем дело?
Ответом ей стала вспышка зеленого света, просвистевшая прямо над ее плечом и ударившаяся в стену за лекарем и ее жертвой. Вероника не успела толком сообразить, что происходит, как новая вспышка вырвалась откуда-то за ее спиной.
Женщина резко развернулась и, увидев человека в серебряной маске, возликовала. Подмога как раз вовремя. Растягивая губы в счастливой улыбке, она уже кинулась к нему, однако мужчина схватил ее за шиворот мантии и грубо отчитал:
- Какого дементора ты яшкаешься с этими, - он кивнул в сторону Джанклоу и целителя, а потом перевел взгляд на связанного Люпина, - когда тут есть он! Это ты его связала?
Изумленная Вероника хлопала ресницами, ничего не понимая. При чем тут оборотень? Ну, то есть, он, вроде как водит дружбу с Поттером и Дамблдором, но… Осознание собственной глупости настигло ее, словно тяжелый камень, стукнувшийся о темечко. Они ведь наверняка затащили его в этот проклятый Мундир Феникса. Или Орден? Как его там? Отсутствие интереса к деятельности Пожирателей, а, следовательно, и осведомленности в очередной раз сыграло с ней плохую шутку. Выходит, если этот мужчина и впрямь входит в шайку Дамблдора, то она попросту зря теряла время, мучая Джанклоу и выращивая ему кости собственными запасами?
Разозлившись на саму себя, Вероника сжала губы и кивнула Пожирателю. Тот одобрительно кивнул в ответ и отпихнул ее в сторону связанного Люпина.
- Чего стоишь? Хватай его, и уносим ноги. Не время валяться на земле, беспомощная ты… - он все еще сокрушался из-за того, что ему приходится возиться с цыганкой, которая владеет волшебной палочкой едва ли не на уровне сквиба, и сыпал смертоносными заклятиями, когда та двинула ему локтем по затылку, уже вернувшись с оборотнем, которого она с трудом приволокла.
- Я тебе покажу, какая я беспомощная. Уходим, - крикнула ему Смитли и схватилась за его руку выше локтя, готовая к парной аппарации. Кинув последний взгляд на защищавшихся, Вероника растянула губы в насмешке и послала женщине воздушный поцелуй.
- Еще увидимся, Джанклоу, - сказала она, прежде чем исчезнуть, прихватив с собой неизвестного Пожирателя и Ремуса Люпина.