1997 год, узкие предрождественские улочки в дебрях маггловского Лондона, облепленные витринами магазинов.
Ролли Джанклоу и Джесси Тёрнер в качестве главных действующих лиц.
Очень трогательная история, почти такая же, как про Хатико, только ни один Хатико не пострадал. И вообще никто толком не пострадал, просто все получили, чего хотели, но и заплатили за это столько, сколько требовалось. Это всё дух Рождества.
samaritan
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться12013-09-27 08:16:57
Поделиться22013-10-01 15:41:05
– Похоже, ты наступила на ягодку остролиста, милочка!
Ролли нехотя разворачивается и ищет глазами человека, возжелавшего открыть первому встречному свою участливую натуру; обнаружив позади себя сухонькую старушку, которая сощурившись, испытующе смотрит на неё, Ролли с грандиозным по своему масштабу удивлением вскидывает брови так, что те уходят за линию горизонта.
– Да ла-а-адно?
Страна потеряла в её лице талантливую актрису. Ещё, к слову, первую британскую женщину-космонавта, химика-ядерщика и пару маггловских сиклей, которые пять минут назад проглотил и не вернул автомат с полосатыми лакричными леденцами. Ну что ж тут поделаешь, повезло.
Ради приличия Ролли бросает беглый взгляд себе под ноги и чертыхается, сочно и образно: носок дорогого бежевого ботинка покрыт красноватыми разводами. Порывшись в сумке, Джанклоу извлекает на свет собачий ошейник (вечные последствия быстрого наведения порядка в квартире при внезапном стуке соседок в дверь), четыре литиевые батарейки в яркой коробке с распродажи (прекрасный рождественский подарок для Ферда в тот момент, когда пульт от телевизора перестал работать), две упаковки шоколадных конфет (в лавке на соседней улице была дегустация, и они оказались непростительно вкусными), связку ключей (по одному «сувениру» на каждое прошлое временное обиталище), штопор (не спрашивайте) и – наконец – салфетки. Скорбно приседая в загодя обречённой на провал попытке очистить сок падубовых плодов с обуви, Ролли теперь уже мысленно ропщет на проклятущее Рождество и тех, кто повсюду развешивает венки с ягодами этого не менее проклятущего растения. За сегодняшнюю короткую прогулку Ролли насчитала около сорок таких на каждой второй входной двери, на каждом третьем фонарном столбе.
– Плохая примета, милочка. К лиху.
Ролли поднимает голову, поправляя сползший с плеча хвост широкого шарфа, и снова уточняет голосом, сдобренным чистейшим издевательским недоумением.
– Да ла-а-адно?
Дружелюбное лицо пожилой дамы напоминает печёное яблоко, но Ролли не испытывает трепета и умиления, потому что чувствует себя рождественским гусем, которого какая-то радетельная домохозяйка остервенело шпигует этими самыми яблоками. Джанклоу оставляет своё бесполезное занятие и протестующее стонет.
Если этой женщине вздумалось поиграть в Кассандру, пророчицу гибели Трои, то Ролли с радостью ей подыграет и не станет слушать, как того требуют мифологические отсылки. Она бросает полный страдания взгляд на наручные часы, отобранные года два назад у брата, и по-вороньи подскакивает. Она действительно опаздывает, безбожно опаздывает – о Мерлин, сегодня опоздания непростительны!
– А ты боишься скорпионов, милочка?
Все составляющие лица Ролли складываются в немое «Чёёё?», но она не оглядывается, лишь прибавляет шагу, перебегая узкую улочку, на которой с трудом разминулись бы и два мопеда, но какой-то умник прекрасно уместил свой автомобиль. За спиной остаётся неработающий фонарь и раздавленная гроздь остролиста.
Слева колоритно хлопнуло – в нескольких шагах от Ролли, в дверях какого маггловского аналога «Зонко» закончилась неожиданным финалом драка за последнего петардного снеговика на предрождественской распродаже. Высокая женщина в лёгком не по погоде пальто принимается вычитывать старшему сыну за то, что тот не уступил младшему модный фейерверк. Судя по взглядам ребёнка, нравоучения не идут на пользу, а скорее через время приведут к новой драке, куда более разрушительной.
Ролли зябко ёжится и прячет нос в шарф. За спиной хлопает дверь; едва не столкнув Джанклоу со ступенек, парочка ярко раскрашенных девиц пылко обсуждают на ходу прошедшее событие. Ролли искренне надеется, что её имя не всплывёт ни в одном из предложений их дискуссии. Возможно, впервые в жизни Розалине Джанклоу отчаянно не хочется стать предметом обсуждений. Если бы Ролли не была так расстроена, непременно вспомнила бы давешнюю старушку с её обещаниями неудач, поверила бы в карму, сходила бы на ближайший блошиный рынок за кроличьей лапкой, с завтрашнего дня начала бы переступать порог только с правой ноги и, может, избавилась от нескольких вредных привычек для очищения ауры. Но она сейчас может думать только о том, как бестолково оконфузилась, превратив самое важное событие месяца в самый страшный кошмар года.
В книжную лавку Ролли вваливается через десять минут после начала презентации нового романа невероятно популярного среди женской части населения маггловского автора. То есть, конечно, не вваливается, а царственно вплывает, озаряя довольно мрачное, несмотря на торжество, помещеньице собой в праздничной помаде и шапке с большим помпоном в тон. Самое хорошее освещение оказывается непосредственно у двери, и она бы постояла там подольше, ловя на себе восторженные взгляды, но складывает два и два на завалявшемся в сумке калькуляторе, и понимает, что, во-первых, для демонстрации тщательно отрепетированной позы сильно припозднилась, а, во-вторых, здесь столько злобных ведьм всех возрастов и конфессий, что тут не на восторженные взгляды надеяться, а как бородавками не покрыться из-за массового сглаза.
Нет, не подумайте, Ролли совсем не ханжа, она даже не против была вступить в официальный фан-клуб, но представители фанатской общественности испугались конкуренции и принимать шикарную женщину в свои ряды отказались.
Поэтому эффектную позу Ролли приберегла до того момента, когда человеческая многоножка очереди перед ней рассосётся и явит лик Автора с большой буквы для трогательного пожимания рук, пламенной речи и автографа на форзаце иии, возможно, какой-нибудь части тела, если одной только эффектной позы не хватит.
Ролли – большой специалист по феериям, но сегодня что-то явно идёт не так, начиная с тех самых раздавленных ягод падуба, и феерия превращается в фарс, когда Ролли сначала сваливает стопку свеженапечатанных книг в попытке вильнуть отсутствием крутого бедра, и заканчивается глубоким кризисом словарного запаса, который своим косноязычием ничем не уступает слогу Автора.
Ролли углубляется в дрожащую длань горящим челом, медленно и обречённо спускаясь по ступенькам лавки. По левую сторону от неё злорадно похлопывает на ветру отклеившимся углом плакат с изображением Автора, тычущего пальцем в обложку своего нового детища. На её взгляд звёздное небо, розы, конь, ещё розы и юноша, отвечающий на девяносто девять целых девяносто девять сотых образу победителя конкурса «Мистер тестостерон (подставить любой год)» - явный перебор, но чего не стерпишь ради любимого автора.
Джанклоу осатанело пихает свой экземпляр в и без того набитую сумку и в нерешительности замирает у витрины кофейни, решая, что лучше – напиться двойным карамельным мокко с морской солью здесь и сейчас, или вернуться в дом и заесть горе рождественским пудингом раньше положенного срока.
Отредактировано Rolly Janklow (2013-10-01 15:42:06)
Поделиться32013-11-24 13:33:54
Рождество — пора суматошная. На густо забитых добропорядочными гражданами улицах мелких мошенников — что изюмин в кексе.
На Рождество происходят чудеса, это все знают.
Даже самый нерасторопный щипач в нынешний день может разжиться парочкой медяков и красивой упаковкой с маленьким подарком вроде наручных часов или напоминалки — предмета в сущности бесполезного, но более предпочтительного, чем министерский налет и карцер.
А вот Джесси... Джесси не фартило, как не фартило каждый божий из года в год, и сочельник девяносто седьмого исключением не стал. Тёрнер ошивался на улицах чуть ли не с самого рассвета и всё, что получил за много часов прозябания — множественные толчки локтями и обтоптанные ноги. Мало приятного.
Он замерз, тонкая куртка уже давно не грела, насквозь продутая холодным ветром. Натянутая по самые брови шапка создавала лишь иллюзию сохранности ушных отверстий, да и то слабенькую. Митенки также тепла не приносили, даже если руки были засунуты в карманы приснопамятной тонкой куртки. Тёрнер старался не стоять на месте, но снежные завалы и узкие тропки, по которым передвигаться можно было разве что гуськом, значительно ограничивали его возможности.
Джесси пнул сугроб. Нога по лодыжку увязла в снеге, и ботинок не промок только лишь чудом. Рождество, мать его.
– С-сука! – свирепо поведал Джесси сугробу, топая ногой о мостовую, чтобы стрясти снег.
– Молодой человек! – послышалось укоризненное за спиной.
Джесси обернулся. Полная волшебница средних лет с пятилеткой за руку, которой он преградил дорогу, неодобрительно покачала головой. Джесси покраснел.
– Прости, пацан, – обратился он к закутанному в шарф по глазищи мальчишке, – За плохие слова язык отсохнет, ага.
– Шовшем-шовшем? – глаза мальчонки округлились, что твои сикли, и он стянул шарф с лица, чтобы получше разглядеть взрослого дядю. Взрослый дядя авторитетно кивнул с высоты многомудрых двадцати-с-хвостиком.
– А то! Так что ты не ругайся, малец, лады?
Паренёк боязливо шмыгнул носом и, пока женщина возвращала ему броню из шарфа, заулыбался щербатым ртом:
– Щаштливого Рождештва! – и сунул Джесси в руку разноцветный и даже не надкусанный, а целый и очень красивый леденец, извлечённый специально по такому случаю откуда-то из-под наслоений шерстяных свитеров и толстых курток.
Тёрнер малость смутился. Ему подарить мальчонке было нечего.
– И тебе, пацан.
Волшебница деловито отодвинула Джесси с тротуара, наградив тычком острого локтя под рёбра, и утащила дитё. Джесси сунул леденец в карман, поднёс замерзшие ладони к лицу, часто-часто подышал на них и потёр, согревая.
Лучше бы он вообще из дому не выходил.
Прямо сейчас его обуревало желание напиться чем-нибудь горячим и не обязательно безалкогольным, поесть жареной картошки с рыбой в маленькой дешевой забегаловке на первом этаже дома, в котором он снимал квартиру, и завалиться спать. Какой смысл в Рождестве, если его и провести-то не с кем? Лучше озаботиться тем, как расплачиваться за квартиру, когда от наличных осталось всего ничего. Раньше Джесси в такой ситуации шёл занимать денег у приятелей, но невозвращенные долги лишили его приятелей и снабдили недружелюбными типами, рвущимися начистить ему морду при встрече. Ему везло, что они не рыскали по Лондону в его поисках, иначе пришлось бы туго, а жизнь и без того не слишком-то баловала.
Ещё раз оглядевшись и убедив себя в том, что ловить на улицах в Рождество ему нечего, Тёрнер мрачно насупился, сунул руки в карманы, разом ссутулившись, и побрёл к дому. Нащупав леденец, он хмыкнул. Вот же забавный пацан. Но мамаша — стерва.
Мимо него сновали люди. Каким-то мистическим образом суетливые маглы умудрялись огибать неогибаемое, обходить необходимое и прокладывать тропки там, куда подступиться можно было лишь на здоровенной машине — снегоочистителе, что ли. Джесси как-то раз видел такую, и восторженно проторчал возле неё не меньше десяти минут под недоуменными взглядами рабочих. Джесси много времени проводил в мире маглов, но их техника всегда вызывала в нём восхищение. Магия плоха тем, что ей нет никакого объяснения. Ну, машешь ты этой палкой, тараторишь тарабарщину и случается всякое — слова и взмахи, невелика наука. А вот попробуй, сообрази, как так устроить, чтобы лопасти загребали снег, он проходил через всю эту механическую хренотень, а потом высыпался через жестяную трубу в кузов грузовика!
В нос ударил запах кофе. Тёрнер поднял голову, взгляд скользнул по вывеске и картонкам в витрине, обещавшим «Горячее латте всего за…! Рождественские скидки!». Суммы на картонках не показались Джесси скидочными. Да и какой идиот начал бы под самый благостный для торговли день снижать цены? Вот хватает же кому-то ума тратить такие деньжищи ради подслащённой коричневой бурды! Но кофейня, по ходу, такие мысли только у него и вызывала. Перед витриной, разве что не разинув рот, стояла высокая красивая девица в шапке с помпоном.
«Видать, бабло лишнее есть», – весьма профессионально подметил Джесси. Профессионализм в нём забурлил и заколотил ключом. Одинокая девчонка при деньгах была если не подарком судьбы, то самым изощрённым способом над ним поглумиться, а Тёрнер, невзирая на разные неприятности, считал, что однажды ему повезёт. Ну и чо бы этому не случиться под Рождество, а?
У него было две секунды, чтобы решиться.
Джесси сместился правее, будто пропуская кого-то, спешащего за ним:
– Йо, куда прёшь! – и сам сделал пару шагов вперед, заходя девчонке за спину, одновременно с тем запуская руку в оттопыренный карман её плаща и пытаясь уцепиться хоть за какой-нибудь сверток, а в идеале — кошелёк.
Поделиться42014-12-01 23:20:45
Поскольку предыдущий оратор имел неосторожность затронуть (словом и делом) карманы Ролли Джанклоу человека и супницы , готового в любую минуту менять среду, обитания и живущего по принципу «я надену всё лучшее сразу», сюда крайне настойчиво просится лирическое отступление. После чего у всякого желающего пошариться по карманам такой уникальной женщины сложится весьма туманное, но всё же представление всех ужасов, что ожидают его. Ну хотя бы потому что у Ролли есть собака, которую Ролли исправно по очереди с братом выгуливает, и от которой в карманах остаются обслюнявленные игрушки-косточки. Или потому, что только дураки и Ферд носят кошельки в карманах. Настоящим женщинам карманы нужны для того, чтобы носить там ненужные рекламные листовки, впихиваемые тоннами на улицах маггловского Лондона, сухарики на случай войны и Апокалипсиса, и ещё варежки. Самостоятельно – на секундочку – связанные варежки. Фердом. Которые по причине его криворукости Розалина иногда путает с носками самого Фердинанда, так же собственноручно им связанными.
Именно по этой причине руки Ролли сейчас представляют себе весьма скукоженное и начинающее покрываться морозными цыпками зрелище. Холодный и сырой даже для чёртовой Англии ветер так и норовит залезть через рукава под пальто, ледяными щупальцами обвивая всё тело, бьёт в глаза и вообще ведёт себя так, как полагается вести себя фиговине, смысл существования коей заключается в каждодневном абсолютно бестолковом ретифическом фетишизме, и, как следствие, не приносит людям без девиаций ровным счётом никакого удовольствия.
Придётся повториться, но Рождество Ролли бесит. Пасха и День Благодарения, надо признаться, тоже. Единственной вещью в этом мире, заслужившей любовь и трепетное обожание Ролли является процесс поглощения вкусностей. Вот всяких капучинов, для напримера.
Поэтому Джанклоу довольно быстро принимает решение, что для восстановления всех загубленных нервных клеток и достижения полной нирваны ей необходимы и кофе из кофейни, и домашний пудинг. И именно в тот момент, когда она делает первый шаг к достижению своей маленькой скромной мечты, какой-то весьма и весьма нехороший, невоспитанный, СЛЕПОЙ БЕЗМОЗГЛЫЙ ГРОММАМОНТ человек едва не сбивает её с ног. И опять страдают разнесчастные любимые ботинки.
Идиотское Рождество!
– Слышь, олень, сам ты йо! – успевает произнести Ролли до того, как волна ступора накрывает её с головой и даже с помпоном. Сумка с подозрительным, не свойственным обычным сумкам «дзынь» падает Джанклоу на ногу без её ведома.
Литературный шедевр, отказывавший давеча вмещаться в набитый под завязку ридикюль, выпадает, увлекая за собой на притоптанный снег зацепившийся за него штопор. Но Ролли не успевает устыдиться явившего миру оголённый торс обложечного Мистера Тестостерона. Не успевает она и многозначительно, но весьма пуритански покашлять, как делает это обычно, когда люди обнаруживают, что она всюду таскает за собой штопор. Она вообще ничего не успевает, только стоять с открытым ртом, вылупившись на Рождественское, прости Мерлин, Чудо, которое верные эльфы Санта-Клауса разве что в красный бант упаковать забыли, отправив прямиком ей в руки. Впрочем, проблему с красным бантом она и сама может решить, покопавшись в собственных карманах.
Если бы кто-нибудь из вас, милые мои, но ущербные маги, поглощал столько же маггловской литературы, сколько проглатывает долгими скучными вечерами деятельная до дрожи девочка Ролли, мне не пришлось бы рассказывать вам то, что люди, знакомые с именем Чарльза Диккенса, знали ещё в 1843 году. И пока вы лихорадочно вспоминаете, какая из ваших именитых прабабушек ровно сто пятьдесят четыре года назад совершила глупость, выскочив замуж за вашего нечистокровного прадедушку, Розалина Джанклоу – здесь и сейчас, практически впервые на арене – тоже совершает глупость. Распахивает дружественные объятия Духу Рождества. Исходя из возраста, подсказку о котором даёт Ролли встроенный в любую женщину глазомер и летосчёт, Духу Нынешнего Рождества. Нет, вы видели вообще эти ЧЕСТНЕЙШИЕ глаза? Если видели, то какие могут быть сомнения. Чудеса случаются. Может быть, раз в году, с кем-то и вовсе раз в жизни, но случаются. А теперь ещё одно действо из серии «только сегодня и только у нас» - абсолютно бесплатный, не чета всем выдуманным маркетологами скидкам, рождественский совет: если вдруг вам посчастливится когда-нибудь столкнуться с чудом, скручивайте его, как учат на курсах самообороны, и уносите поскорее в прохладное труднодоступное место (даже если чудо изначально не предназначалось вам).
Место, в которое своё чудо может унести Ролли однозначно труднодоступное (наконец-то хоть какая-то польза от Аврората с их программой защиты свидетелей) и однозначно прохладное (потому что кое-кто очкастый и ослиноголовый не заплатил за отопление в этом месяце). Это Джанклоу знает точно. А вот на курсы самообороны она не ходила, они неудачно совпадали с приёмными часами Доктора, встречи с которым Ролли, как правильная спутница, никак не могла променять на встречи с каким-то там Фредди Праудфутом, или его ещё более бесполезными сотрудницами. Поэтому способов схватить и унести на хрупких плечах какое бы то ни было тело, не принимая в расчёт тела черепахи Ферда или кота Ферда, Розалина не знает.
Зато, кажется, знает безотказный способ вынуждения тела самостоятельно идти в любое гиблое место, любой опасной дорогой. Она складывает ладошки на груди лодочкой, и со старательностью, тщательно скрываемой обычно на всех душе- и телоспасительных курсах от Министерства, копирует ту сострадательную старушку, под жгучие лучи милосердия которой несколькими часами ранее попала сама.
– Бэмби, хочешь котлетку? Или какао… – Поспешно добавляет Ролли, бросая взгляд на облюбованную уже витринную картинку большого стакана с большой пеной и рождественскими украшениями. – Но лучше котлетку.