В ночных кошмарах Алисия видит совершенно одно и то же: активный бой с темными фигурами в масках, яркие вспышки заклинаний и два падающих мертвых тела. Она тянется к ними руками, чтобы увидеть лица, и замирает с немым криком на губах, глядя в такие мертвые и такие знакомые черты маминого лица. В глубине души, она, должно быть, сейчас больше всего на свете боится однажды познакомиться с бабушкой и дедушкой именно в таких декорациях, стоя на противоположной стороне и стремясь победить их единомышленников. Это терзало, мучило и путало куда больше всего остального, и Алисия только сейчас начинала задумываться над тем, как сильно война разрушила множество семей. Не только буквально, принося смерти, но и внутренне, на тех основах, на которых держатся родственные узы. И здесь, среди остатков семейства Уизли, это ощущалось сильнее всего. Они словно раскололись напополам, разделились на части так грубо и так, кажется, безвозвратно, словно кто-то с размаху ударил молотком по огромному каменному массиву; кусочки разлетелись, какие-то дальше, какие-то остались совсем рядом, но настолько хаотично, что и за несколько лет не получится склеить обратно ту статую, что когда-то была. Лезть в чужие дела было Алисии не по нраву, да и не в ее характере в принципе; вот только то были Уизли - те, кто знаком с детства и пригрелся в душе куда больше остальных. С двумя из них она дружила всю жизнь, шестерых успела застать в гостиной Гриффиндора, будучи и сама его студенткой, с пятью сейчас числилась в рядах Ордена Феникса. Она успела полюбить Молли, такую не похожую на ее собственную мать и вызывающую лишь уважение своим выбором семьи, а не карьеры. Любила разговаривать с Артуром, будучи выросшей среди магглов, и успевшей перенять их быт. Всегда испытывала какое-то трепетное благоговение перед старшими братьями, Биллом и Чарли, а к последнему и вовсе успела испытать что-то иное, незнакомое и сбивающее с ног своей откровенностью и несвоевременностью посреди всей этой войне. Алисия всегда жалела Перси за то, что тот порой оставался непонятым, и так и не смогла полностью обозлиться на него за уход из семьи, чувствуя что-то схожее в их характерах. О близнецах вообще и говорить не стоило, настолько Спиннет привыкла видеть их рядом с собой, настолько трепетно к ним относилась - даже не как к братьям, которых у нее никогда не было, а скорее как к солнцу, которое ты видишь каждое утро и точно знаешь, что так будет всегда. Они просто были, принося самые радужные эмоции; на них всегда можно было рассчитывать и именно их спокойно просишь о помощи, будь то надоедливый слизеринец или отнятая за неуплату квартира.

А ведь еще были двое, к которым почему-то Алисия научилась испытывать то же, что и остальные члены семьи Уизли - родственную любовь и заботу. Наверное из-за тесной дружбы с близнецами, перенимая их манеру чувствовать себя рядом с ней комфортно (ведь для них заснуть на  ее плечах было привычным делом), к Рону и Джинни девушка относилась, как к своим собственным младшим братьям и сестре. Да, за время обучения в школе они не так уж и много общались, едва ли чаще, чем с остальным гриффиндорцами, не введенными в разряд друзей, но еще в Армии Дамблдора все стало как-то более тепло, что ли. Алисии нравилось помогать, если того требовалось, и она всегда готова была помочь, стоило им только обратиться. Особенно Джинни, которая из всех Уизли оказалась более остальных близка ей морально, той силой духа, которой обладают лишь люди, привыкшие и предпочитающие справляться со своими проблемами самостоятельно. В них есть тот стержень, без которого ты попросту не сможешь пережить тяжелые времена, при этом никому не жалуясь и не плачась в жилетку.

Сейчас, когда еще совсем недавно в газетах объявились те жуткие фотографии и статья о смерти Гарри, Рона и Гермионы, Спиннет едва ли могла позволять себе хоть какие-то упаднические мысли. Она была в Ордене, она была близка с семей Уизли, она была на стороне погибших, и все равно не до конца понимала происходящего. Для нее то была потеря военная, нежели личная, пусть и затронувшая ее близких людей. Только эта военная потеря так явно была пропитана одним-единственным словом, что не оставалось внутри никакой надежды и веры, и приходилось собирать всю волю в кулак, чтобы не терять последних сил. Все внутри так сильно кричало - без Гарри Поттера никакой победы уже не будет, война проиграна и вы среди проигравших. Что дальше, когда нет у магического мира мальчика надежды? Что дальше, когда нет тех волшебников, которых так сильно боялся Темный Лорд, и большинство в панике сбежало на другую сторону, чтобы не попасть теперь в ряды жертв? Что дальше, когда есть какая-то организация протестующих, философии которых Алисия так и не смогла понять, как бы не пыталась. Ряды каких-то пацифистов, которые даже не жаждят отмщения, а просто хотят нажать на паузу? Это казалось таким странным и глупым, в представлении Спиннет, напоминающим детские соревнования - "победила дружба". Сделать перерыв на многие столетия, жить бок о бок с тем, кто перебил половину твоих друзей и родственников, а теперь готов выпить с тобой чашечку кофе в ближайшем свежеотреставрированном кафе? Чепуха, глупости. Только вот при всем при этом Алисия четко понимала, что всеми этими людьми движет одно и то же - даже не страх, а просто отсутствие веры. Сейчас, когда Гарри Поттера больше не было, многие готовы были пойти на любой компромисс, лишь бы остаться в живых. А ей вот терять уже было почти нечего, разве что семью Уизли, ставшую за последний год словно ее собственной.

when the day is long and the night, the night is yours alone,
when you're sure you've had enough of this life, well hang on.
don't let yourself go, everybody cries and everybody hurts
sometimes.

За окном гулял холодный ветер, и Алисия инстинктивно натягивала рукава теплого свитера, глядя на темно-серое небо. В этом полу-сумраке было и не разобрать, утро, день или вечер; да и надо ли это было, когда время суток смешивается, а опасность одинаково поджидает тебя, какую бы цифру не показывали часы. Стоя в гостиной Норы, девушка привычно оглядывала все вокруг, лишь бы только не кусать губы и не волноваться: большая часть семейства отправилась по делам, и едва ли четко ответила, во сколько вернется. Маленькие именные ложечки уверенно держались где-то у отметки "смертельная опасность", даже не делая ни малейших колебаний, и только одна сердито указывала на "дом". Там, в своей комнате наверху что-то делает Джинни, и Спиннет меряет шагами гостиную, не решаясь сделать первый шаг. Почему-то все внутри громко кричит о том, что она должна пойти туда и сделать хоть что-нибудь. Хоть какую-то малость, чтобы быть полезной этой семье больше, чем полезны они ей самой. Это вечное чувство долго, стоящее так много в ее жизни, заполняло все внутри и громко кричало. Алисии нравилось думать о том, что в жизни у нее должно быть хоть какое-то предназначение. И последнее время казалось естественным, что смысл его существования и пребывания здесь - не давать людям терять веру. Объединять их, подбадривать и придавать уверенности. И это казалось чертовски глупым и эгоистичным, когда семейство собиралось неполным составом, едва ли открыто глядя друг на друга. Они только что потеряли сына и брата.

Ветер задувает в щели между оконными рамами, и Алисия плетется на кухню, чтобы сделать две чашки какао. Джинни сейчас тяжелее всех, она ведь не только брата потеряла, но и первую любовь, - думает гриффиндорка, насыпая коричневый порошок. Только вот как помочь человеку, которому помощь эта не нужна? Да и стоит ли вообще ковырять такую рану, не проще ли сделать то же, что и остальные - не обращать внимания? А потом Спиннет почему-то вспоминает ту историю с василиском и думает о том, что никогда не надо забывать о человеке. Даже если он сам хочет, чтобы его оставили в покое, даже если ты просто назойливая муха, которую стоит пристукнуть. Алисия льет кипяток, молоко и кидает несколько зефиринок, замечая про себя, что будничные глупости, быть может, хоть немного порадуют Джинни. Она, на самом деле, очень сильная и непременно справится. Только вот надо дать ей понять, что кому-то вовсе не наплевать, а очень есть до этого дела. Девушка берет чашки в руки и думает о том, что если бы у нее был такой человек, когда мама погибла на ее глазах, все было бы лучше. А еще о том, что она ведь сама никому не рассказала, как это произошло, да и вообще ни слова не проронила - все просто об этом узнали. В тот день они с близнецами сидели перед приемником, настроенном на войну, где постоянно диктуют список погибших, и она мужественно старалась не плакать, делая вид, что ничего не произошло. А потом среди имен прозвучало "Джейн Мари Спиннет", близнецы посмотрели на нее несколько секунд спустя, а в ответ получили лишь поджатие губ.

Алисия поднимается по лестнице и понимает, что на самом деле дело не только в Джинни, и ей просто очень сильно нужна близкая подруга. И подумать о чем-то кроме себя, чтобы не жалеть, не плакать и не терять веры. И помимо того, о чем думается последнее время слишком часто - о Чарли, который таких мыслей явно не одобрит. Да и вообще, так не вовремя это, так эгоистично и неправильно - сидеть в гостинной Уизли и кусать костяшки пальцев, гадая, вернется он живым или нет, когда в этой самой семье трагедия куда серьезнее, и наверху человек, у которого жизнь буквально разрушилась. Алисия едва ли не спотыкается на крутой лестнице; дверь на стук мыском ноги открывается, а Джинни, кажется, пыталась поспать за своим столом.

Спиннет ставит кружки на стол, стараясь не залить при этом бумаги, берет свою в руки и садится на кровать, думая, с чего бы начать. А потом отметает все возможные варианты. Мне так жаль - глупости, ей не будет от этого легче, ее, по правде говоря, уже наверняка тошнит от этих фраз. Не думаю, что они правда мертвы - боже, зачем же давать эту надежду, которая наверняка ложная и не позволяет просто смириться. Знаешь, со временем все пройдет - вранье все это, знаю же по себе. Алисия гладит кончиками пальцев ободок горячей чашки, размазывая каплю какао и смотрит в пол.

- Знаешь, когда мама умерла, я не могла никому сказать об этом. Просто физически язык не поворачивался. Даже сейчас это так тяжело, даже сказать "ее больше нет". Как будто если ты спрячешься под кровать, выключишь свет, заткнешь уши и начнешь напевать песенку, монстр исчезнет. Только он не исчезает, я пробовала уже так делать. Уходит на время, а потом выпрыгивает из темноты. И я снова вижу эту зеленую вспышку, его ухмылку, смеющиеся черные глаза. А мама оседает на пол, задевая стол с новыми изданиями Истории Магии, которые я все утро красиво укладывала, - Алисия забывает, как правильно дышать, и делает совсем маленькие, тихие вдохи. Кружит пальцами быстро-быстро, и почему-то так стыдно поднять глаза и посмотреть на Джинни, что щеки заливает румянец. Это, оказывается, слишком тяжело - говорить о смерти. Особенно если она коснулась кого-то из любимых. Особенно - когда ты свидетель.

- Я, знаешь, Джинни, струсила и убежала. Потом поняла, что не так поступила, вернулась, а маминого тела уже не было. Я ее похоронить даже не смогла. Вот и не призналась никому, что была там и дала деру, даже не захватив ее с собой. Всегда так гордилась собой, что на Гриффиндоре училась, а на самом деле трусиха похуже других.

Алисия делает глоток, вместе с какао заталкивая и мерзкий комок слез, вставший поперек горла. Может, Джинни почувствует презрение к ней и решит не поступать с собой так же, возьмет себя в руки и справится со своим горем? Или вовсе это был разговор в пустоту, который, кажется, должен был хоть кому-то помочь. В одном Спиннет была уверена точно - не правда все это. Вовсе не становится лучше, если выговориться кому-то. Ни на каплю.