– Папу-у-у-уля, – с ангельской улыбкой (достойной отдельной главы в фантастическом рассказе Уэллса про орхидею-вампира) великовозрастная дщерь против всех существующих правил этикета с громким стуком несколько раз вонзает вилку в котлету. – Розан – это то, что ваша с Фердом собака постоянно вытаптывает на клумбах миссис Миллс. Эр. Оу. Двойное Эл. И. Это уже я. Пожа-а-а-луйста. Но дабы не ущемлять ни в чём твоего внутреннего садиста-огородника, давайте все вместе с сегодняшнего дня будем звать Фердинанда Жаборослью. Или Заунывником, вообще отлично.
К счастью самого Фердинанда, положенные ему котлеты он уже дожевал, и на данный момент предаётся греху уныния, прижимаясь щетиной к одной из тех вещей, которые оставили в скорлупе его тонкой душевной организации широкую борозду детской травмы. Его присутствие в кухне Ролли бы ничуть не помешало практиковаться в злорадстве, злословии и - под столом - некоторым отдельно взятым приёмам традиционных китайских единоборств, а вот по-прежнему тонкая и вся в трещинах разнообразных травм душевная организация Ферда сейчас явно сорвала джек-пот в виде одного лишнего получаса жизни.
Хотя вот родитель даже при таком благополучном раскладе сильно волнуется за сына. Жуёт губу - совсем как сыночка, мохнатые брови поочерёдно вздымает. Он всегда почему-то слишком волнуется за Ферда, забывая поволноваться за Ролли. И другая дочь, не такая примерная, как Розалина, давно вытыкнула бы вилку из котлеты и воткнула бы в солдатско-пенсионное пузо папеньки. Но Ролли – настоящая любящая дочь – нервы и прочие органы родителя бережёт, а отыгрывается на сами понимаете ком. 
– М-м, нет, он не обидится. Я уже много лет его так зову. - Успокоительно похлопывает она отца по предплечью.
О том, что уже много лет Ролли называет брата и словами понеприличнее, приходится умолчать. Потому что, несмотря на великовозрастность, чрезмерное своенравие и  собственное, считаемое единственно верным, мнение, героического папашу Розалина трепетно любит, уважает и старается не расстраивать. Хотя бы потому, что право глумиться над родителем с детства безоговорочно принадлежит маман, а игры на своём поле она даже обожаемой дочери не простит. Примерно такой же запрет читается в нежном взгляде и угрожающем покашливании Филомены, пока рука дщери непроизвольно тянется к четвёртой котлете. Поэтому Ролли быстро изображает крайнее оскорбление наглым поведением лезущих в тарелку котлет, громко (так, чтобы и соседи через забор слышали) сообщает, что она вообще-то на диете, и удаляется следом за братом.
В конце концов чудо родительской любви в этом месяце она уже трижды испытывала на себе, а вот вернуть, в свою очередь, нечто подобное брату уже месяца три как не удосуживается.
Розалина Джанклоу работает старшей (старшей, запомни уже, наконец!) сестрой без малого тридцать лет. И всегда холодная, всегда трезвая, всегда в идеальной причёске голова  подсказывает ей, что за более чем четверть века люди друг к другу привыкают, притираются. Но к бестолковости Ферда отчего-то не привыкается. Никогда. Ни разу.
Бывают дни, когда Ролли даже ненавидит его, а всем правозащитникам предлагается уступить сейчас место в первых рядах тем, у кого есть хоть минимальный опыт жизни с братьями. Если раскрывать всю колоду, включая припрятанных в левом рукаве краплёных тузов, то эти дни случаются неприлично часто для такой милой, душевной и общительной девочки, как Ролли. Однако если и есть в этом не только непреложное действие кармических принципов, но и чья-то вина, то, конечно же, сама Джанклоу к этому отношения не имеет, а все плоды нелюбви прорастают исключительно из семян, раз за разом упрямо втаптываемых в землю Фердинандом.
Интересно, он вообще понимает, что это всё не просто предменструальный синдром и месть за прилипшее благодаря нему на втором курсе к Ролли обиднейшее прозвище, а незамысловатое, как зелёный поезд «Авада Кедавра», действие древнего закона «что посеешь, то и пожнёшь», умело приправленное крепчайшей любовью человека, не умеющего её проявлять правильно?
– Фер-ди-нанд, не будь… – лишённая палочки, Ролли сводит брови к переносице и синемордым висельником вешает в воздухе пронзительную, зловещую тишину. Кулаки она утыкает в бока – пока ещё свои, но секунд через десять (обратный отсчёт уже пошёл, слышишь?) один из кулаков точно уткнётся в братский бок, чем эффектно дополнит многозначительное троеточие. 
Четыре. Три. Два. В районе воображаемого эшафотного узла показывается воображаемая чеширская ухмылка судьбы, безмолвно сигнализирующая Розалине о том, что покалечить Ферда можно в любое другое удобное для Ролли и крайне невыигрышное для жертвы время. 
– Ну чего ты нудишь, безоар моего желудка? Я, между прочим, в отличие от тебя помню, что не успела подарить тебе подарок ко дню рождения. И, в отличие от тебя, я ВСЕГДА дарю подарки семье, даже если с опозданием. Потому засунь своё пресмыкающееся в клетку, а ноги вот в эти ботинки. И я жду тебя через тридцать секунд на выходе. Уже двадцать девять.
С крайне невозмутимым лицом Розалина показательно схлопывается в детской и визуализируется во дворе. Дабы прекратить спор и не показываться лишний раз на глаза маменьке, которая никак не может угомониться с советами по поводу подарка.
А какие тут могут быть ещё советы, если подарок тщательнейшим образом выбирался самой Ролли и проходил столь же скурпулёзную проверку главой семейства – мамой Филоменой (ах-ах, мон дьё, кель орер, какой неприятненький сюрприз, правда?). Подарок откликается на отвратительное в своей слащавости имя, каждое воскресенье практикуется в изготовлении клейких оладий, предпочитает вешать на окна розовые занавески с бантиками, разводить герань и очень сильно мечтает обзавестись новой фамилией. Одним словом – и д е а л ь н ы й подарок для Фердинанда Джанклоу от любящей сестры. А ещё подарок представляет собой самую настоящую магглу (всё как ты любишь, заценил теперь сестринскую любовь?)
В красочной праздничной не ко времени обёртке идеальный подарок ждёт своего получателя через полчаса в очень публичном и очень приличном месте. И, ясен пончик, без помощи какой-нибудь шикарной женщины (читай – сестры) Ферд в такое место фейс-контроль однозначно не пройдёт.
А если он через двадцать три секунды не появится прямо перед ней, то больше он никуда, кроме скромной урны без рисунка вообще никуда не войдёт.

Отредактировано Mirthe Boender (2014-11-20 22:20:07)