Темные и запутанные подземелья Хогвартса – полноправные владения факультета великого Салазара Слизерина. Это то место, где «змеи» провели все свои семь лет обучения, где произошло столько событий, что все не перечислишь. В этих подземельях легко потеряться. Конечно же, если ты не слизеринец. Вы с первого курса облазили их от и до, знаете каждый уголок, каждый камушек. Другие факультеты не рискуют спускаться в эти сырые и тусклые помещения, но вам это только на руку. Знал же Салазар, какую именно часть замка оставить своим потомкам. Ту, где можно легко скрыться от чужих глаз, ту, где можно спрятать все свои тайны, ту, куда никто не рискнет сунуться в здравом уме и трезвой памяти. Вы – полноправные хозяева на этой территории. Любой нарушитель, пусть и случайный, понесет наказание за посягательство. Другие факультеты давно поняли, что к слизеринцам лучше не соваться. Они бережно охраняли не только свои традиции, формировавшиеся годами, но и свою большую семью «зеленых». Да, да, именно так. У всех было извращенное представление о «змеях». Мало кто знал, что между собой слизеринцы близки, хоть и не выставляют это на показ. Они больше походили на изгоев Хогвартса, но продолжали гордо держать голову. Их боялись, их уважали, возможно, даже завидовали той силе, которая исходил от представителей зеленого факультета. Хотя многие не признаются, но власть – это то, чего, пусть и в глубине души, хочет каждый. Благодаря своей находчивости и хитрости слизеринцы имели возможность выживать, казалось бы, в самых жутких условиях.

Теодор гордился тем, что учится именно на этом факультете, что носит серебристо-зеленый галстук и на его мантии красуется эмблема с изображением змеи. Пожалуй, кроме Слизерина, Нотт еще хорошо относился к Рейвенкло. Все таки «орлы» были мудрыми, умными и сообразительными, а именно эти качества ценил Теодор.

Нотт уже жалел, что завязал этот разговор с Дафной. Они шли по темным подземельям Хогвартса, где не было ни одной живой души и никто не мог их услышать. На все обвинения с ее стороны, Теодор лишь закатил глаза, моля Мерлина, что бы она перестала его перебивать и правильно услышала. Женщины. Сами придумают, сами возмутятся, а ты еще виноватым окажешься. Если бы Теодор не был единственным наследником славного и древнего рода Ноттов и не должен был оставить после себя детишек, которые продолжат их семейное дело, то Тео даже бы не заморачивался свадьбой. Он предпочел бы иметь короткие романы на одну ночь, удовлетворяя свои физические потребности и не более. Но нет, он единственный ребенок в семье, никаких братьев и сестер, а еще и о Дафне стал заботиться. Что с ним? Хотя, Гринграсс тоже хороша. Они еще не поженились, а она уже компостирует мозг, да так, что Теодор готов плюнуть на все и сбежать куда подальше.

Ему тоже было тяжело. Война ощущалась как никогда раньше. Темный Лорд призывал их все чаще, даже среди ночи, Метка нещадно жгла левое предплечье. Кажется, даже кожа покраснела вокруг этого чертового знака. Что касается Нотта, так он считал себя выше того, что бы прислуживать кому-либо. У него было чувство собственного достоинства, которое напрочь отсутствовало у большинства Пожирателей Смерти, в том числе и у будущей жены. Несмотря на его собственные мысли, ему приходилось прикладывать неимоверные усилия, переступать через гордость, когда надо было склонить голову перед Повелителем. Темный Лорд же считал его верной слугой и Теодор ни разу не дал повода усомниться в этом. Он понимал, что чем больше Лорд ему доверяет, тем меньше вероятность того, что по отношению к нему будет использована легилименция. В этом плане Теодор был истинным слизеринцем – хитрым, умеющим выкручиваться из любой ситуации, но при этом умным и рассудительным. О, как это служение задевало его гордость, но приходилось засовывать ее и свой строптивый характер куда подальше и кивать на любое слово Лорда, приговаривая «Да, Повелитель. Как скажите, Повелитель. Вы правы, Повелитель». Хорошо, еще ножки не надо было целовать, а то некоторых заставляли. Теодор был несомненно сильным, умным, имел свое мнение и это нравилось Лорду. Кажется, такие качества он ценил больше, чем глупый фанатизм.

Сейчас словесный поток Дафны было не остановить и Нотт, никогда не отличавшийся спокойствием, начал потихоньку заводиться. Он всегда был эмоциональным человеком и Гринграсс знала об этом, но все равно продолжала. За этот год многое произошло и, если честно, Теодор уже был на взводе. Каждый день, каждый гребанный день они балансировали на лезвии ножа. Принятие Метки, вынужденная женитьба, служба. В любую минуту эти храбрые, но глупые гриффиндорцы могли устроить облаву на юных Пожирателей, преследуя благую, по их мнению, цель. Теодор никогда не боялся смерти, он воспринимал ее как должное, но умирать не хотелось. Особенно от руки какого-то сопляка. Он скорее всех положит, чем отправиться на тот свет, сами ведь виноваты, сами нарвались. В такие минуты в нем просыпался вполне нормальный инстинкт самосохранения и ноттовский эгоизм.

-Замолчи, Дафна, - все таки Теодор не выдержал. Он схватил девушку за запястья и крепко прижал к шершавой и холодной каменной стене. Нотт не делал больно, но это был единственный способ заставить ее замолчать. Ему было плевать на ее пламенные речи, от них только болела голова. Его больше бесил тот пафос, с которым она все это произносила, то с каким обожанием она смотрела на Лорда, как внимала каждому его слову и чуть не боготворила. Его трясло мелкой дрожью от злости и некой ревности, когда он вспоминал ее взгляд, направленный на того, кого они называли Повелителем.

-Хватит. Ты – маленькая, глупая, одержимая и избалованная девица, которая слепо идет туда, куда ей скажут. У тебя нет ни капли собственного достоинства, ты пешка, которой Лорд управляет, - его глаза блестят от злости. Он четко проговаривает каждое слово, иногда начиная шипеть сквозь зубы, сдерживая себя из последних сил. Теодор никогда не закричит, особенно на нее, он говорит так спокойно, насколько вообще возможно в данной ситуации. – Тебя просто используют, как домовиков, только в качестве пушечного мяса. Ты, чистокровная волшебница, так низко пала, что позволяешь собой помыкать? – ухмылка появляется на его лице -  И да, Лорду плевать на тебя, Дафна. Плевать на тебя и на твой фанатизм. Или, ты думаешь, он оценит твою жертву? – Теодор засмеялся – Ни-ког-да- с нескрываемым удовольствием, по слогам и с хищной улыбкой, произносит Нотт. Он отпускает ее руки, делает шаг и вовсе поворачивается спиной. Разглядывание голых стен, несомненно, успокаивает. Ему стало противно от ее поведения, от ее обожания Лорда и от ее безумных замашек. Именно противно, будто бы он коснулся слизней.

Вдох. Выдох. Нотт успокоился и смотрел прямо перед собой. Он пошел бы на эту войну, он не хотел, что бы она шла. Но какой смысл, говорить об этом Дафне, если она все равно не поймет этого? Если она становится похожей на Беллу, на такую же психованную и ненормальную в своем желание служить? Этой заботе, которую он проявлял по отношению к своей невесте, Теодор научился за долгие годы общения с Кевином. Дафне этого не понять, ей вообще не ведомы положительные чувства. Многие их друзья стали Пожирателями, но они не были настолько одержимы идеей. Они, как ни как, сохраняли свою человечность, а Дафна сделала из этого дело всей жизни.

-Астория, пусть ей и пятнадцать лет, умней тебя, раз не хочет ввязываться во все это.

Отредактировано Theodore Nott (2013-01-05 01:18:18)

Это было достаточно трудно – жить в условиях войны. По сути, никому, кроме тебя и пары близких и проверенных годами людей, доверять нельзя. Все выживают как могут, даже на лицах  жутко правильных гриффиндорцев проскакивает не свойственная им хитрость и злость. Было странно наблюдать за тем, как люди меняются – становятся алчными, озлобленными, отовсюду ждущими подстав и трясущимися над своей шкурой. Они были похожи на загнанного в угол котенка, который жутко боится, но все равно показывает когти, надеясь спастись. Не поменялись только студенты Слизерина. Они умели выживать, умели играть, а хитрость и изворотливость была у них в крови. Сейчас все, в том числе и их жизнь, зависело от того, как они исполнят свои роли. Каждый день, просыпаясь с утра, они надевали угодные людям маски, шли на завтрак, проводили день с друзьями и снимали « лица» только под вечер, когда тайны были надежно спрятаны под занавесом ночи. Эти скелеты в шкафах томились долгие годы, иногда поскрипывая и напоминая хозяину о своем существование. И даже у святых и невинных гриффиндорцев такие имелись, ведь никто не идеален. Они могли сколько угодно не задумываясь бросаться в бой, страдать из-за своей глупости и элементарного отсутствия инстинкта самосохранения, но их скелетики, пусть и маленькие, все равно ждали их дома, привычно давая о себе знать.

Имелись ли у Теодора такие скелеты? Безусловно, как и любого другого слизеринца. Но некоторые зеленые скрывали лишь свою причастность к Пожирателям Смерти, а у Нотта было куда больше тайн. Взять ту же дружбу с магглорожденным мальчиком с Рейвенкло, который научил Теодора смотреть на привычные вещи немного иначе, он показал совершенно другой мир, к которому отец с детства привил ненависть. Да вообще, Кевин спас Нотта! Если бы не Энтвистл, Теодор давно бы красовался мокрой лужей на поле для квиддича. Об этих отношениях Теодор никому не рассказывал, уверенный, что его не поймут. Как бы положительно на него не влиял бы Кевин, Теодор навсегда останется слизеринцем, пусть и не таким жестоким и бесчувственным, каким был раньше. Ничего не изменилось в его манере поведения, поменялись лишь взгляды на жизнь, на происходящие события. Он все равно верно будет служить Лорду, не дав Повелителю ни на секунду усомниться в преданности Нотта-младшего, тихо ненавидя и презирая все происходящее, в особенно необходимость носить эту чертову Метку. Будь его воля, Теодор бы остался на нейтральной стороне и вообще не лез бы в войну. Но это очень проблематично, учитывая тот факт, что твой отец  Пожирателей Смерти до мозга костей.  Слизеринец часто задавался вопросом: а сможет ли он убить, если прикажут? Сможет ли его рука подняться на человека, пусть и не чистой крови, с которым он учился все это время, сидел в одном классе, играл на одном поле для квиддича? Это не сентиментальность, это правда жизни. Лишать жизни тяжело, несмотря на то, что ты мужчина и должен быть сильным. Сила не проявляет в количестве убитых или раненных тобой людей.

Эта борьба не была справедливой. На стороне Лорда – проверенные люди, сильнейшие и бывалые маги, чьи руки по локти испачканы кровью сотен жертв. Интересно, Пожиратели Смерти слышали во снах их голоса, мучились ли бесконечными кошмарами? Возможно, что поначалу да. Но потом они очерствели сердцем и душой, убийства стали для них чем-то естественным и само собой разумеющимся, будто кофе с тостами по утрам. Эти люди, такие интеллигентные с виду, думали лишь об убийствах, о своей цели. Они все, не только Белла, потеряли рассудок и здравомыслие, просто не показывали этого. Они все были сумасшедшими.

А их дети? Дети, лишенные детства и возможности выбора. Они были такими же? Отпрыски чистокровных во многом отличались от остальных юных магов. Их с детства учили заклинаниям, многие были знакомы с Темной Магией и не брезговали ею пользоваться. Эти мысли Теодору пришли в голову, когда Дафна рассмеялась, будто сумасшедшая. Не будь он так ослеплен гневом и злостью, обязательно отступил  и предпочел вообще не связываться с ней. Слизеринцу совсем не улыбалось повторить судьбу мужа Беллы, поэтому, если он не сможет вразумить Дафну, ему придется поговорить с отцом. Да, если Томас услышит, что его «обожаемый» сын чего-то не хочет, то сделает это назло. Теодор был слишком умен, для того, что бы просить отца о расторжение помолвки. Слизеринец знал Томаса как пять пальцев, знал, на что надо надавить, что бы получить желаемое. У Нотта-старшего был пунктик: статус семьи в обществе. И не дай Мерлин, что бы кто-нибудь опозорил древний род Ноттов. Теодор прекрасно знал, как для него важно, что бы все было идеально. Идеальный сын, идеальная жена сына, идеальные внуки. Если Теодор хотя бы намекнет о психических проблемах Дафны, о том, что в своем безумии она не уступает Белле, Томас обязательно испугается за статус семьи и сам побежит расторгать помолвку, без прямой просьбы Теодора. Слизеринец был в этом на сто процентов уверен и в любой момент мог воспользоваться данным козырем. Но он медлил, по неизвестным причинам, давай Дафне шанс исправиться.

Левую щеку обожгло огнем, но Теодор никак на это не отреагировал, лишь коснулся кончиками пальцев покрасневшего места. Бывало, он получал от обиженных и отвергнутых девушек пощечины и не слишком удивился такому поведению Дафны. Наверно, не одна девушка не в состояние выдержать его тяжелый характер и быть хоть чуточку спокойной, не обращая внимания на высказывания Нотта. Слизеринец знал, как Гринграсс отреагирует на сравнение с сестрой и сказал об Астории специально, что бы задеть и позлить. Он, с совершенно отсутствующем лицом, выслушал все, сказанное Дафной, медленно закипая, словно маггловский чайник на плите. Те ученики, которое были поумнее, давно уже поняли, что Нотта нельзя доводить, иначе будет ой как плохо. А Дафна пользовалась тем, что Теодор никогда не позволит себе во-первых, накричать на девушку, во-вторых, поднять на нее руку и в-третьих, причинить боль другу.

Подземелья были пустынны, ни одной живой души. Откуда-то был слышен равномерный звук падающих на тяжелые камни капель, но он не успокаивал, а наоборот сильнее раздражал Теодора. Да еще Дафна развернулась и, ни слова не сказав на прощанье, ушла. Больше слизеринец терпеть не мог, ему надо было выместить на ком-то свою злость.

-Я тебя никуда не отпускал, - холодно, тоном не терпящим возражений, сказал Теодор и схватил Дафну за руку, разворачивая и притягивая к себе. Его воспитывали так, что жена должна во всем слушаться мужа, что мужчина – глава семьи, что все должно происходить исключительно с его царского согласия. Отец всегда ставил Катрину ни во что, воспринимая ее скорее как надоедливый, но необходимый предмет интерьера, а не женщину. Она должна была родить ему наследника, воспитать его, улыбаться на публике, делая вид, что у них все прекрасно, и на этом ее функции заканчивались. Катрина же воспитывала в сыне уважение к женщинам, безупречные манеры и Теодор явно не повторит ошибок своего отца.

Он прижимает Дафну к себе и, не давая возможности опомниться, целует ее. Грубо, без намека на нежность и ласку. Его разум затуманил гнев, вызванный поведением подруги и слизеринцу надо было выместить ту злость, которая сейчас вулканом кипела в нем. Одной рукой он крепко удерживает Дафну за талию, другой скользит вверх по ее предплечью, шее и зарывается в волосах, придерживая голову. Ей некуда бежать, она даже не сможет вырваться из его объятий. Ярость постепенно утихает, разум становится чище и Нотт уже может адекватно мыслить, не поддаваясь своим эмоциям. Он практически невесомо целует Дафну в лоб, словно извиняясь за слова и грубость, облизывает губы и внимательно смотрит ей в глаза, большим пальцем поглаживая щеку.

-Ты очень красивая и умная, но подумай сама. Сколько в мире чистокровных семей? Около пятнадцати. Если истребить всех полукровок, грязнокровок, магглов и прочих, то кто будет прислуживать и работать? Очень сомневаюсь, что ты сама будешь готовить ужин и убираться в замке. Разве я не прав? – Нотт говорит совершенно спокойно, не отрывая взгляда от Дафны. Ни намека на прежнюю ярость и злость. – И да, мне есть дело до того, что с тобой происходит, - в конце конов она была не только его невестой, но еще и другом, которого Теодор знал с детства. Как бы Дафна не злилась, что бы с ней не происходило, Нотт не смог бы оставить ее в беде, ведь дорожил. Многие считают, что между слизеринцами не существует дружбы. Это далеко не так. Их дружба несколько иная, ни на что не похожая, но слизеринцы горой стояли друг за друга, за своих братьев-змеенышей.

Отредактировано Theodore Nott (2013-01-13 18:26:56)

Никогда не играйте с огнем. Никогда не играйте со злым Ноттом. Он сам по себе был чересчур эмоциональным молодым человеком, а эта ситуация бесила его еще больше. А его бесить нельзя, иначе он просто сорвется. Умные люди, обладающие инстинктом самосохранения,  предпочитали в моменты праведного гнева обходить Теодора стороной и вообще не попадаться на глаза. Правильно делали, надо сказать. Человек, которого воспитывал один из самых жестоких и бесчувственных Пожирателей Смерти, был способен на многое. С ним очень редко случались такие ситуации, как сейчас. Затуманенный злостью разум отказывался мыслить рационально, что было не свойственно молодому человеку. Обычно холодный и рассудительный, он был готов взорваться в любую минуту.

Теодор вырос в атмосфере лжи, интриг и жестокости. Даже отец никогда особо не церемонился с матерью, позволяя себе довольно аморальные вещи по отношению к ней. Да, у чистокровных прекрасные манеры, но лишь в обществе. Мало кто подозревает, что эти интеллигентные и воспитанные люди дома могут быть настоящими тиранами и деспотами. Пожалуй, только воспоминания о Катрине и ее боли, которая так сказалась на характере маленького мальчика, не давали Теду превратиться в настоящее безжалостное чудовище.

Все попытки Дафны вырваться из его плена вызывали лишь самодовольную усмешку. Слизеринца это забавляло, не более. Именно с такой улыбкой – нахальной  и самоуверенной, Нотт взирал на Дафну сверху вниз, внимательно слушая ее пламенную речь. Когда она закончила, Нотт достаточно грубо схватил ее за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза.

-Ты будешь делать то, что я захочу. И у меня, как у твоего жениха, есть полное право на это. А если посмеешь ослушаться – я наложу на тебя Империо и ты все равно поступишь по-моему. Это ясно? – его голос обманчиво спокойный, Нотт медленно проговаривал каждое слово, с удовольствием наблюдая за реакцией Дафны и ее выражением лица. Ему просто снесло крышу, он уже с трудом контролировал свои действия и слова. Сейчас в нем просыпалось то, за что Распределяющая Шляпа отправила его на Слизерин и что последние три года Теодор старался контролировать. Но невозможно удержать зверя в клетке, рано или поздно он захочет вырваться наружу. На самом деле Тед никогда бы не применил по отношению к будущей супруге любое из заклинаний, способных причинить ей вред или боль. В таком случае он стал бы похожим на своего ненавистного папашу, а этого слизеринцу хотелось в последнюю очередь.

Левую щеку снова лизнул огонь. На этот раз удар был куда сильнее и молодой человек, скорее инстинктивно, приложил ладонь к покраснению. Толчок, и он чувствует под спиной прохладу каменей, а буквально пылающее лицо Дафны появляется перед его глазами. Остановись, Гринграсс, а то будет хуже. У него внутри и так бушует гнев. Но нет, Дафна открывает рот и произносит какие-то слова, от которых в висках начинает стучать кровь. Черт бы ее побрал, Теодор действительно заботился о Гринграсс, ему правада было не наплевать на нее и ее будущее. Как она не может понять?! Это же элементарно! Он не хочет, что бы с ней что-то произошло, а это все никак не дойдет до блондинистой головки слизеринки. Не устрой Дафна этой истерики с самого начала, все было бы нормально.

Ее слова стали для Теодора еще одной пощечиной, только душевной. У него создалось впечатление, что очень близкий человек устроил резню у него в душе, а потом с улыбкой плюнул туда. «Мерзкий, жалкий, ничтожный» - крутилось у Теодора в голове снова и снова, заставляя молодого человека, который несколько секунд назад вроде бы как успокоился, снова злиться. И злиться сильно.

У любого человека есть не только скелеты в шкафах, но и внутренние демоны. Та темная часть души, которую стараются спрятать как можно более тщательней, не выставляя на всеобщее обозрение. Даже у самых святых людей имеются таковые, другое дело что их хорошо скрывают. Сейчас внутренние демоны Теодора, которых он пытался обуздать последние минут пять, вырвались наружу. Глаза потемнели, дыхание и пульс участились, пальцы сжались, оставляя на ладонях слизеринца полумесяцы от впивающихся в кожу ладоней ногтей. Он был по-настоящему страшен в своем гневе. Он, как ни крути, был сыном своего отца, этого безжалостного человека, не знающего ни любви, ни сострадания. Как бы Теодор ненавидел Томаса, Нотт-старший воспитывал его и Тед перенял от него некоторые черты характера.

Это желание, жгучее желание связать Дафне руки, прижать к этой гребанной стенке и отыметь жестко, не заботясь о ее удовольствие, затмевало разум. Она может кричать сколько угодно, тут ее все равно никто не услышит и не придет на помощь. Она может вырываться и сопротивляться, но Теодор физически сильнее. Взять ее в этих сырых, холодных подвалах грубо, что бы эта выскочка боялась не то, что бы руку поднять на Теодора, но и слово поперек сказать. Поставить ее на место, которое она должна была знать. Впиваться зубами в ее шею, оставляя на нежной коже красные следы укусов. Сломать, что бы она никогда в жизни не посмела сделать что-либо подобное и что бы эти мысли, если они вдруг появятся в ее блондинистой голове, заставляли девушку содрогнуться. До боли сжимать ее запястья, оставляя на них синяки.
По сравнению с другими чистокровными, Нотт был еще более или менее гуманным, давая своей избраннице право выбора и прислушиваясь к ее мнению. Однако, его терпение не безгранично, а Дафна уже три раза за сегодняшний вечер перегнула палку. Она поплатиться за пощечины и свои слова, за то, что посмела посчитать себя выше его, за своенравие и неподчинение.

Потом туман, затмивший на какое-то время разум, начал рассеиваться, уступая место здравому смыслу. Нет, нет, нет. Он не станет таким же как Томас, он не простит себе того, что хочет сделать с ней. Если Теодор и притворит свое желание в жизнь, то не будет лучше своего отца, он будет таким же, как он. Подсознание услужливо подкидывало ему картинки дальнейшей жизнь. Насилие, жестокость, злость, гнев. Но это исходило не от Томас, а от него, Теодора. Сама мысль о такой судьбе заставляла вздрогнуть. Вдох. Разум проясняется. Выдох. Теодор в ужасе от своих собственных мыслей. Вдох. Его красивое аристократичное лицо передергивает гримаса боли. Выдох. Кое-как он справляется с собой.

Нотт не слышал извинений Дафны, видел только ее виноватый взгляд в пол. Она даже представить себе не может, какой участи только что, чудесным образом, избежала. Сам Теодор, никогда не отличавшийся спокойствием и умением контролировать собственные эмоции, мог стоя похлопать себе за такую выдержку.
«Я никогда не буду таким, как он. Никогда» - как мантру, повторял он в своей голове. – «Я лучше, я намного лучше.»

Видя ее взгляд, Теодор ощутил острое желание прижать Дафну к себе и успокаивающе погладить по голове. Он даже сделал шаг в ее сторону, но остановился, кроме сожаления увидев на ее лице кое-что другое. Желание сбежать куда подальше. Его лицо снова исказилось болью. Какой смысл во всех его поступках и словах, в его желание уберечь этого человека? Что бы Теодор не делал для нее, он натыкался лишь на глухую стену, на непроходимые ворота, которые не пробить даже тараном. Он просто устал от этого бесчувствия с ее стороны, от эгоизма. Так бывает, когда не находишь взаимности.

Слизеринец закрыл глаза, коснулся рукой щеки, которая до сих пор болела от ее ударов. Вот что он получает за свою заботу. Больше ничего. Когда Теодор отрывает глаза, его взгляд становится пустым.
-Кажется, ты хотела уйти. Вот и уходи, - Тед смотрит куда-то поверх плеча Дафна. Сейчас ему обидно, жутко обидно за то, что Дафна с таким завидным постоянством отталкивает его. Хорошо, что на лице сохранялось достаточно невозмутимое выражение. Знал бы Нотт, чем закончится разговор, который должен был стать мирным, без рукоприкладства и минутного желания изнасиловать, никогда бы не затевал его.

Отредактировано Theodore Nott (2013-01-24 14:07:43)

Сырые и темные подвалы прекрасно умели хранить тайны. В длинных коридорах можно было с легкостью запутаться, что давало слизеринцам множество преимуществ над другими факультетами. Подвалы – это их обитель, их территория, на которую лучше не соваться, если хочешь выбраться целым и невредимым. Но вернемся к тайнам. Пара путанных поворотов, переходов и туннелей, которых Теодор знал как свои пять пальцев, могли гарантировать, что ваши тайны навсегда будут погребены здесь. Будучи ребенком, он облазил с друзьями эти места и легко ориентировался в темных подвалах Хогвартса. Теодор был уверен, что никто на них тут не наткнется и не услышит, так что говорить можно было совершенно спокойно, не опасаясь быть застуканными.

Теодор ожидал от Дафны какой угодно реакции. Еще одной пощечины, того, что она развернется на своих туфельках и, гордо вскинув голову, уйдет восвояси. Она даже могла начать снова кричать и доказывать свою правоту, продолжить цепочку отрицательных качеств Теодора и броситься на последнего с кулаками. Ему казалось это абсолютно нормальным для Дафны, хоть и неприемлемым для аристократки и чистокровной волшебницы. Она должна уметь держать себя в руках, справляться с одолевающими эмоциями и быть собранной и невозмутимой. Таковы правила высшего общества. Все играют, надевая свои маски. Взять хотя бы родителей Теодора. Выходя в свет, они держались за руки, мило улыбаясь, делая вид, что в их семье все прекрасно. На самом же деле дома они практически не разговаривали, лишь перебрасывались короткими фразами. И, скажите пожалуйста, как люди, чей самый длинный диалог был «- Томас, передай, пожалуйста, клюквенный джем, он стоит рядом с булочками» «- Пожалуйста, Катрина» могли так часто и капитально ссориться. Их ругань была слышна на весь дом, они еле-еле терпели общество друг друга, в душе тихо ненавидя. Потому отец погружался в работу, в деятельность Пожирателей и в хождение налево, а мать все время уделяла любимому сыну. Семьи, можно считать, у Теодора совсем не было. Катрина умерла рано, оставив сыну приличное наследство и дом в Зальцбурге, где Тед предпочитал бывать летом. Его тяготило семейное поместье Ноттов, а это шале позволяло избежать совершенно не желанных встреч и разговоров с отцом. Ненависть, которую Теодор питал к Томасу, граничила с желанием отправить Нотта-старшего самой короткой дорогой в Ад, что бы даже после смерти он не обрел покоя. Скажите, что это жестоко? Только не по отношению к Томасу. Он справедливо заслужил этой участи и Теодор считал, что там ему и место. Месть за все страдания матери, которые маленький мальчик с большими карими глазами видел. Даже сейчас воспоминания о ней отзывались болью и тоской где-то в левой части грудной клетки, под ребрами. Именно это чувство напоминало Теодору о том, что мать учила не причинять вред другим людям. Именно это чувство не давало шагнуть в пропасть. Именно это чувство сдерживало Теда от ужасных поступков. Именно это чувство напоминало о том, что у него есть и душа, и сердце, пусть многие и утверждали обратное. Разве человек без души может ощущать боль и тоску?

Он ожидал от Дафны чего угодно, но только ни того, что произошло. Теодор видел, как белокурое создание, закрыв лицо руками и причитая «Я такая дура, такая дура», прислонившись к стенке, сползло вниз. Она всегда его поражала. Теодор никогда не мог заранее знать, что в следующее мгновение выкинет эта девушка. Она была совершенно непредсказуемой, сильной, стойкой и строптивой и в последнее время Теодор ловил себя на мысли, что ему это нравится. Нравится ее упрямство, нравится не послушность, нравится гордо вздернутый подбородок. Гринграсс не была похожа на тех девушек, которые, по обыкновению, делали все, что бы Теодор обратил на них внимание. Они в большинстве своем, исполняли то, что он скажет или попросит, а тут Нотт столкнулся с целой преградой.

Честно говоря, увидев Дафну такую, сжавшуюся в комочек, Теодор оцепенел. Он не привык к такому поведению невесты. Даже не так. Он, за пятнадцать лет дружбы, никогда не видел ее в таком состояние. Сейчас она выглядела… слабой и потерянной. Видимо, ему все же удалось достучаться до нее и переубедить. Или подтолкнуть к тому, что бы прийти к верному решению.

Теодор опустился на пол рядом с Дафной, совершенно не знающий, что же ему предпринять. Обычно, у Нотта был «100 и 1 способ выйти из затруднительного положения и решить проблему», но тут мозг отказывался нормально функционировать и услужливо молчал, не подкинув ни одной идеи. Когда оцепенение, наконец, прошло, Теодор взял руку Дафны, переплетая пальцы и нежно коснулся губами ее костяшек. Ни намека на того разъяренного Теда, которым он был пять минут назад. Большим пальцем слизеринец нежно поглаживал руку подруги, невидящим взглядом смотря перед собой. Созерцание каменной стены, ровным счетом, ничего не дало ему. Тишина, ничем не нарушаемая тишина, которую Теодор так любил. Он с трудом переносил шумные компании и суматоху, ему куда более приятней было находиться со своими друзьями в спокойной обстановке. Хотя, когда твоего лучшему другу будто жалящим заклинанием в попу попали, о размеренном существовании можно забыть. У Кевина была куча идей, самых разнообразных и они сменяли друг друга со скоростью света.

-Я тебя прощаю, - Нотт снова целует костяшки пальцев Дафны, возвращаясь из мира раздумий. – Не сиди на холодном полу, а то детей не будет – пробормотал слизеринец и с завидной легкостью Нотт пересадил все еще страдающую Дафну к себе на колени. Наверно, ему трудно поверить в происходящие и Теодор ждет от девушки какого-то подвоха. Она может встать, рассмеяться ему в лицо, сказать, что пошутила и уйти. Однако, слизеринец искренне надеялся на то, что все сказанное Гринграсс не какая-нибудь глупая шутка. Иначе, он никогда не сможет ее простить.

— В этом случае, как мне кажется, нет правильного выбора.
— Может, правильный выбор — это тот, с которым ты сможешь жить?
© Castle

Магглорожденные и полукровки не представляют, насколько им повезло. Вся их жизнь не расписана по пунктам родителями. Ты женишься на определенной девушке, пусть вы и двух минут не можете находиться в одной комнате, у вас будет трое детей, с 10 утра до 6 вечера ты будешь работать в Министерстве Магии на руководящей должности, в 6:05 приходить домой, желательно не разговаривая с женой и детьми больше одной минуты, запираться в своем роскошном кабинете, ибо вся эта семья сидит у тебя в печенках.
Обладающие несметными богатствами, древней историей, дворянскими титулами, всеобщей любовью и признанием в высшем свете, эти люди были лишены права выбирать свою судьбу. Да что там, они даже не могли сами решить, с кем провести всю свою жизнь, деля пополам горе и радость.
Теодору не улыбалось такое существование, иначе это назвать нельзя. А Дафна, она… Сначала, когда отец только сообщил ему о том, что его суженной будет мисс Гринграсс, Нотт даже расстроился, а Кевина чуть не хватил инсульт, из-за того, что это могла оказаться его обожаемая Астория. Теодор хорошо относился к Дафне как к другу, но с трудом представлял ее в роли матери своих детей. Она всегда была такой сильной, властной и гордой, так что в семейной жизни они могли пойти только по двум дорожкам: либо постоянно ругаться, отстаивая свои интересы, либо совсем не разговаривать. Ни тот, ни другой вариант не устраивал Теодора. Потому ему и пришла идея сблизиться с будущей женой. Это давалось не легко, временами Теодору хотелось послать все к чертовой матери, плюнуть на этот брак, на решение отца и укатить как можно дальше, прихватив с собой оставленное Катриной наследство. Слизеринец упустил тот момент, когда Дафна стала не просто невестой, с существованием которой ему приходилось мириться, но и кем-то большим и значимым. Нотт стал ловить себя на мысли, что ему не безразлична ее судьба, душевное состояние и вообще все то, что происходило в ее жизни. Дафне он в этом никогда не признавался, не желая быть высмеянным, ведь это вполне в духе Гринграсс. Теодор в состояние был бы поставить ее на место, в таком случае. Но неприятный осадок все равно остался бы, да и родители учили его не грубить девушкам, даже если они ведут себя плохо. Очень плохо.
-Вот видишь, ты уже смеешься, а это хорошо – тихо сказал Теодор, одной рукой обнимая уткнувшуюся в его плечо Дафну за талию, а другой поглаживая по светлым волосам. – у тебя красивая улыбка – зачем-то произнес Нотт, закрывая глаза и вслушиваясь в сбивчивое после слез дыхание Дафны, в капающую вдалеке воду и отдаленный шум учеников Хогвартса. Теодор любил тишину, когда никто не гудит над ухом, не надоедает своим присутствием и пустыми разговорами ни о чем.
- Что мне теперь делать? – спросила слизеринка, разорвав свои объятья и прислонившись лбом к лбу. Теодор неопределенно пожал плечами. Он не задумывался над этим, ведь не ожидал, что разговор перейдет в такое русло. Молодой человек даже не надеялся переубедить Дафну в том, что убивать нет смысла, а она, за какие-то мгновения, полностью поменяла свои представления о мире. Ее вопрос был вполне логичен в такой ситуации и требовал незамедлительного ответа. Желательно правильного и верного, чтобы не ошибиться еще раз.
Пару лет назад Нотт попал в похожую ситуацию, когда Кевин Энтвистл, заноза в заднице, спасший ему жизнь, а впоследствии ставший его лучшим другом, точно так же разрушил все представления Теодора о том, что хорошо и что плохо. Курсе на пятом слизеринец с уверенностью мог сказать, что у него нет души, что плевать он хотел на всех, кроме себя, что ему важен статус в обществе и что все двери для него открыты. Менять свои взгляды трудно. Когда перестаешь верить во что-то, в душе появляется пустота, которую необходимо заполнить.
-Я не знаю, но что-нибудь обязательно придумаем, - также тихо отвечает Теодор, боясь нарушить создавшуюся атмосферу. Он искренне хотел помочь Дафне в выборе нового пути, но пока что не знал как.
Ее дальнейшие слова повергли молодого человека в ступор, да так, что он минуту молчал, не зная как реагировать на происходящие. В голове – пустота и непонятная злость на Дафну, что она могла вообще о таком подумать. Бросить ее? Да никогда в жизни! Она нравилась ему, черт побери, и он хотел, что бы она вышла за него замуж. Но сделала это не потому, что так сказали родители, а потому, что она сама так решила. Не будь он Ноттом, если не добьется своего. Так что простите, дамочка, вам просто так не отвертеться.
Теодор поднялся с пола, отряхивая школьные брюки и делая шаг к Дафне, оказавшись в паре сантиметров от нее. Неожиданно, в голову пришла мысль. Совершенно безумная, дурацкая и спонтанная, но стоящая.
-Не говори ерунды, ты мне нужна. – Теодор положил руку на щеку девушки, проводя большим пальцем по скуле. – а что, если тебе не придется говорить о своем решение семье? Что, если никто, кроме меня, не узнает? – Нотт замялся, не зная, стоит говорить или нет. – Ты девушка и тебе проще отказаться от последней битвы. К примеру, можешь начать есть тортики и пирожки, потолстеть и сказать, что беременна от меня, - на лице Теодора появилась хитрая улыбка и, притянув невесту за талию, он продолжил говорить, практически касаясь губ Дафны – Или ты можешь не врать и правда забеременеть. Но лучше не надо, - молодой человек рассмеялся и целомудренно поцеловал будущую жену в лоб. – Тебе не надо рассказывать всех о том, что произошло. Так будет лучше. Подумаем об этом после того, как все кончиться в чью-либо сторону, - почему-то Теодор был уверен, что сможет выйти сухим из воды при любом раскладе событий. На то они и слизеринцы, что умеют хитрить и выкручиваться, казалось бы, из самых безнадежных ситуаций.
-Хотя, это глупая идея,  - на самом деле не такая уж и глупая. Больше всего Нотт-старший переживал за положение своей семьи и за продолжение рода. Его счастью не было бы предела, узнай он, что у него будет чистокровный внук, мать которого носит фамилию Гринграсс. Теодор умело играл на чувствах отца, получая желаемое. Иногда Ноттом-старшим было так легко манипулировать, если знать, на какие больные точки нажимать. Это только с виду Томас был жестоким, бесчувственным и непоколебимым. – Забудь, придумаем что-нибудь другое.