26.10.1998 - долгожданное переоткрытие форума DYSTOPIA. terror has no shape! Мы все долго ждали перезапуска и наконец это случилось. Форум переходит на режим пост-Хогвартса! Все очень скучали друг по другу, и мы открываем новую страницу нашей истории,
наполненную всё большими интригами и теперь - войной. Мальчик-который-выжил, кажется, не смог совладать со смертью, а Лондон потонул в жестокой Войне за Равенство. Спешите ознакомиться с FAQ и сюжетом!
Мы ждем каждого из Вас в обсуждении сюжета, а пока вдохновляйтесь новым дизайном, общайтесь и начинайте личную игру. Уже через неделю Вас ждут новые квесты. А может, на самом деле Ваш персонаж давно мертв?
министерство разыскивает:
P. Williamson ● M. Flint ● W. Macnair
M. Edgecombe ● DE Members ● VP members
старосты:
P. ParkinsonG. Weasley
L. Campbell

DYSTOPIA. terror has no shape

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » DYSTOPIA. terror has no shape » our story » The snow fell and the castle rose.


The snow fell and the castle rose.

Сообщений 1 страница 14 из 14

1

» участники:
Killian & Siobhan Blackstone

» время событий:
25 - 27 декабря 1997 года

» локация:
Северная Ирландия, Уорингстаун

» общее описание:
Совместные праздники — редкость для Блэкстоунов, единственное напоминание о детстве.
Мороз, заснеженные пустынные поля, хорошо прожаренная индейка и дух Рождества, легко погрузиться в прошлое, как будто ему по-прежнему тринадцать, а ей шесть.

http://25.media.tumblr.com/594b4d60991a7a5ea6fa3de7e7b60a2a/tumblr_mhaoemq6Ps1rc5dsgo1_500.gif

0

2

«Мой самый главный человек,
Взгляни со мной на этот снег -
Он чист, как то, о чем молчу,
О чем сказать хочу». ©

Хрупкие маленькие снежинки. Они всюду, их миллионы, но каждая по-своему одинока. Срываясь с высоких небес, они стремились на землю, тянулись друг к другу. Хрупкие… маленькие снежинки. Они застилали собой сухую обмякшую траву, наследие осени. Каждая пора года в Ирландии особо очаровательна. Зимняя сказка, весенняя молодость, летнее рандеву, осеннее золото. Одно сменяется другим. Так проходят года, десятилетия, века, а прошлое всегда возвращается, как по спирали. Для ирландцев страна всегда имела огромное значение. Долгое время она находилась под властью британской короны и только ближе к Первой Мировой Войне ирландские радикалы собрали достаточно сил, чтобы отстоять свою независимость. Не сказать, что Шиван сильно интересовалась историей Ирландии, но как и любой человек, в жилах которого течет ирландская кровь, она интересовалась прошлым, а этот дом, в котором она сейчас находилась, символизировал ей долгие истории о жизни женщины, которая вечерами усаживала маленькую белокурую девочку у камина, и повествовала о своем прошлом.
Шиван любила проводить Рождество в кругу семьи. Девушки в её возрасте обычно делают это со своими друзьями, уже вдоволь насытившись семьей в детстве, но Блэкстоун не могла похвастаться обилием общения со своими родителями и братом. Ещё до поступления в Хогвартс она перебралась к своей прабабке, подальше от несносных соседских детей и поближе к тем, к кому она уже успела привязаться. Ей не хватало маминой любви, ей не хватало отцовского внимания, ей не хватало братской заботы. Она всегда удивлялась тому, что они с братом практически никогда не ссорились. Как так получилось? Мальчишки, они же всегда такие вредные, да и старшие ревнуют родителей, постоянно отнимая что-то у тех, кто родился позже них, потому что они якобы и без того слишком много получают. Иногда это происходит лишь подсознательно, они думают, что это лишь невинная игра: отобрать мишку у младшего брата. Шиван всегда очень ценила своего брата за то, что он никогда не обижал её, никогда не отбирал у неё плюшевых медведей и давал нагоняев обидчикам. Наверное, в мире не существует никого, кто бы смог сравниться с Киллианом, потому что он самый лучший и самый любимый. Все эти годы именно его присутствия Шиван больше всего не хватало. Он заменял сразу и мать, и отца, и лучшего друга, и себя. Иногда случались такие минуты, когда она не понимала, почему они так отдалились, почему всё их общение сводилось лишь к регулярной переписке. Бумага – это одно… она никогда не заменит взгляда, объятий, обычного живого разговора. На бумаге никогда не поймешь, что на самом деле имел в виду человек, потому что не видишь его глаз, жестов, реакции. Но Шиван была рада тому, что брат добивается успехов на том поприще, которое ему по душе, и сама старалась выкладываться в учебу по полной, чтобы не отставать. Когда он рассказывал о своих девушках, она жутко ревновала, потому что они видят его в стократ чаще, чем родная сестра. Она хотела познакомиться с ними, ей было интересно, кто же смог привлечь её любимого брата. Но обычно всё ограничивалось лишь тем, что она знала их имя, фамилию и, пожалуй, чем они занимаются. Ах да, и ещё, что они довольно милые. Да, теперь всё.
Шиван очень хотела провести этот праздник вместе с родителями, братом и прабабкой. В последний момент пришлось ограничиться лишь теми двумя, родители решили остаться дома, так как отец слабел с каждым новым днем, и мать не хотела, чтобы он проделывал такое длинное расстояние. Между тем, Шиван была рада и этому. Кто-то должен был вставлять свои пять копеек в их долгие и скучные рассуждения на самые разнообразные темы вместе со Стэфэнией. Прабабка любила нести заумный бред, который Шиван всё же считала весьма полезным. Быть может, когда ей стукнет сто десять лет, она начнет понимать смысл сказанных Стэфэнией слов. Шиван не могла удержать смеха, когда Киллиан оставался наедине со своей любимой прабабкой, и та начинала учить его жизни. Однажды Стэфэния рассказала Шиван о том, что она думает по поводу своего выскочки-внука и теперь девушка могла только молиться, чтобы она придержала свой язык, когда захочет повторить свои откровения, только уже в лицо. Она меньше всего хотела, чтобы родственники находились друг с другом в ссоре, это создает болезненное напряжение в тех комнатах, которые связаны у неё исключительно со счастливым детством. Все, кроме одной. С той самой ночи она заходила в неё лишь несколько раз, и после каждого из них выбегала из неё со слезами, сожалея об ошибках прошлого. Образ этого парня до сих пор стоял у неё перед глазами и не давал спокойно уснуть, преследуя даже в снах. Она бы могла никогда больше не возвращаться в этот дом, переехать к родителям и не ощущать каждый раз прилив нахлынувших воспоминаний по приезду домой. Но она не могла оставить Стэфэнию одну. Кто-то должен был ухаживать за ней хотя бы несколько раз в год, да и, каким бы гадким ни было это воспоминание, оно одно и от него никуда не сбежать, а этот город и этот дом всё же был для неё символом детства, того времени, в котором она была счастлива. Бывало, проходишь мимо какого-то вроде бы незначительного здания и вспоминаешь маленького Зака, который подарил тебе бумажный кораблик, потому что он там жил, а бывает, идешь по аллее, и в глаза бросается силуэт маленькой девочки из прошлого. Подходишь ближе, смотришь на неё и видишь себя маленькую. Так хочется вернуться в то радостное время и прожить жизнь заново, по-другому, без всех этих ничтожных ошибок. Но даже если это и возможно, ничто не застраховывает от новых, порой даже намного более страшных. Свою жизнь стоит проживать только один раз.
Вдоволь нагулявшись по родным улочкам, девушка возвращалась домой, поближе к камину, подальше от холода. Согревая дыханием руки, она потирала их друг о друга, и вспоминала о том, где оставила свои варежки. Дойдя до калитки, она поняла, что повесила их на решетку, потому что они мешали достать ей ключ. Проклиная себя за рассеянность, Шиван прошла внутрь двора и услышала какой-то приглушенный шум в саду около дома. Девушка понадеялась на то, что это заяц или белка, и быстро направилась в сторону шума. Но, увы, это была даже не соседская собака, шум исходил от Киллиана, который, видимо, решил сделать что-то с деревом, то ли наколоть дров, то ли вылить свою злость после очередного разговора с любимой прабабкой на что-то невоодушевленное. Шиван решила поднять ему настроение, метнув снежком. К слову, это очень опасно, когда у человека в руках топор: он может перепутать его со снежком и метнуть в ответ. В целях безопасности она спряталась за деревом, соскребла с ветви немного снега и смяла его в комок. Прицелившись в сторону брата, она отпустила его в полет по заданной траектории, и моментально вернулась в тайное положение за деревом. Когда прошло то опасное время, когда в ответ мог бы прилететь топор, Шиван осторожно выглянула из-за дерева и, поняв, что ей на данный момент ничего не угрожает, высунулась полностью. Звонко рассмеявшись, она подошла ближе. – Что это ты делаешь?
В этот момент Шиван впервые заметила, какая очаровательная у её брата улыбка. Такой мужчина мог бы служить объектом воздыхания и обожания многих женщин, и так наверняка и есть. Она улыбнулась, разглядывая вместо дерева своего брата и любуясь его мужской красотой. Вокруг этого человека распространяется ни что иное, как флюиды. Шиван обняла его шею, не обращая внимания на топор, и посмотрела в глаза. – У меня такой привлекательный брат, что я начинаю завидовать его женщинам. – По глазам бегали озорные огоньки, в этот момент она была почти что счастлива.

соседская собака

http://25.media.tumblr.com/19fb1828beb611c685583036281f73d7/tumblr_mhd9j1FDa11rhsh73o1_500.gif
:D

+1

3

i do not know what it is about you that closes
and opens; only something in me understands
the voice of your eyes is deeper than all roses
nobody, not even the rain, has such small hands

Никогда я не был так зол на себя за то, что работе уделяю времени столько, сколько не уделял семье, как в тот вечер. Крупное дело, с которым мне приходилось разбираться сутки напролёт, наконец-то получило логичное завершение в суде – моего клиента оправдали, и он, вне себя от радости и облегчения, пригласил меня обмыть это событие. Я было отказался из исключительного принципа, но м-р Смит отчаянно настаивал. Мне подумалось, что упираться будет невежливо, и только поэтому я вернулся к себе в пол-одиннадцатого в изрядно нетрезвом состоянии. Именно избытком алкоголя в крови я оправдывался перед собой в дальнейшем, но если взглянуть правде в глаза, настолько пьяным я не был. Мы выпили всего лишь две бутылки вина на двоих, и Смит активно подливал себе, жестикулируя и тараторя что-то невразумительно счастливое так, что в итоге облил вином рубашку. Как бы там ни было, сил на то, чтобы переодеться я не нашёл, стянул пиджак и упал на диван в гостиной. Прошло, наверно, минут пятнадцать, прежде чем раздался стук в дверь. Я курил, думая о чём-то постороннем. Кажется, пытался прикинуть, сколько я мог бы сделать за этот вечер, останься дома. Сил на то, чтобы подняться и открыть, у меня не было, но поздний гость не собирался уходить. На всякий случай я взял со стола палочку, небрежно отброшенную по приходу, но опасения были напрасными: на пороге стояла очаровательная блондинка: нежное круглое личико и ясные, широко распахнутые глаза, - и, ласково и немного лукаво улыбнувшись мне, вдруг шагнула вперед и обняла. И только спустя долгих двадцать секунд – она уже успела закрыть за собой дверь и пройти на кухню, с любопытством оглядываясь, - я осознал, что это – моя младшая сестрёнка. От малышки-Шиван, которую я знал подростком, остался лишь едва уловимый след, во всём остальном я видел только невероятной красоты юную девушку, что по странному стечению обстоятельств оказалась моей сестрой. Она мягко упрекнула меня в том, что я давно не приезжал в гости, и ей самой пришлось разыскивать меня, а ещё она встретила подругу и потому так задержалась, и «почему тут так сильно накурено, Киллиан?» - тоном строгой учительницы вдруг спросила Иви, и тогда я впервые за вечер рассмеялся, чувствуя, как сходит оцепенение. Выглядел я, конечно, ужасно: в помятой полурасстёгнутой рубашке с закатанными выше локтя рукавами, взъерошенный, порядком пьяный и, больше чем уверен, от меня несло вином и никотином. Шиван командовала на кухне, заваривая для меня чай, пока я пытался быстро избавиться от наполненной окурками пепельницы и привести себя в человеческий вид.
Сестрёнка гостила у меня всего несколько дней – невероятно мало, но у неё заканчивались каникулы, а она ещё хотела навестить родителей. Эти три дня прочно врезались в мою память, перевернули что-то внутри, извлекли наружу прежнее, почти позабытое. И то глупое детское обещание, данное отцу, и странный, почти благоговейный восторг при виде сестры, и страх за неё. И ещё что-то, чему я не смог тогда дать объяснения: физическая, болезненная потребность быть рядом с Иви, говорить с ней, о чем угодно, смотреть на неё, касаться её ладони или плеча при разговоре, обнимать, целовать в щеку перед сном, и бесконечная нежность, которую я испытывал, даже не находясь с ней рядом, а просто представляя себе её образ…

Старуха выжила из ума уже давно.
Киллиан не говорил об этом, не желая расстраивать сестру, но общение со Стэфэнией в первые же дни его приезда свелось к постоянным нападениям-отступлениям с обеих сторон и неизменному сарказму. Прабабка была единственной женщиной, к которой он ощущал если не ненависть, то сильнейшую неприязнь точно. Помимо этого она считала, что день, проведенный без поучений, потрачен зря, а её любимые «истории из жизни» вообще считались смыслом существования. Выслушивать этот бред сутки напролёт Киллиан согласился только ради Шиван, которая старуху любила и очень огорчалась, если брат говорил о ней что-нибудь неодобрительное.
Но теперь Стэфэния превзошла сама себя.
История с исчезновением магии напугала и всколыхнула всё магическое сообщество, но Киллиан не слышал, чтобы хоть какой-нибудь идиот проводил в собственном доме старинный кельтский ритуал, лишающий обитателей возможности применять бытовые заклинания. Старуха, ехидно сверкая полуслепыми глазами, пояснила это необходимостью поднатореть в маггловской жизни, так как никто не знает, когда магия исчезнет совсем. Киллиан по возможности сдержанно объяснил ей, что проблемой занимаются выдающиеся волшебники – выдающиеся хотя бы интеллектуально, не говоря уже о прогрессивном мышлении. На это прабабка только ухмыльнулась, удобнее укрылась пледом в своем излюбленном кресле-качалке и проскрипела что-то про «молодых да ранних», явно нелицеприятное. На вопрос внука, достаточно ли у них дров, Стэфэния пожала плечами. Потом всё-таки соизволила рассказать, где хранится топор, и посоветовала «стащить хворосту у соседей», при этом не смутившись тому, что Киллиан адвокат и работает на Министерство, а, значит, репутацию должен иметь безупречную. Конечно, кто бы стал разбираться в таком "деле", но Киллиан озлобился уже настолько, что с трудом подавил жгучее желание опустить топор лезвием на голову старухи и поспешно вышел во двор.
Зима здесь совсем не была похожа на зиму в том же Лондоне – слишком снежная, морозная, наводила на воспоминания о Хогвартсе, хотя он, пожалуй, был намного севернее. Впрочем, такая погода Киллиану даже нравилась. Морозный воздух освежал, успокаивал, и желание убить немного поутихло. Шиван как раз ушла гулять, поэтому Киллиан надеялся разобраться с хворостом ещё до её прихода, всё-таки удержаться от пространной матерной речи, посвященной маразму прабабки, было бы довольно трудно. А так он мог отводить душу на ни в чём не повинных сухих ветках росшего поблизости дерева, широко замахиваясь топором и с чувством опуская его, рисуя при этом приятные сердцу картины почившей в муках Стэфэнии.
Он был уверен, что старуха сейчас злорадно посмеивается над ним, представляя предстоящие мучения на фоне отсутствия магии. Но физический труд на свежем воздухе благоприятно сказывается на душевном равновесии. Спустя пятнадцать-двадцать минут, когда куча хвороста разрослась достаточно, чтобы можно было остановиться, Киллиан уже не думал о мести, только прикидывал, как можно снять последствия кельтского ритуала.
И получил снежком в затылок.
От неожиданности Киллиан чуть не выронил топор, мелькнула дурацкая мысль о Стэфэнии, которая, решив поглумиться, забрасывает правнука снегом, но старухи сзади не оказалось – только что-то мелькнуло и быстро скрылось за деревом. Что-то, конституцией и блондинистостью, напоминающее младшую сестрёнку. Киллиан, разом позабыв о вредной прабабке и улыбаясь, уже зашагал в сторону прячущейся Шиван, но она сама выпорхнула из своего ненадежного укрытия и воспользовалась оружием, против которого Кэл не мог устоять – обвила руками за шею. От неё слабо пахло цветочными духами и хвоей, поразительное сочетание в морозный зимний день, Киллиан даже топор выпустил из рук, чтобы обнять сестрёнку двумя руками примерно за пояс – различить очертания её фигуры под шубой было сложно, - и, постаравшись принять как можно более грозный вид, разглядывал довольное румяное личико.
Хворост, – отрывисто пояснил он, наклоняясь, чтобы поцеловать Шиван в нос, – Бабушка снова чудит.
У меня такой привлекательный брат, что я начинаю завидовать его женщинам.
Ты говоришь так, словно они бродят за мной толпами, - засмеялся Киллиан, крепче притягивая к себе сестрёнку, - А вот количество твоих поклонников мы никогда не обсуждаем. Мне нужно о чем-то беспокоиться? – преувеличенно-серьёзным тоном спросил он, про себя же думая, что будет беспокоиться всегда, когда речь заходит о Шиван. – Правда, Иви, ты не рассказываешь мне о них, а я – брат, я должен знать! Меня, видишь ли, как-то угораздило стать братом самой красивой девушки на свете… - Киллиан засмеялся, поцеловал сестрёнку в румяную щёчку и с большим сожалением, но не подав виду, разжал руки, выпуская из порядком затянувшегося объятия.
- Что ты знаешь о кельтских ритуалах? – спросил он внезапно.

Отредактировано Killian Blackstone (2013-02-12 13:22:19)

+1

4

Жить в твоей голове.
И любить тебя неоправданно, отчаянно.
Жить в твоей голове.
И убить тебя неосознанно, нечаянно.
Неосознанно, нечаянно.

                 Неосознанно. Прижимаясь к нему, она чувствовала заботу. Она чувствовала любовь. Братскую. Неподкупную, неповторимую, неосознанную. Она пыталась запомнить каждой частичкой своего тела, скрытого под тысячей одежек, это тепло, которое у неё отнимут. Обстоятельства… обязанности… они снова заберут его у неё. И пока они встретятся вновь, пройдет ещё одна тысяча лет. Шиван не хотела отпускать его из своих объятий. Она хотела продолжать чувствовать его рядом с собой. Чтобы не терять это чувство ещё долгие и долгие месяцы. Неосознанно.

               Нечаянно. Киллиан был для неё сейчас и матерью, и отцом, и братом и… она хотела сказать «любимым», но ведь нельзя любить братьев так? Неосознанно. Нечаянно. Он был для неё другом, да. Ещё ни одного мужчину Шиван не любила так, как должна любить взрослая женщина. Да она и не была женщиной, собственно. Поэтому и не любила… Поэтому и могла спутать те чувства, что следует проявлять к брату, с теми, которые должны достаться мужу, мужчине. Неосознанно. Нечаянно.

И слушали тихий океан.
И видели города.
И верили в вечную любовь.
И думали: "Навсегда".

               А помнишь ли ты, как когда-то мы были маленькими? Как верили в сказки? Кто-то верил в них. Кто-то, может быть, даже верил в бога. А я верила в вечную любовь. В такую, что навсегда… Помнишь? Ты помнишь?...

               А помнишь, как когда-то мы были вместе? Рядом. Всегда. И верили в то, что это навечно. Что мы никогда не расстанемся. Помнишь? Ты помнишь?...

               Я думала, что жизнь – это сказка. Я верила в то, что я вырасту настоящей принцессой и что в моей жизни появится прекрасный принц и увезет меня в далекие края, где я буду счастлива. Туда, где живет сердце… А где живет моё сердце? Где я смогу быть счастлива? Только здесь. Только сейчас. Только с тобой. Чувствуешь ли ты это? Слышишь ли ты это?

Запутались в полной темноте.
Включили свои огни.
Обрушились небом в комнате.
Остались совсем одни.

               Одни. Совсем одни. Как так случилось, что жизнь разве нас? Каждого своими путями. Не сказочными. Не теми, о которых мечталось. Жизнь медленно сходила к темноте. Вела по кругу. Запутывала в свои крепкие нити. Отпускала. Бросала. На волю. На свободу, о которой мечталось. Нужна ли такая свобода? Лучше быть в клетке, лучше быть взаперти, но не одному в темноте. У тех, кто в клетке, есть хозяин. У нас не осталось никого.

               В полной темноте. Что стало с твоей жизнью? Я так мало знаю о тебе. Скажи мне. Расскажи мне всё. Почему ты молчишь? Я хочу слышать твой голос, я хочу чувствовать твоё дыхание. Я хочу запомнить это. Я хочу остаться здесь навсегда.

               Шиван почувствовала, что он отпускает её из объятий. Нет, нет, не надо! Подожди. Я хочу ещё. Я не до конца запомнила этот момент. Не отпускай меня сейчас… Она улыбнулась. Она не могла рассказать ему о своих поклонниках. Ведь она хотела убить их. Каждого. Из-за одного. Они не заслужили этого, но Шиван не могла остановить себя, не могла забыть. И не могла рассказать самому близкому человеку, потому что он мог не понять, он мог оттолкнуть, а она не могла потерять его… сейчас… всегда… никогда…

               – О кельтских ритуалах? – Шиван рассмеялась. Громко, тепло, солнечно. В этом был весь он, её брат. Неожиданный. Странный. Родной. Он жил у неё в голове. В сердце. Жил в ней самой. – А что именно ты хочешь узнать? – Она, как умная девочка, и как практикант, будущий преподаватель, конечно, знала что-то о кельтских ритуалах. Но зачем они ему сейчас? Пусть лучше обнимает её. Вечно.

               Шиван снова прижалась к брату. Она не собиралась больше отпускать его. – Странный. Родной. – Она сама не заметила, как проговорила это вслух. Неосознанно. Нечаянно.

+1

5

here i go again the blame
the guilt, the pain, the hurt, the shame
the founding fathers of our plane
that's stuck in heavy clouds of rain.

Шиван.
Её имя змеиным шипением соскальзывает с кончика языка, ударяется о нёбо последней буквой. Киллиан произносил его много тысяч раз; дозволенно — с семейно-ласковой, родственной, братской интонацией (варьирующейся от целомудренной нежности до повелительного тона); но несколько — о, в этом он с трудом признается самому себе, — с придыханием и так, как не произносил имена и самых искусных любовниц.

В его Иви есть всё, чтобы вскружить голову мужчине: мягкая красота миловидного личика, обещающая доминирование, полное обладание властному и решительному, сметающая настороженность, и острый ум, завлекающий трепещущего, сходящего с ума от вожделения, в сети прочнее стальных прутьев клеток, и гибкая, женственно-округлая фигура, досадно скрытая слоями одежды. Иногда он сам, вместе с зашкаливающей нежностью и страхом, ощущал при взгляде на сестру неуместное, ненормальное, единственно правильное и острое чувство, — сдавливающее грудь, жуткое, пугающее, необходимое. По отношению к ней, по отношению ко всему, что касалось её изящных маленьких рук, водопада золотистых волос, круглых плеч и блестящих глаз. Киллиан не был готов делиться с кем-то её красотой. Она принадлежала ему. Шиван принадлежала ему.
Его ответственность, его проклятие.

Её звонкий смех райской мелодией разливается в морозном воздухе, Киллиан неосознанно улыбается её улыбке, любуется ею, впитывает в себя, превращая в одно из множества восхитительных воспоминаний о сестре. Его Иви смеется так тепло.
Стэфэния подготовилась к потере магии. Провела какой-то ритуал и мы не сможем колдовать в доме некий ограниченный, но неизвестный срок.
Шиван льнет к нему, прижимается щекой к груди и сердце бьется так часто, словно он подросток на первом свидании. Но у него нет сомнений — Иви его. Их связывают узы крови, они ближе любовников, ближе лучших друзей, ближе женатой пары — никому не оспорить. Киллиан растерянно проводит ладонью по копне её волос, ловит обрывок тихой фразы и целует невозможную, единственную, в макушку, вдыхая пряный аромат цветочного шампуня. Иви не надела шапку. Как маленькая девочка, избавившаяся от контроля взрослых. Киллиан поднимает меховой капюшон её шубы и надевает на голову, позаботившись о том, чтобы уши Иви были хорошенько закрыты от ледяного ветра.
Есть способ разрушить его действие? — Шиван умная девочка, только старинная кельтская магия не входит в список предметов в Хогвартсе; вероятно, о заклинаниях и ритуалах такой древности не пишут в книгах, а если упоминают, то вскользь, как о легендах.

Ветер усиливается. Небо затягивается серой пеленой снежных туч, по земле катится позёмка, становится холоднее. Киллиан прячет сестру от мороза в кольце рук, и эти мгновения рядом с ней прекрасны.
Пойдем в дом, — говорит он, не двигаясь с места, — Нужно разжечь камин, а я в последний раз пользовался спичками лет десять назад. А потом выпьем чаю. И посидим в библиотеке. Или со Стэфэнией, если старая ка... если бабушка не легла спать.
Шиван так её любит, что Киллиан терпит, молчит, выражается аккуратно. Прабабка в тихом и холодном доме следит за каждым углом. Ему кажется порой, что она видит гораздо больше и дальше, чем он может догадываться... и поэтому она так его ненавидит. Будто осознаёт неизбежное, ужасное. Словно читает в его подсознании лучше его самого. Старуха пугает. Но Шиван так её любит.
Пойдем? — вот бы не идти. Стоять здесь, обнимая прекраснейшее из божьих творений, слушая её голос, наслаждаясь её близостью. Киллиан так скучал по сестре в Лондоне, не имея возможности писать ей, даже думать о ней: работа отнимает много времени. Зато Иви теперь может не работать, заниматься своими исследованиями или всем, чем пожелает, он будет обеспечивать её, выполнять любую прихоть. Но она не станет пользоваться его деньгами. Она будет добиваться всего сама.
Благородная, родная, любимая.

+4

6

Hay en mi corazon una inquietud
Hoy te veo tan distante
Hay algo que me aleja de tu amor
De repente tu cambiaste
Hoy insegura estoy
El estar sin ti, se que me hara sufrir

               Ты стал другим. И ты прежний. Ты всегда был для меня братом, опорой, защитой. Я никогда не сомневалась в том, что ты будешь рядом. Ты был для меня моим личным сокровищем. Ни у кого больше такого не было, и я этим гордилась. Всегда. А потом ты начал исчезать из моей жизни. На день, на неделю, на месяц, а затем и на годы. Представляешь, мы годами не видели друг друга! И всё то, в чем я когда-то была уверена, разбилось на маленькие осколки моих надежд. Ты не был рядом со мной в ту ночь. Не защитил меня. Оставил одну. И вот что случилось… Приручил меня и бросил, и я, как маленький котенок, не знавший до этого жизни, была подхвачена первым течением, которое привело меня далеко не в сказку.

               А теперь ты снова врываешься в мою жизнь. Снова берешь меня в свои объятия, и я не могу отпустить тебя! Я снова привыкаю к тебе… Зачем ты даешь мне ложную надежду на то, что мы снова будем вместе, как брат и сестра? Ведь это же неправда… Ты снова уйдешь и снова бросишь своего маленького котенка, давая ему возможность выкарабкиваться самому. Его снова подхватит течение, и никто не знает, куда оно унесет на этот раз.

               Я чувствовала тебя около себя, чувствовала твоё тепло среди этого лютого ирландского мороза. Ощущала твоё дыхание и привыкала к каждой твоей клеточке. Зачем ты делаешь это со мной? Зачем?! Ведь ты снова бросишь меня… Ведь это снова будет наш последний раз.

Anoche yo senti, que me besaste diferente
Y me quede sin saber que hacer
Yo te conozco y se que algo no anda bien
Ven, dime la verdad, no quiero imaginar
Que fue el beso del final

               Мой милый, мой любимый… меньше всего я хочу делать это, но мне приходится. Шиван выпустила его из своих крепких объятий и отошла в сторону, рассматривая деревяшки на снегу, перемешанном с темной землей. – Если бабушка так решила, то стоит прислушаться к ней. Ну же, братец, когда бы ты ещё поразмахивал топором? – Шиван улыбнулась, весело глядя на Киллиана и выныривая из своих унылых мыслей. Стефэния всегда была для неё непререкаемым авторитетом, а значит и брату стоит задуматься о том, что не всё в мире держится на одной только магии, иногда стоит включить мозг и руки. Человеческие руки, не волшебную палочку. И желательно, не топор. Это как-то немного… настораживает.

               Идея отправиться дом оказалась как нельзя кстати. Там она сможет заняться чем-то полезным, не задумываясь больше о том, что брат снова бросит её. Пока он здесь и он рядом, и этим моментом нужно насытиться вдоволь. Бросив неоднозначный взгляд на Киллиана после услышанного недоговоренного «ка…», Шиван развернулась на девяносто градусов и отправилась в сторону входной двери. Дом был старым, Шиван маленькой, а дверь тяжелой, порой ей казалось, что кто-то из них развалит другого: либо дверь упадет на Шиван, либо Шиван надоест вечно оттягивать её со всей силы.

               – Поможешь мне? – Девушка достала чашки и поставила чайник на плиту. Бабушка сидела у своего камина, Шиван тихо подкралась к ней и проверила на бодрость. Ноль реакции. Уснула… Укрыв её теплым одеялом и поцеловав в покрытую морщинами, но всё ещё нежную щечку, девушка оставила бабушку в покое. Когда чайник закипел, Шиван предоставила возможность брату попрактиковаться на кухне и отправилась в библиотеку. Первым делом она наткнулась на их семейных альбом, раскрытый на столе. Либо бабушка вспоминала те времена, когда любимый внук ещё был любимым, либо Киллиан решил вспомнить, как выглядит его семья. Порой Шиван кажется, что встретив её на улице, брат бы не узнал родную сестру… Слишком уж «часто» они видятся.

               Перелистывая его, она просматривала фотографии с мамой-только-только-выпускницей, с отцом, когда они с мамой ещё не были одной семьёй, с голым маленьким Киллианом, что вызвало у Шиван громкий смех, и с самой Шиван… лето после её выпуска… и он… рядом… тот человек, которого она убила. Девушка резко захлопнула альбом и отбросила его в сторону. Он никогда не исчезнет из её жизни, никогда…

+2

7

Всё, кроме любви, вся наша жизнь так далеко.
Я, я - не один, но без тебя просто никто.

Прежде чем помочь сестре на кухне, Киллиан занёс в дом хворост и сложил неаккуратной кучей рядом с тлеющим камином. Когда он вернулся, Шиван уже доставала из кухонного шкафчика чашки.

Конечно, — кивнул он, стягивая тёплую куртку и одернув рукава белого свитера.
Шерсть неприятно кольнула запястье.

Вешая куртку в прихожей, Киллиан стал случайным свидетелем нежной семейной сцены между Шиван и крепко спящей Стэфэнией благодаря распахнутой двери в гостиную. Раздражение проскребло в груди не хуже колючего шерстяного свитера. Старуха не заслуживала любви его сестры. Но откуда столько детской ревности? Ответ крылся где-то поблизости, но он никак не мог позволить себе додумать эти мысли до конца.
Предчувствовал, что открытие истины ему не понравится.

В ожидании чайника Блэкстоун устроил кухне ревизию: тягал из шкафчиков и холодильника съестное; пачку имбирного печенья, кругляш твердого сыра. Упаковка глубоко просроченных Берти-Боттс отправилась в мусорную корзину, вслед за ней полетели вкладыши от шоколадных лягушек, неизвестно что забывшие в морозилке.
Увлекшись, Киллиан и не заметил, как сестра тихонько вышла. Через несколько минут откуда-то сверху донесся её громкий смех, и мужчина тоже заулыбался, силясь понять, что так развеселило Иви. Но тут он обнаружил в нижнем шкафчике початую бутыль ирландского виски, и всё его внимание переключилось на неё: откуда у старухи, которая уже должна на ладан дышать, крепкий алкоголь?
Представить, что бутылка принадлежала Шиван, не получилось.

Поразмыслив над этой загадкой полминуты, Киллиан ничтоже сумняшеся плеснул виски на треть в свою чашку, осушил её залпом и налил ещё, поменьше. После двух заходов жизнь показалась веселее, отсутствие магии менее угнетающим, а тайна бутылки благополучно забылась. Жизнерадостно полавировав по кухне, Блэкстоун грохнул об стол здоровенным серебряным подносом, на котором раньше наверно разносили изысканные блюда, а теперь умостились и две чашки с горячим чаем, и печенье, и сыр, и хлеб.

Как пусто в душе без миражей, без волшебства.
Мы здесь лишь на миг, пусть он звучит, словно слова молитвы.

Поднявшись на второй этаж, Киллиан осторожно толкнул плечом библиотечную дверь и постарался войти так, чтобы с подноса ничего не упало. Шиван ютилась в кресле, спиной к двери. Она и не услышала, как он зашёл — увлечена была какой-то книгой. Когда эта книга полетела на столик рядом с креслом, подкрадывающийся мужчина вздрогнул от неожиданности и поднос в его руках опасно дрогнул, но чай, хвала Мерлину, не разлился.

Что случилось? — обеспокоенно спросил Киллиан, осторожно поставив поднос на столик, и поднял неугодную сестре книгу.
Ею оказался старый фотоальбом.
Иви? — позвал мужчина ещё раз, уже спокойнее.

Насколько он знал женщин, любая фотография с «неудачной» прической может стать причиной депрессии, но Шиван прежде не была настолько неуравновешенной. Воистину, они теперь мало знали друг о друге. Отбросив альбом в соседнее кресло, Киллиан зашел за спинку сестринского кресла и погладил напряженные плечи Иви, чуть наклонившись.

Расскажешь? — попросил он почти шепотом. Когда губы на уровне её уха, можно не кричать. Ощущать тепло её тела, втягивать сладкий запах шампуня, уюта, родного дома; никогда у него не было сентиментальных чувств к дому, но его уверенность и спокойствие зиждились на этой девочке, такой любимой, такой несчастной сейчас. Киллиан погладил большим пальцем основание шеи Иви, нежно обвел едва заметную венку и, не удержавшись, поцеловал сестру в висок.

+1

8

Почему не спишь?

Она бы хотела рассказать ему. Больше всего на свете. Рассказать хоть кому-то. Но стало бы от этого легче? Повесить свои проблемы на другого, такого родного человека – не лучший подарок для него. Шиван в его глазах такая себе «хорошая девочка», чуть ли не святая, разрушать этот образ грязью прошлого слишком мерзко и нечестно с её стороны. Нечестно и молчать, говорить, что всё хорошо, но ведь сейчас и правда ВСЁ было хорошо. Всё. До тех пор, пока этот чертов альбом не попал к ней в руки. Зачем? Почему именно в этот момент?

Я за нас двоих небеса молю, потому не сплю.

Девушка была заметно напряжена, она даже не расслышала вопроса, заданного Киллианом, слишком уж глубоко внутри были спрятаны выбиравшиеся наружу мысли. В них всецело была погружена и она, пока ладони брата не коснулись её плеч и не вытащили тем самым Шиван из гниющей пропасти. Так гадко чувствовать себя сущей мерзостью, дрянью. Каждый раз проклинать себя. Каждый раз жалеть о прошлом и бояться будущего. И даже не пытаться осознать свои психические недостатки. А они были налицо. Пожирали сознание, как плесень распространялись, как яд убивали. Но не быстро, а долго и мучительно. Однажды нужно будет закончить это. У неё не оставалось другого выбора, кроме как убить себя. Она знала, что этот яд в ней на всю жизнь, до самого конца.

Почему молчишь?

Каким бы родным, каким бы близким ни был для неё брат, посвящать его в это нельзя было ни в коем случае. Больше всего она сейчас боялась потерять этот единственный счастливый момент в её жизни из-за своей чертовой искренности. Полчаса назад мир казался ей раем. Ад всегда рядом… Всегда готов напомнить о себе. Только не сейчас. Только не здесь…
А с другой стороны, кому ещё она могла доверять так, как ему? Правильно, никому. Киллиан был так близко, она чувствовала его тепло и его нежность, и это было несравненно. Он снова начал заполнять собой всё её сознание, и Шиван это нравилось. Он отгонял от неё печаль и, казалось, он сам был ею, Шиван. Она правда чувствовала его. Чувствовала как никого и никогда. – Всё хорошо. Это просто… - Она снова глянула на альбом, только подтверждая своё решение. – Не важно. Это просто пустяк.

Молчание золото, я за все плачу и потому молчу.

– Лучше расскажи мне… - Начала она, медленно придвигая к себе чашку чая. – В ней хоть что-то осталось? – Шиван имела в виду содержимое бутылки. Если Киллиан думал, что во время его поцелуя в висок сестра будет полностью этим увлечена и не успеет уловить аромат виски, то он очень сильно ошибался.

Это навсегда.

Девушка улыбнулась, притянув брата к себе, чтобы поцеловать чуть более нежно, чем по-сестрински. Он был для неё больше, чем братом. Он был ею самой. Порой казалось, что он совсем не изменился. Ни капли. Был всё тем же тринадцатилетним мальчиком, большим и милым, немного вредным, с непонятными ей мыслями. Или он был таким только с ней…? Вопрос без ответа. Точнее, она всё равно его не услышит. Себя анализировать сложно.

Видишь, вдалеке излучает свет в темноте звезда?

– Эй, почему я ничего не знаю о твоей жизни? Может быть, я уже давно стала тётей или ты находишь забавным поведать мне об этом на предсмертном ложе? Ну же… как её зовут? – Шиван заерзала в кресле в ожидании ответа. Со временем девушки учатся определять эту влюбленную искру на лицах мужчин. В некоторых случаях влюбленностью там и не пахнет, но вот загадочная улыбка, подкрепленная не менее загадочными мыслями о ком-то другом, она прямо резала глаза и вызывала ревность. Нет, правда, мог бы хотя бы намекнуть! Такой привлекательный мужчина может быть один только если он нетрадиционной ориентации.

Мы с тобой вдвоем будем видеть свет миллионы лет,
А звезда уже может быть мертва.

+1

9

it's you, it's you, it's all for you
everything I do
I tell you all the time
heaven is a place on earth with you

Несчастный взгляд сестры острым лезвием вгрызается в сердце. Боль в её глазах болью отражается в нём, болью и гневом, что порождают желание стереть с лица Земли причину её печалей. Ради Иви он готов пойти на всё, хоть прямиком в ад, лишь бы улыбка не покидала это прелестное лицо, воплощение невинности и чистоты. Только она не рассказывает, что происходит, и Киллиану остается теряться в догадках и корить себя за долгое отсутствие в её жизни, за исчезнувшее между ними доверие. А Иви нежно целует его в щеку, долго задерживает прикосновение мягких губ к коже, словно успокаивая, без слов объясняя, что справится сама. В ней действительно есть стержень и сила духа, но хватит ли их?

И что же скрывает сестра, чем не может поделиться? Знает ли о её бедах Стэфэния?
Но даже ненависть к старухе не пересиливает лютой ненависти к самому себе. Не был рядом. Не поддержал. Не спас.

Киллиан хмурится, отстраняясь от сестры, поднимает злосчастный альбом и садится в кресло. Какая из фотографий расстроила Шиван? Мужчина перелистывает страницы, неспешно скользя взглядом по движущимся изображениям прошлого. Детские снимки не попадают под подозрение. Тогда всё было хорошо, и они были вместе, полные надежд, совместных проказ и историй, которые рассказывали друг другу ночами, спрятавшись под одеялом на его кровати. Киллиан знал мысли Шиван, мог проследить их ход, они начинали предложения хором и хором же смеялись, радуясь совпадению. Но разве то были совпадения? Он был тогда подростком, но никого дороже младшей сестрёнки не было ни в переходном возрасте, периоде отрицаний и противопоставления обществу, ни после. Но ещё драгоценнее была их связь, сковывающая незримыми и нерушимыми путами.
Сколько воды утекло с тех пор. В его жизни появлялись девушки, затем – учёба в школе права, изматывающий и трудоемкий процесс, а после и работа, а с ней всё сложные игры и комбинации, на составление и реализацию которых уходит досуг. Сестрёнка отдалилась незаметно, и мысли о ней всё реже и реже приходили в голову эгоистичному, заработавшемуся, заигравшемуся молодому человеку.

"Нет ничего ценнее семьи", – говорил отец мальчишке, – "Ты должен всегда защищать и оберегать сестру".
Смысл этих слов начал доходить до него слишком поздно. Женщины, выигранные дела, заключенные сделки – хлипкие декорации для того, что действительно важно. Даже эти фотографии в старом альбоме, отображающие последовательность их жизни, демонстрируют неоправданное равнодушие Киллиана к семье.
Его на них почти нет.
Родители, Шиван, Стэфэния – счастливая, полноценная семья, будто и не было никогда сына. Но на снимках Иви хотя бы улыбается, смеется, обнимает своих друзей и нежно, влюбленным взором смотрит на какого-то молодого человека. Киллиан задерживается на этой фотографии, разглядывая юношу, чьего имени он не знает, и о чьем присутствии в жизни Шиван и не догадывался.
Как он обращался с его сестрёнкой? Любил ли её так, как она заслуживает, дорожил ли ею, осознавал свое счастье – быть любимым этой девушкой? Дарил ли ей подарки каждый день, говорил о том, как она прекрасна? Готов ли был отдать за неё жизнь? И насколько далеко она позволяла ему заходить, когда он целовал её?..

Киллиан резко захлопнул альбом. Но вспышка острой злобы, похожей на ревность, выхватила лицо юнца и накрепко запечатлела на внутренней стороне век, а воображение расстаралось, дорисовывая мучительные картины любовной связи Шиван с этим мальчишкой. Дорого бы сейчас Киллиан заплатил за возможность найти его и запытать досмерти. Без магии.

Он бросил быстрый взгляд на сестру. Она не лучилась счастьем, но пила чай и грела руки о кружку, задумчивая и тихая. Однако, встретившись с ним глазами, вдруг заерзала в кресле и воодушевилась. Чёрт знает, что там на его лице было написано, но тему она выбрала скользкую.
Любовь моя, у тебя богатое воображение! – засмеялся Киллиан.
Он отложил альбом и взял кружку с чаем, чтобы как-то выиграть время для раздумий. Но Шиван смотрела так пристально и подозрительно, что одной фразой отделаться не получилось. Мужчина вздохнул.
Ты же знаешь, сестрёнка, что серьёзные отношения – не моя стезя, а влюбленность редко заходит дальше одной ночи. Когда мне захочется наследников, ты узнаешь первой. Обещаю, – шутливость в голосе сменилась серьёзными интонациями, и Киллиан неспешно отпил чаю.

Что он мог добавить? Рассказать о злобе, направленной на её поклонника, о воображении, разыгравшемся настолько, что вместо эротических сцен с участием того парнишки и Иви подсовывает идентичные, только на месте парнишки другой человек? Признаться, что на длительные, невозможно неправильные мгновения, его рассудок затуманило вожделение и жажда кровосмесительного греха? Что он на всё пойдет ради её счастья, и она будет ощущать себя любимой настолько, что никогда больше не поддастся мрачным мыслям?
Однако эти признания не доставят ей радости. Они и ему радости не доставляют, лишь отчаянную надежду на пагубное влияние виски. Может, старуха туда подмешала что-нибудь?

+1

10

a place where the feast never ends
a moment when the music celebrates
and a time when darkness belongs
to night skies and nothing else
nothing else

Кровь стекала по ладоням, когда его взгляд был обращен к фотографии, так остро напоминающей ей о прошлом. О том дне, когда она счастливо улыбалась, любила и, как ей тогда казалось, была любимой. Когда рядом с ней был другой мужчина, к которому она чувствовала что-то большее, это была страсть, смешанная с всецелой симпатией. Это был первый мужчина в её жизни, которого она запомнила навсегда, который лишил её этой жизни… Счастливая… нежная… такой она была там, на этой фотографии. Брат смотрел на него, а она еле сдерживала себя, чтобы не разрыдаться, чтобы не рассказать ему, к чему её привело это мнимое счастье. Слишком сильно сжала свои маленькие кулачки, остро впивая ногти в мягкую кожу. Физическая боль ослабляла душевную, куда более страшную, ядовитую. Прижала ладони друг к другу, останавливая кровь и не подавая виду, что что-то не так. Всё было хорошо. Для него всё должно быть хорошо.

Через какое-то время кровь остановилась, хоть и разрисовала обе руки своими алыми узорами, стоило смыть их до тех пор, пока кто-нибудь это не увидел и не подумал, что она кого-то убила. – Стоит менять свои приоритеты, ты уже не так молод, «любовь моя». – Перекривила его Иви, звонко рассмеявшись и быстро поднявшись в кресла. – Я сейчас вернусь. – Она улыбалась отворачиваясь. Когда их разделяла бетонная стена, Шиван уже не могла скрывать слез. Нужно было скорее добраться до этой чертовой ванной.

Громко захлопнув за собой дверь, девушка прислонилась к ней и медленно сползла вниз, обливаясь слезами и кровью, которая потекла вновь. Эта боль сидела комом где-то в области груди, хотелось вырвать её оттуда, забыть о ней навсегда. Она жила с ней, спала с ней, дышала ей. Она чувствовала, как пульсировали артерии, как они звонко отбивали свою мелодию в висках, как они разрывали её на части. Как сложно дышать, зная, что ты этого не достойна. Сложно жить, зная, что эта жизнь не для тебя. Она не могла встать на ноги, поэтому единственное, что ей оставалось, это ползти до ванной, оставляя за собой кровавые следы. Даже они напоминали ей о нём, о том прошлом «счастье». Кровь – это первое, что связывало её с ним. Открыв кран и подставив руки под холодный поток воды, она почувствовала облегчение. Вода смывала не только алые узоры, она смывала и мысли. Эта пассивная истерика вскоре закончилась.

Осталось вытереть слезы и привести себя в порядок. А самое главное, сжечь уже эту фотографию. Того, что произошло сегодня, не должно больше повториться. Необходимо сжигать всё, что ведет нас к боли и страданиям.

Осторожно (абсолютно противоположно тому, как она её благополучно закрыла) открыв дверь, дабы не разбудить бабушку, Иви прокралась на кухню и прихватила с собой остатки несчастной бутылки, а затем направилась в библиотеку. – Нужно выпить за то, чтобы прошлое оставалось в прошлом, не находишь? – Девушка улыбалась. Она поставила бутыль на стол и умостилась в своё родное кресло, только сейчас задумываясь о том, что, пожалуй, стоит вытереть те кровавые следы в ванной. Знаете, когда она думала о том, чтобы убить себя, было как-то не до этого.

– На чем мы остановились? Ах, на твоих женщинах. Знаешь, я передумала: хватит с них и одной ночи. Если они отберут тебя на дольше, я начну ревновать. – Она разлила виски в две пустые чашки, некогда наполненные ароматным чаем, и отсалютовав брату, опустошила свою за раз. Идея найти решение всех проблем в алкоголе на этот раз показалась ей более радужной. Жизнь действительно становится веселее, когда рядом с тобой бродят сказочные белки и белые пони, а с небес тебе прямо в рот спускается разноцветная радуга. Ещё никогда она не была столь зла на всё, что её окружает. Единственное, что радовало Шиван от начала и до конца, - брат. Но даже он в её глазах под влиянием алкоголя становился каким-то другим… более желанным? Как брат. И только. Правда ведь?

tomorrow my spirit seen
fears today my mind
soul aches so deep
always craves my body to reach
Archive - Nothing Else

+1

11

don't you want to hold me baby,
disappointed, going crazy?

Шиван поспешно поднялась, не дав ему возможности ответить, и, пообещав скоро вернуться, куда-то упорхнула. В зловещем молчании, нарушенном лишь громким стуком захлопнувшейся двери, Киллиан допил чай. Поведение сестры перестало настораживать – оно начало пугать. И это ощущение лишь усугубилось с возвращением побледневшей Иви, крепко и уверенно прижимающей к груди бутылку виски, которую он обнаружил на кухне получасом ранее. Постаравшись не выдать своего беспокойства, мужчина принял из рук Шиван вновь наполненную кружку.

Там ему и место! – Киллиан отсалютовал сестрёнке кружкой.
Докатились: пьянствуют в разгар дня посреди обители знаний. Авторы вековых томов в высоких стеллажах осудили бы их. Впрочем, творческие люди нередко прибегают к помощи алкоголя и наркотиков в поисках вдохновения, так что пусть спокойно жарятся в аду или прохлаждаются на небесах, оставив мнение свое себе, а молодых людей – их невзгодам и попытке отрешиться от действительности. Чем кроме крика о помощи мог Киллиан счесть спонтанное решение Шиван напиться виски? Вот только причину крика не понимал, и как помочь – тоже. Оставалось уповать на алкоголь и его чудесную способность развязывать людям языки; а за тем, чтобы сестра выпила в меру, Киллиан проследит.

Её так упорно преследовало прошлое, что она никак не желала выводить разговор на свои проблемы, зациклившись на брате. От её заявления Киллиана разобрал хохот, и он чуть не разлил виски на себя, нелепо взмахнув руками. Когда же совладал с собой, принял совершенно невозмутимый вид и как можно серьезнее объявил:
Я всегда буду только твоим, милая. Никакой женщине не отнять меня у тебя, – и тут же хитро заулыбался, сводя торжественность момента к очередной шутке, – Так что не вздумай заавадить мою следующую пассию, а не то племянников действительно не дождешься.
Семья и дети в планах Киллиана, конечно, появлялись. Временами. Как необходимость продолжения рода, по крайней мере. Останавливала малость – род занятий будущего главы семейства был далек от безобидного. И ни одна из встреченных им женщин в образ «единственной» не вписывалась. Единственной у него была только сестра. Которая, по всей видимости, решила заспиртовать плохое настроение, делая несоразмерные весовой категории, возрасту и гендерной принадлежности глотки из кружки.
Иви… – позвал Киллиан наконец, – Ты странно себя ведешь. Что происходит?

Я беспокоюсь за тебя. Я могу помочь.
Позволь мне стать частью твоей жизни вновь, родная. Ты не должна выносить свои проблемы в одиночестве. Ты не должна страдать. Я проложу путь к твоему счастью, сколько бы препятствий не встало передо мной.

Он не договаривал самого главного, и сам не понимал, почему. Всего лишь слова, они комом стояли в горле, и ни чай, ни виски не помогали от них избавиться. В этом корень их проблем – обоюдная недосказанность. Киллиан боялся того, что не нужен сестре так, как она нужна ему. Шиван… одному лишь Богу известно, чего боится его милая девочка. Светлое, несчастное, горячо любимое создание.

even though we can't afford
the sky is over,
i don't want to see you go

Он и сам не понял, как оказался на ногах; видимо, выпитого было достаточно, чтобы рассеянность победила постоянный самоконтроль, а сиюминутные желания начали диктовать свою волю. Как бы то ни было, Киллиан подошёл к сестринскому креслу, отнял у Шиван кружку и поставил на поднос, так и не разгрузившийся от с таким трудом добытой «еды», а потом взял Иви за руку и потянул к себе, легко поднимая, словно пушинку.
Тебе нечего бояться рядом со мной, – произнес он тихо, отводя от лица сестры светлые кудри, и взял ее за подбородок двумя пальцами, – Я волнуюсь. Я сделаю что угодно, лишь бы ты была счастлива.
Иви смотрела ему в глаза и подрагивала, как от холода. Подушечкой большого пальца Киллиан чертил маленькие круги на ее подбородке, левой рукой всё ещё придерживая её за запястье.

Любовь и преданность, заглушаемые годами, кричали в его голове на разный лад, обвиняя, проклиная, унижая, требуя всё исправить: немедленно, сейчас. Гнев усугублялся всё ещё не выцветшими картинками воображения. Творческие люди тысячу раз правы – алкоголь только подпитывает это чудовище, этого изворотливого, извращенного монстра, и оно выходит из-под контроля.
Проклятие.

+2

12

Знаешь, как болит? Никак не пройдет… Могу доверять тебе? Не бояться? Прости, милый, но это не твоя ноша. Шиван понимала, что брат хочет лишь уберечь её от проблем, как когда-то в детстве, когда ей пытались отрезать косы, но сейчас всё совершенно иначе… Её косы в полном порядке, а душу от проблем ничто не способно уберечь. Даже он. А ведь сейчас именно Шиван старалась уберечь его от… себя. Ей бы очень хотелось остаться тем маленьким ангелом навсегда, будто бы ничего и не было, но теперь это невозможно и лишь Киллиан ещё связывал её с той маленькой девочкой, которой она была когда-то. И это было последнее, что у неё осталось. Слишком глупо обрывать эту нить из-за того, что кому-то что-то нужно рассказывать. Пусть это останется в ней навсегда, и только.

- Я абсолютно счастлива. Тебе не о чем беспокоиться. – Иви улыбнулась, потрепав братишку за нос. Она была рада тому, что о ней так беспокоятся и переживают, но Киллиану действительно стоило закрыть эту тему, иначе она, как это обычно и бывает, просто уйдет отсюда, боясь не дойти до финального рывка.

Странно, но она никогда раньше не видела в нем мужчину. Киллиан был для неё братом и только. Человеком, которому можно всецело доверять, хоть на практике это оказалось иначе. Она никогда не видела в нем чего-то того, что выделяло его среди других братьев всея мира. Правда ведь, к сестрам обычно относятся немного иначе… более ревностно по отношению к родительской любви. Вы вообще когда-нибудь видели никогда не ссорящихся близких родственников? Это же… норма. У них всё было иначе. Но такие вещи заметны только со стороны, а те, кто находится в эпицентре событий, порой, сам не знает о себе многого.

- Давай лучше ещё выпьем. Я бы сказала, что тебе на сегодня достаточно, но пить в одиночестве – такой моветон! Не бабулю же мне пробуждать. – Она отошла от брата на безопасное расстояние и наполнила бокалы-чашки вновь. – За то, чтобы все были счастливы!Желательно, не так, как я… Шиван отсалютовала брату и не останавливаясь на скорости первого раза влила в себя всё содержимое не менее быстро. Сама на себя не похожа? В каждом скрывается внутреннее «Я», она начала чувствовать его приближение, как только взглянула на злосчастную фотографию. Больше всего на свете хотелось накуриться травки, чтобы ничего из этого всего не помнить и быть абсолютно счастливой, прямо как на словах, но это будет уже совсем не Шиван, да и наркотических веществ в доме не было. Вроде. Это всё алкоголь, однозначно.

Перевод тем на личную жизнь Киллиана постоянно не увенчивался успехом, поэтому в срочном порядке стоило найти что-то ещё, не менее увлекательное, что-то такое, что бы и не натолкнуло его на мысли вновь докапываться к ней с расспросами. – Папа снова болеет, нужно будет навестить его. И, кстати, ты когда-нибудь познакомишь меня со своими друзьями? Я хочу как-нибудь приехать в Лондон… Единственное, что ещё связывает меня с внешним миром – мои ученики, которые ещё не разучились делиться новостями. Я же могу рассчитывать на то, что твои двери всегда открыты и для любимой сестры? – Она старалась как можно реалистичнее изображать счастье на своей физиономии. Это так странно, ещё несколько часов назад действительно всецело чувствовать его, а сейчас испытывать свои актерские таланты. На этот раз придется уехать отсюда как можно раньше. Что-то пошло не так… Раньше она умела не задумываться о прошлом, а просто заботиться о Стэфэнии, ведь, так или иначе, это произошло именно здесь… А сегодня забыть прошлое не получилось. Бабушка справится со всем сама, ей не привыкать, и даже от огромной любви к Стэфэнии, Шиван не собиралась одиноко страдать в ванной каждый божий день из-за этого. Тем более, когда появилась замечательная возможность стать чуточку ближе к своей семье снова. Они слишком редко видели теперь своих родителей.

Так всегда бывает: появляется злая королева и разрушает сказочный замок. Она сама разрушила его. Сама сейчас отталкивает самого близкого ей человека. Сама разрывает в клочья невидимый холст, на котором должен быть запечатлен сегодняшний день. А ведь его больше никогда не будет… Ничто больше не повториться. Дважды в одну реку не войти. Можно тысячи раз вспоминать их объятия и милые поцелуи на дворе этого дома, но из памяти никогда не выйдут раны на руках, всё ещё не зажившие, как и раны на сердце, которые вообще не заживут никогда. Сколько раз себе не повторяй, что время лечит, - ничему оно лечить не будет. Оно всего лишь смывает чувства, которые мы больше никогда в жизни не испытаем, но раны, боль… они будут жить внутри всегда. Там всегда живет всё самое худшее.

Киллиан счастлив? Шиван вдруг поняла, что слишком много думает о себе и о своих проблемах. А как же он? Она ведь совсем ничего не знала о нем. Может, его личные раны куда более глубокие и болезненные. Может, и за его улыбкой скрывается что-то другое, о чем он каждый раз не хотел ей рассказывать? Настоящая любовь – это когда хочется отдавать и не получать ничего взамен, а просто знать, что тебя тоже любят и что тебе тоже отдают… А что она отдавала? Казалось, ничего…

I've fallen from a distant star
Came back, compelled because I love
I'm caught between two different worlds
I long for one more night on earth

+1

13

Нелепый разговор у них вышел. Как игра в жмурки: он с завязанными глазами, сестрёнка хлопает в ладоши, а эхо разносит звук, и он никак не может отыскать верное направление. Если надавить ещё чуть-чуть, внезапно понял Киллиан, Иви закроется в себе и больше из нее не выдавить ни слова. Поэтому замолчал он сам, отойдя от сестры, и с неохотой разделил новый тост.
Что за вопросы? Приезжай в любое время.
Ему было, что ещё сказать сестре, но в это время прилетела сова. Незнакомая, серо-рыжая, она не стала влетать в комнату, несмотря на печенье в вазе и холод на улице. Позволив Киллиану отвязать письмо от лапки, сова дружелюбно клюнула его за палец и улетела, не став дожидаться ответа. Не отходя от окна, Киллиан развернул пергамент и пробежался по нему взглядом.

Письмо было от Оуэна Джонсона, следователя в ирландском штабе аврората.

С Оуэном мы познакомились ещё в Лондоне. Я стажировался в Министерстве, он ждал направления на работу и страшно нервничал: его девушка, теперь уже жена и мать двоих детей, была беременна первенцем и никуда переезжать не собиралась. Оуэну ничего не оставалось, как подавать прошение на перевод. Он буквально спал и видел, что получает должность в Ирландии, обивал пороги департаментов и канцелярий, и за неделю жутко всем надоел. Как назло, глава департамента только-только вернулся из отпуска и разбираться с делами не спешил, хотя прошение было одобрено и оставалось лишь подписать его. Оуэну, правда, об этом не сообщили. Поэтому, наскоро выяснив, кто я такой, он попросил хотя бы мельком взглянуть на документы. За это он угостил меня пивом.
Через пару лет я приехал в Дублин по делу об убийстве, в котором обвинили моего клиента. Правда, заавадил "потерпевшего" как раз он, но ему нельзя было попадать в Азкабан. Единственной на тот момент связью с ирландским авроратом был Оуэн. А так как он в тот момент отчаянно нуждался в деньгах, всё прошло как нельзя лучше.

Два или три года назад Оуэн расследовал исчезновение мальчишки-маггла, который как-то раз ушёл вечером из дома, да так и не вернулся. Волшебники нечасто ввязываются в маггловские расследования, но тётка этого паренька по матери приходилась Оуэну какой-то дальней родственницей. Она даже отучилась курса три или четыре в Хогвартсе, прежде чем вышла замуж за угольщика и нарожала прорву спиногрызов. Сестре же её повезло меньше - то ли её муж погиб на войне, то ли нарвался не на тех людей в пабе, и успел заделать лишь одного наследника.
Оуэн работал неофициально, перемежая это дело с другими, потому и попросил моей помощи. Мне приходилось сталкиваться с людьми, ведущими дела в Уорингстауне, и кое-кто мог предоставить информацию. Однако случай попался неинтересный: паренёк часто наведывался в бары, мало пил, но активно ухлёстывал за девицами. Причем, всё за приличными, из больших семей с множеством братьев, кузенов и прочих родственников мужского пола.
Никто, правда, так и не вспомнил, в каком баре мальчишка появился в день исчезновения... Но и без того разгадка лежала, как на ладони: загубил честь какой-нибудь Морин, нарвался на её братца или отца, любителя охоты, держащего в доме дробовик, после чего и был закопан в саду под яблоней или картофельными грядками. Шли разговоры про девчонку, которой этот паренёк похвалялся в последние несколько недель: она, по его словам, заслуживала "основательного" подхода и была "той ещё недотрогой", – но никто ни имени её не знал, да и не видел никогда.
Оуэн опрашивал собутыльников ещё несколько дней и сдался: во-первых, ирландцы в маленьких городишках всегда друг за друга горой. И если они в состоянии вспомнить события выходных – значит, трактирщик разбавлял пиво водой, и есть отличный повод нынешним вечером набить ему наглую морду. А, во-вторых, тело не обнаружили, да и косвенных улик было недостаточно даже для ордера на обыск, поэтому мальчишка продолжал считаться без вести пропавшим. Полиция суетилась немного дольше: листовки с фотографией паренька висели на каждом фонарном столбе.
Мне довелось увидеть одну, пришпиленную к забору: смазанная типографом краска, непримечательные, плохо различимые черты, подпись большими чёрными буквами: MISSING.

Прости, срочное дело, – извинился Киллиан перед сестрой и уже собирался выйти, но, спохватившись, вернулся и забрал бутылку. – Хватит на сегодня, – спокойно, но безапелляционно объявил он, – Может, начнешь готовить ужин? Я освобожусь и приду помочь.

В своей комнате Киллиан поставил бутылку в шкаф, сел за стол и перечитал письмо ещё раз.
Оуэн желал счастливого Рождества, приглашал назавтра к себе на ужин и извинялся за то, что портит отпуск. Но, поскольку Киллиан в Ирландии, он решил воспользоваться моментом и вновь обратиться за помощью. В этот раз речь шла о перехваченной неизвестными партии драконьей крови, направлявшейся в лондонские аптеки. Очень аккуратно Оуэн интересовался, не известно ли Киллиану о появлении такого-то объема ингредиента на чёрном рынке. Блэкстоун не был уверен, что друг осознавал его причастность к преступному миру Великобритании, но об осведомителях его знал наверняка. Порядок требовал помочь, даже косвенно – назвать имена пары незначительных мошенников, да проследить, чтобы у них оказалась хотя бы малая часть украденного, но для этого нужно было встретиться с представителями или организаторами налёта, чтобы уточнить детали и договориться о сотрудничестве.
Киллиан обмакнул перо в чернильницу и набросал ответ ниже просьбы.

"С удовольствием поужинаю с вами. Счастливого Рождества! Привет семье".
Затем свернул пергамент и спустился вниз. Надел куртку в прихожей и, подняв ворот, чтобы защититься от метели, вышел на улицу. Тяжелая и старая дверь не позабыла гнусаво проскрипеть, оповещая весь дом об уходе.

Выйдя, Киллиан положил сверток в карман куртки и достал оттуда сигарету. Облокотился о перила террасы, помял фильтр в пальцах, глядя на валящий серой стеной снегопад, и прикурил (чудом не сломав спичку о коробок), глубоко затянувшись. Рождество во всей красе. В Лондоне, наверно, ещё и снег не лежит... Тем временем начинало смеркаться: всё-таки конец декабря.
Докурив, Киллиан бросил бычок в сугроб и пошёл в совятню.
Совятня была старой, маленькой и полузаброшенной. Её построили задолго до дома, по крайней мере до дома в таком виде, каким он дошёл до наших дней. Сейчас в ней обитал один филин, но недовольства запущенностью и затхлостью помещения он не проявлял: лучше так, чем в опостылевшей клетке. На совятне, правда, висели согревающие заклинания, но из-за ритуала старухи они рассеялись, и животное страдало ещё больше. Киллиан скормил Хуку почти всё печенье, которое прихватил с собой из библиотеки, и привязал свёрток к его лапке. Хук недовольно ухнул, досадуя на холод, снег и ветер, но угощение его раздобрило и он, с достоинством расправив крылья, вылетел через оконный проем.
Киллиан ещё немного поглядел в окно, хотя силуэт филина растворился в метели почти сразу, и пошёл домой.

С момента получения письма его мысли были заняты хищением. С одной стороны, содействовать аврорату было выгодно, с другой - у ирландских преступников своя иерархия и взгляды на разумную мзду. Допустим, он договорится в этот раз. Но через полгода или раньше история повторится, и нет гарантий, что аврорат и дельцы разберутся друг с другом самостоятельно. Кто-нибудь захочет перетянуть одеяло на себя. Ему подставляться постоянно нельзя, да и времени не будет. Но нельзя и упускать возможность нагреть руки на неотлаженной системе.
Лучше всего будет найти подходящего человека, который занялся бы регулированием таких отношений на территории Ирландии. У него должна быть деловая хватка, умение договариваться с людьми, и он должен быть местным. И, желательно, не иметь связей с Министерством, чтобы можно было брать с него за покровительство процентов двадцать от прибыли...

По сравнению с улицей в доме было жарко. Камин ярко пылал, по стенам прыгали блики, старушка мирно спала, с кухни доносились соблазнительные ароматы рождественского ужина. Шиван, занятая готовкой, на появление брата внимания не обратила. Она уже не выглядела расстроенной. Скорее, сосредоточенной и задумчивой.
Меня пригласили на ужин завтра. Старый друг, женат, двое детей: мальчик уже учится в Хогвартсе, девочка немного помладше, – сказал Киллан, перекрывая шум скворчащего масла на сковородке, – Пойдешь со мной?

+1

14

Киллиан – мой милый вечно занятый брат. Снова бросил её, убежав по каким-то там своим делам и напоследок, как настоящий мужчина, отправил её на кухню готовить ему ужин. Вряд ли в контексте его отношений с бабушкой, он бы стал волноваться о сытости и благополучии Стефэнии. Бутылка была пуста, её здесь больше ничего не держало. Уже немного успокоившись, Шиван отправилась на кухню. Голова немного кружилась – внезапная доза алкоголя дала о себе знать. Не думаете же вы, что милая девочка Иви добавила в список своих вредных привычек ежедневное распивание алкогольных напитков? Там и так слишком много места занял пункт про убийство мужчин.
Находясь практически всё время в Хогвартсе, где всю еду готовят исключительно эльфы, и лишь изредка выбираясь на эту старую бабушкину кухню, напичканную всяческими всевозможными баночками с каким-то порошком, который даже в мыслях нельзя назвать героином, со всякими крупами, солью, сахаром, приправами, от которых бросает в перманентных чих, и прочими штуками, к которым Иви даже и не пыталась прикоснуться. Она заглянула в холодильник и вытащила оттуда аппетитный кусок мяса, который вполне себе сойдет для постпраздничного ужина. Стефэния мирно укутывалась в своем кресле-качалке и читала какую-то книжку об индейцах. Когда Шиван прошла мимо неё, возвращаясь из кладовки вместе с пакетом картошки, бабуля предложила в сотый раз рассказать о её величайшей истории любви. Поскольку подгорающее мясо сейчас было более актуальным, любовь Блэкстоун решила оставить на потом. Стефэния недовольно пробурчала себе что-то под нос и продолжила читать свои приключения Зоркого или какого-то там ещё Глаза.
У Иви было мало практики в приготовлении блюд, но между тем она очень любила копаться на кухне и творить в итоге нечто удивительное и пусть это прозвучит не очень скромно: у неё это действительно получалось. Именно в тот момент, когда основа для мяса уже практически была дожарена и осталось внести туда последний штрих, ненаглядный братец вернулся с заманчивым предложением. Ей больше не хотелось оставаться в этом доме и идея о том, что очередной вечер можно будет провести где-то в другом месте, не обижая при этом бабушку своим отъездом в Лондон, оказалась невероятно привлекательной. – С удовольствием. Может быть, мы даже знакомы с его сынишкой. – Иви вспомнила о школе и о том, сколько работы там навалилось за эти каникулы и это её не очень обрадовало. А между тем, ей действительно правилось преподавать, общаться с детьми и помладше и постарше, ошиваться в кругу преподавателей – людей, которыми она восхищалась как минимум с одиннадцати лет и заниматься любимым делом. Ещё с того самого первого момента, когда она ступила на порог Рейвенкло, вся эта атмосфера творчества, науки, какого-то нового подхода к образованию поглотила её с головой и теперь она просто не могла представить себя кем-то ещё. При всем своем довольно кротком характере, Блэкстоун обладала и другими чертами, доставшимися ей от отца: целеустремленностью, честолюбием, желанием быть лучше других. Её целью была огромная работа по трансфигурации, которой она начала заниматься где-то год назад, когда подкопила базу знаний, фундамент того, как это в принципе должно выглядеть.
– Пойди поболтай с бабушкой о её молодости. Мне кажется, она обиделась, когда я не стала её слушать. А у меня уже почти всё готово, скоро будем ужинать. – Шиван подмигнула брату и загадочно улыбнулась. Алкоголь плохо на неё влияет… Она бы достала ещё что-нибудь подобное из их совместных со Стефэнией сбережений, но им на сегодня уже действительно достаточно.

На следующее утро первое, что почувствовала Иви – это жуткую боль в голове. Слава Мерлину, она была не настолько ангельской девочкой, чтобы не знать, чем от этого избавиться. Смешав несколько гадких ингредиентов, она до дна выпила получившуюся чачу и пошла на улицу, проветривать мозг. К вечеру нужно было выглядеть бодрой и красивой, а не хронической алкоголичкой. Киллиан так и не сказал, к кому именно они идут, а импровизации – это не совсем то, что вдохновляло Шиван, поэтому весь она провела на нервах, выбирая то одно, то другое, то третье, начиная от того, что съесть на завтрак, заканчивая выбором платья. Хотя можно предположить, что этому способствовали скорее вчерашние события, чем предстоящий ужин. Сколько у неё уже таких было? Хм… Шиван вела жизнь достойную отшельника, посчитайте сами.
Когда пришло время отправляться в назначенное место, девушка была абсолютно не готова. Ну, ей так казалось, во всяком случае. Между тем, её насильно вытащили из дома и доставили в какой-то другой, чуть более симпатичный внешне, чем ветхая бабулина халабуда. Бабушка не забыла сказать им, что они обязаны вернуться домой до полуночи, иначе карета превратится в тыкву. Порой, она и правда не шутила на этот счет…

+1


Вы здесь » DYSTOPIA. terror has no shape » our story » The snow fell and the castle rose.


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно