Слухи о том, что Фредерик Праудфут готовится к произведению в новый чин, уже какое-то время циркулировали по кулуарам, а теперь вот перестали быть слухами. Сэвейдж, в общем-то, этот вариант более чем устраивает: данный руководящий аврор – образчик невосприимчивости к поглотившим Аврорат пандемиям гендерной дискриминации и патернализма.  К тому же он не отягощён напускной скромностью Уильямсона, ханжеством Долиша и прочими прелестями во главе с откровенным пренебрежением, которое выказывают вышестоящие коллеги, считая стажёров если не бесплатной рабочей силой, то страшными дураками. Праудфут, впрочем, особого душевного трепета к стажёрам тоже не испытывает, но для него непроходимыми тупицами являются не только «младшие научные сотрудники», но и товарищи, занимающие более высокие должности. Что автоматически делает его душкой.
Джейме, пожалуй, даже сходила бы и озвучила свои мысли в виде поздравления, если бы не торчала с самого утра в подсобке в компании инвентаря для завтрашней практики по маскировке и скрытому проникновению. 
Иногда по ночам к ней приходят кошмары, что её жизнь так навсегда и останется бессмысленной маршировкой от заполнения бумажек к зарядке амулетов и штопанью мантий-невидимок. Сэвейдж не знает снов страшнее, чем те, где ты пойман в петлю времени, замкнут в кольце одних и тех же событий, без надежды на то, что завтра окажется действительно новым днём, а не точной копией сегодня, вчера и ещё десятков дней до.
Какой, к боггартовой матери, толк во всех этих изнурительных тренировках и зубодробительных головоломках, коими пичкают с утра до вечера на протяжении трёх лет молодую аврорскую поросль, если в результате ты дописываешь за какого-то ленивого осла отчёты, или таскаешь их в архив? Ах, да, ещё же есть любимая команда всех стажёров женского пола «Эйкактебятам, как у нас насчёт кофе?».
Сэвейдж остервенело хлопает дверью подсобки и затягивает хвост потуже. Если постараться, Джейме с лёгкостью может написать пособие «Тысяча и один способ взвинтить самого себя за две минуты» и с успехом собирать полные залы, презентуя лекции по стране.  Именно в состоянии  взбесившегося клабберта с напрочь запавшей кнопкой неадекватности и находит стажёра начальник шестого подразделения со спасительной папкой наперевес. Может, именно этим нескольким листам пергамента Сэвейдж обязана лишним днём в Авроате. Ведь он уже за шаг до того, чтобы высказать, что на тапочке она вертеть хотела весь этот мартышечий труд, что она не нас ставку секретаря тут претендует, и что нифига невозможно стать хорошим мракоборцем, если проявить себя не дают. Но осознание того, что ей предстоит – наконец-то, дементор меня зацелуй – важная миссия, превращает Джейме едва ли не в пятилетнего карапуза в канун Рождества.
Содержимое папки поглощается с такой жадностью, с которой могла бы исчезнуть миска сметаны в пустом животе оголодавшего кота. Нездоровый блеск в глазах и чахоточный румянец прилагаются.  Зато беды и готовность жаловаться в общество по защите прав женщин забываются моментально.

- Ух ты! – Сэвейдж постукивает плоским каблуком по загаженной мостовой, вдыхая неповторимый воздух городских окраин и тщетно пытаясь справиться с тошнотой не то от трансгрессии, не то от окружающего мира. – Нормальные люди, получив повышение, приглашают сослуживцев в менее экзотические места, сэээр. Приличного ресторана здесь точно нет. Хорошо, что я не в лучшей своей мантии.
В её копии «Свода правил юного мракоборца» кто-то вырвал страницы с пунктами о субординации. Если (или в данном случае лучше употребить «когда»?) Джейме провалит стажировку, в графе «Причина» будет всесторонне освещён тот факт, что она не умеет держать язык за зубами. В мастерстве говорить неблагозвучные истины неподходящим людям в неподходящее время Джейме Сэвейдж равных не сыщется. В тот день, когда Джейме будет заклеймена ярлыком непригодности, работники Министерства откроют для себя достаточное количество новых словосочетаний. Впрочем, аналогичной явление будет наблюдаться и в тот день, когда Джейме станет полноправным членом общества неанонимных супергероев.
Разговоры разговорами, но раз уж её взяли на задание, команды начальства Сэвейдж намерена выполнять беспрекословно. Господин велел не отходить ни на шаг и не лезть на рожон – Джейме покорно дышит в спину, идёт след в след и отчаянно старается не наступать на пятки. Хозяин велел не спать и лучшая гончая на службе Авротата бдит, с подозрением всматриваясь в каждую тень и для верности наводя палочку на любой источник звука.
Этот кусок Туманного Альбиона не может вызывать любви даже у самых больших Лондонофилов. Кажется, в этот тёмный угол стекается всё отребье магической Британии. Количество засранцев на квадратный метр здесь настолько велико, что даже проведи трёхэтапную дезинфекцию, всё равно мало будет. Впрочем, и от этого места есть какая-то польза. Раз крысы они не блещут оригинальностью, сползаясь сюда, то и ловить их здесь гораздо проще. А за сегодняшними ребятами, говорят, Праудфут не первый месяц следит. Оттого Джейме даже среди этой гадости сияет как пятикурсница на романтической прогулке в Хогсмид – ей выдался шанс вставить свои «Не двигаться, дракловы дети! Аврорат!» в такой важной миссии.  Бандиманом будет, если подведёт!

Отредактировано Jaime Savage (2013-03-14 21:39:16)

Их восемь - нас двое. Расклад перед боем
не наш, но мы будем играть!

В воздухе ни капли свежести; влажный, тяжёлый  и спёртый, он комьями застревает в горле, оставляет за каждый вдохом плёнку прогорклого масла, и свербит в носу. Такой густой, что при желании его можно резать и сбывать мелкими партиями тут же, на этом дрянном чёрном рынке.  Чернь доков едва пробивается сквозь матовую призму серого марева, похожего на отвратительное бельмо не менее отвратительного глаза. Сэвейдж морщится и щурится. Мучительно хочется помыться самой и помыть всё вокруг. Она бы ни капли не удивилась, окажись ровнёхонько под этой мостовой настоящее адское пекло со всеми полагающимися атрибутами – серой, сковородками и кипящим маслом. Недаром так много чертей по округе ошивается.
Хорошо, что Праудфут не принялся, как прошлый «надзиратель», втолковывать ей прописные истины о том, как работает Министерство в целом и их Отдел в частности. Помимо того, что Сэвейдж не первый день сидела в стажерах, так и внутренний распорядок и инструкции она знал лучше многих. Другой вопрос, что соблюдала далеко не всегда, так не все же, а только самые идиотские.
- Сэр, есть, сэр! – Салютует Джейме как заправский маггл. Ещё бы. Столько времени в подчинении у главного маггловеда Аврората.  Стажёры, кажется, только рады всегда нахвататься всяких маггловских штучек от Праудфута. А тот, в свою очередь с удовольствием и неприхотливым солдатским юморком делится с ними тем, о чём на Маггловедении можно было только мечтать. – Есть беречь череп. Я наколдую себе перед входом предохранительный колпак.
Слова «быстро» и «торец» никак не хотят выстраиваться в сознании в одну линейку, даже несмотря на связующее «осторожно», но на споры Праудфут не оставляет времени. Ну, с торца так с торца, Сэвейдж не спорит. Время позвездить ещё будет. Когда-нибудь настанет и очередь Джейме скакать avant-garde с шашкой-палочкой наголо, избавляя мир от морд гнусных вражеских. Где бы только прикупить столько терпения. Сама Сэвейдж в отличие от многих, в том числе судбы-злодейки, тянуть хвосторогу за хвост считает занятием наиглупейшим, потому отлепляется от стены парой секунд позже начальника.
Напряжение тонкой искрой бежит по жилам, держась на тонкой нити самоконтроля. Движения не отличаются кошачьей грацией – за подобными спецэффектами лучше обратиться к Джонс, но лишних шорохов Сэвейдж не издаёт. Скрадом приближается к противоположной стороне дока. Если вздумается кому-нибудь сравнивать её с охотящимся хищником, то выбор, скорее, падёт на псовых. И дело отнюдь не в высунутом языке. 
Вера и преданность у неё тоже собачьи. Хорошо, когда ты веришь в то, что делаешь.
Вера – вещь исключительно принудительная, никакого выражения доброй воли. Добровольным может быть только сомнение, а вера только и требует ломать себя, кроить каждый раз на новый лад. Но Сэвейдж – мракоборец. Боевая единица на службе справедливости. И она верит, с надлежащим мазохистским азартом верит. В то, что жизнь восхитительна, очаровательна и прекрасна. И что простить жизни всё можно – ссадины, пинки и порезы, палёный огневиски и недостаток крема в эклере, бюрократию и насмешки старших простить, высокую арендную плату, идиотов-политиков. Но только не войну, мор, смерть. И тех, кто несёт это в мир. Верит Джейме, что жизнь эту – не свою, а жизнь в целом - защищать надо любой ценой. Потому за Аврорат так цепляется. Хотя, не только поэтому, вы правы.
Вот видишь, папа, я сдержала своё обещание. Видишь? Ещё чуть-чуть и они уже не смогут отделаться от твоей  дочери этом в страшном, но совершенно прекрасном месте . Надо признаться эта работа даётся твоей дочери не слишком легко, но разве её нельзя не обожать, эту драклову работу? Наверное, твоя бестолковая дочь совершила большую ошибку, ступив на порог Аврората, но это самая прекрасная ошибка в её жизни. Видишь, папа, я по-прежнему неправильна девочка, как любил ты это повторять. У меня дежурства, у меня война, стажировки, злой как баньши Аластор Муди, такой же волшебный как вы с братом Эрик Праудфут и бесконечная борьба. Представляешь папа, и этим я счастлива. Это мой Путь, я иду по нему, и пусть кто-то попробует остановить.
Кстати о препятствиях умении хорошо считать. Аккуратность в подсчётах важна не только в том случае, если ты главный гоблин обменного отдела  Гринготтса.  Разница всего в одну единицу иногда бывает существенна в любой деятельности. Колдмедику не стоит пришивать пациенту лишнее ухо, зельевару лучше не пробовать бросить в кот ёл с напитком живой смерти лишний скрупул асфоделя,  Информаторам привычнее производить нехитрые арфиметические действия с людьми. Вроде бы просто, не но всегда получается.
И одновременно с невербальным Molle cerebrum в адрес одного из охранников – третьего, мглистый унылый сумрак рассекает ещё одно заклятье. В спину стажёра Аврората. Незамысловатая Impedimenta, только для того, чтобы обездвижить на короткий промежуток времени. К примеру, пока сам её автор  не подойдёт вплотную, чтобы приобнять почти по-дружески, дать яремной вене почувствовать собственное предплечье, прошипеть в самое ухо многообещающее приветствие. Девчонок не берут в расчёт ни по одну сторону баррикад. А вот используют с удовольствием – в качестве щита, в качестве приманки, в качестве гаранта безопасности. В то, что она решилась прийти сюда одна поверит только тупой пещерный тролль. Значит, можно устроить неплохой сюрприз её товарищам.
Пол устелен картоном и всяким хламом, куда упала палочка по стуку определить невозможно. Но именно настил не должен был дать ей закатиться куда-нибудь далеко. Кастовать руками, наверное, можно, но Джейме не была уверена, что она настолько способная чародейка. И, пожалуй, предпочла бы выбрать более подходящую обстановку для тренировки. Она возлагает большие надежды на сенсомоторное призывное, которым через минуту вернёт себе уверенность в собственных силах.
Новый знакомый бесцеремонно дёргает Джейме к центру контейнера, к источнику тусклого света и остальным участникам обещающего быть увлекательным мероприятия, и она, вздрогнув, покоряется воле нападающего, позволяя тащить себя. Шаги и дыхание даются с трудом. Секунды тянутся непростительно долго. Впрочем, разве времени не всё простительно? Время – это время. Ему неведомы границы, оно не подчиняется командам и не имеет ни перед кем обязательств. В отличие от Сэвейдж. И времени в отличие от Сэвейдж сейчас не стыдно. Со значительным опозданием в голове дурным оленем проскакивает мысль о том, что надо было воспользоваться дезиллюминирующим.
Прости, Праудфут, без трупов, наверное, не получится.

ты же понимаешь, что большая часть этого поста была написана вчера, потому warning: incongruity of affect. read carefully. заранее прошу прощения.

Давным-давно, ещё в те времена, когда приходилось затягивать на шее полосатый огненно-жёлтый галстук ежедневно, Сэвейдж пообещала, что никогда не позволит себе делать три вещи. Какие именно она до сих пор не придумала, но в этом списке наверняка, хоть бы и косвенно, но упоминалось «не входить в вонючие доки, не запустив вперёд себя упряжку из Bombarda Maxima без поводков и намордников». Возможно, в этом пункте должна быть ещё дюжина поправок («вонючие доки», например, можно заменить на любую не менее отвратную локацию, не принадлежащую территории Энфилда). Возможно, он вообще бы звучал как «Думай головой, а не задницей, тупица!», но суть от этого не изменилась бы. Зато изменилась бы нынешняя ситуация. Она не нависала бы сейчас над несчастной представительницей подвида «Недомракоборцы» дамокловой палочкой. Заррраза.
Эх, а ведь так хотелось рявкнуть ребяткам в спины что-нибудь в духе «Аврорат. Экспресс-доставка хреновых новостей на дом», сдобрив пылкое приветствие чем-нибудь не менее горячим, но более материальным, вроде Expulso. Вместо этого приходится терпеть сиплое дыхание какого-то ничтожества, у которого во рту кто-то давеча сдох. Кто-то кислый, ёжистый и вонючий. Наверное, совесть.
Сэвейдж отмечает, что и у неё вдохи и выдохи выходят рваными и слишком шумными. И неожиданно тяжело и глухо клокочет в груди. Можно быть трижды бесстрашной, но умирать так глупо не хочется. Ещё не хочется, чтобы наставнику навешали за потерянную на задании бестолковую человекоединицу, но умирать всё же не хочется больше. Она вдруг понимает, почему вдруг стало так холодно и так страшно, гораздо страшнее, чем еще минуту назад, пять минут назад. Откуда-то сверху и слева раздаётся угрожающий рык и где-то там же обнаруживаются прожигающие точки-фонари чьих-то недобрых глаз. Ощущение безысходности, неотвратимости, неизбежной уже опасности садится толстым задом на грудь, и Джейме едва не поддаётся приступу паники, но тут же придумывает себе успокоительную мантру, которую принимается мысленно повторять. Это, конечно, не проверенная временем и тибетскими монахами омманипадмехум, но эффект тот же.
Сейчас появится Праудфут.
Праудфут действительно появляется, через пять «сейчас» появляется, и его сходу принимают как родного. Правильно, он же не девчонка, с ним в войну играть интересно. Но сейчас не самое подходящее время сетовать на законы жанра и вселенскую несправедливость, потому Джейме делает то, чего требуют от неё эти самые веками устоявшиеся зависимости объективной действительности. С отчаянной мольбой она смотрит на единственное своё спасение от алчных лап старухи с косой – в глаза Фредерику Праудфуту. Глаза у Праудфута карие и бешеные. Значит, всё в порядке. Значит, сейчас этот общительный подонок перестанет шипеть ей в ухо. 
Праудфут, в отличие от прикреплённого (пока ещё) к нему стажёра, не идиот, с ним у обитателей дока шутки шутить не выходит. Сэвейдж дёргается в руках уже бывшего нападающего, чудом умудряясь не оказаться ко всему прочему ещё и постыдно придавленной оглушённой тушей.
Как меня угораздило? Да мозгов нет, вот и угораздило!
Сэвейдж щерится загнанным в угол волком, демонстрируя остатки не то гордости, не то идиотизма. Желание дерзить, острить и вообще издавать какие-либо звуки пропадает намертво. Зато появляется желание биться головой об пол, изображая из себя раскаивающегося домовика. Сэвейдж – плохой эльф, плохой.  Но new times, new songs, и кара непременно настигнет всех заслуживших, а пока можно успеть сделать уже что-нибудь, дабы умалить её масштабы.
Странно, но палочка в руке совсем не дрожит. Напротив, пальцы, крепко стиснутые на лакированной рукояти, слегка покалывают, будто планируют занеметь. По правде говоря, она бы сейчас с бóльшим удовольствием вцепилась в коллегу обеими руками и - боггарта с два оторвешь. Так теплее, почти не страшно и есть вероятность, что Праудфут не скажет: «Меняю вот эту абсолютно бесполезную фигню на двух добровольцев, желающих получить полный пансион на длительный срок».
Всё, хватит.
Она колдует антиаппарационные чары дважды, чтобы все желающие в срочном порядке покинуть помещение не слишком торопились, и только потом применяет Incarcerous. Один из преступных элементов, истошно заорав, падает на пол, когда путы обвивают его ноги.
- Так, сидеть. В смысле лежать. В общем, сам разберись, только не дёргайся. – Конец фразы заглушает грохот над головой, Сэвейдж теряется за завесой поднявшейся пыли, снова оказывается на земле и ловит прикрывающей голову рукой пару осколков. Говорят, перчатки из драконьей кожи спасают не только от нежелательного воздействия неизвестных артефактов, но и от таких вот
мелочей. Впрочем, сейчас и перчатки самой обычной кожи не помешали бы.
В планы второго любителя оригинальных покупок не входит сотрудничество с Авроратом. Хотя у Аврората на него тоже далеко не взаимовыгодные планы. Подниматься после падений Джейме – ну не чудо ли – умеет прекрасно. И, главное, быстро. Отлёживаться в уголке, мысленно применяя к себе все известные и только что придуманные формулы непростительных, некогда. И ещё небезопасно. Невербальное Protego спасает неудачливого покупателя от одного ступефая, но не уберегает от второго: заклинанием мужчину отбрасывает и хорошенько прикладывает к противоположной стене.
И радоваться бы, поднимая руку и сосредотачиваясь на очередной формуле связывающих чар. Но…
- Да твою же к драклам! - это какая-то порча, не иначе. Кажется, кто-то утром незаметно подбросил в карман Сэвейдж уменьшенную копию того самого ларца с бедами и плохими креплениями на крышке.
Такими же плохими креплениями, как у этой клетки, которая сейчас клацнула беззубой металлической пастью двери, едва соприкоснувшись с полом. И подобно небезызвестному ящику, выпускающему наружу неотвратимые напасти, клетка дарит свободу губительному травленому зверю, в котором давно закипела звонкая ртутная взвесь испуга, голода и мести.
Может, уже пора пустить Смертельное себе в висок?

Отредактировано Jaime Savage (2013-03-19 15:30:53)

Летят воздушные шары,
и самый светлый в вышине…

Пять четыре три два…
Беги.
Кажется, более удивленного лица, чем сейчас у Джейме, придумать невозможно. Глаза вдруг стали такими круглыми-круглыми, и, кажется, она совсем перестала дышать на какое-то время, что – ещё немного – и могло бы послужить поводом к беспокойству. Но оценить все спецэффекты сейчас некому. Все присутствующие немножко заняты другим участником представления. Покрупнее и позубастее.
А Джейме, как второстепенного персонажа, снова устраняют со сцены. Снова сшибают с ног. И она падает, ощутимо ударившись спиной об обломки того, что ещё недавно, кажется, являлось аккуратной стопкой ящиков с разнообразными товарами. Но кричит она не поэтому. А потому что не кричать невозможно. 
Сэвейдж забывает и про невербальную магию, и про то, что мракоборцам не пристало обращаться к тёмным искусствам, какой бы действенной ни была эта магия. Она срывается на крик и применяет на хищника всё, что только может вспомнить. Лишь бы остановить. Пусть её потом затаскают по дисциплинарным слушаньям до седых волос, лишат права на использование магии пожизненно. Она не станет тратить время на подбор чар посветлее, гори оно всё мудацкими синим пламенем, пока эта дрянь расправляется с Праудфутом.
Не до милосердия.
- Flagello! Pungo! Reducto! Reducto, дементор тебя дери!
Ну, хоть что-нибудь должно сработать!
И хоть что-то, похоже, срабатывает. Или просто она уже перестаёт понимать, тварь ли это визжит от попавшего в цель цветного выстрела, или сама Джейме.
- Extraho viscera! Lacero! Да сдохни ты уже, наконец! Inflammare!
Последнее заклинание, в общем-то, бессмысленно, хотя и эффектно. Огонь с лёгкостью достигает уже бездыханного зверя, и оно всё-таки горит синим пламенем. Праудфут – отменный боевик, его заклинания всегда срабатывают, находят свою жертву и срабатывают. Наверное.
А Сэвейдж, наверное, всё-таки нужна помощь.
Серебристо-серая ящерица, она срывается с кончика волшебной палочки, и уносится прочь отсюда – яркой сверкающей стрелой. Скоро здесь будут хит-визарды, колдмедики, и кого там ещё любят присылать в таких ситуациях. Внутренние расследования, наверное. Всё.
И, действительно, всё. Сэвейдж не способна даже подняться сама. Так и передвигается ползком, на коленях, закусив губу и всхлипывая, как ребёнок, напуганный монстрами из-под кровати.
- Analgeo. Episkey. EPISKEY, мать твою!! – Она не санитарка, мерлиновы яйца, он не сильна в колдомедицине. Эти два чёртовых заклинания – всё, что Джейме может оказать из первой помощи. Тщетные попытки обезболить и остановить кровь. Собственное бессилие душит и злит одновременно.  – Дурак ты, Праудфут. Совсем героизм мозга оделел, да? Поколотить бы тебя прямо сейчас, только ты сейчас не оценишь. 
В паре шагов от неё в такт трусливо скулит толстозадый несостоявшийся покупатель.
Непередаваемо сильно пахнет протухшей рыбой.
Прости, Эрик, с огневиски придётся повременить.

Известно ли вам, что есть безысходность? Нет, оставьте семантику слов, и всмотритесь внутрь себя. Каково на ощупь дыхание, спёртое от отчаяния? Чем пахнет тревожная безнадёга? Уж не рыбой ли? Той самой, с тошнотворным душком. О чём кричат руки, то и дело натыкающиеся на нескончаемую толстую стену? Да, это невозможность найти выход из лабиринта, более страшного, чем тот, который достался Тесею. Лабиринта, в который ты сам необдуманно себя завлёк. А клубок, клубок остался снаружи. Потому перед входом ты оттолкнул Ариадну. Не из всех лабиринтов есть выход, и твой относится к числу именно таких. Ты так корпел над уплотнением стен, что напрочь забыл вырезать в камне проём, прикрутить латунную ручку, создать потайной рычаг, сообщить незримым духам-охранникам простой, как семена африканского растения, пароль. Теперь ты спохватился, но сбивать кулаки поздно. Лабиринт ожил, чудовище распахнуло голодную пасть и поглотило тебя. Всё что ты можешь, уповать на чудо – вдруг, где-то внутри этого монстра, в темноте ты нащупаешь острое лезвие ножа, способное вспороть гигантское брюхо.
Впрочем, бессмысленно уповать на чудо, если ты даже с собственной нервной системой совладать не в силах. Руки с трудом удерживают стакан, наполненный чем-то вязким и, говорят, успокаивающим. Последние - сколько скажете, вам виднее - суток Джейме Сэвейдж скрупулезно, педантично, маниакально изучает стену больничной палаты. Наверное, до конца жизни она будет содрогаться ночами, лицезрея картину, в которой зверь превращает человеческое тело в плохо разделанной кусок мяса. Хотя, это, наверное, недостаточно точное определение. Но для некоторых понятий не существует определения вовсе. Такое нужно пережить и тогда, вероятно, их глубинный, садистский смысл будет постигнуть. То есть, нет. Лучше такое не переживать.
Зато цвета всегда останутся цветами. Багрово-алый – развороченная плоть. Чернильно-чёрный – обугленная шкура мёртвой твари. Цинково-белый – твоё собственное лицо в зеркале. - И запахи. Например, запах протухшей рыбы.
Как бы мерзко ни было, но всё же стоит благодарить представителей всех известных тебе пантеонов. За то, что ты всё ещё видишь, слышишь, чувствуешь.
Первое, что увидит Праудфут, открыв глаза – полный неистовой преданности и тоски взгляд. Таким взглядом провожает хозяина дворняга, оставленная навсегда у вокзального входа. Такое же отчаяние и обречённость можно увидеть, поймав взгляд маленького попрошайки на стылой земле, несменного обитателя Косого переулка. 
Первое, что Праудфут услышит, обретя слух – надтреснутый и безжизненный шёпот:
- Теперь меня уволят, да?
Летят воздушные шары,
И чья-то девочка кричит:
Не улетай!

Отредактировано Jaime Savage (2013-03-22 15:40:28)

Седлай мне коней –
Я разрываю землю руками,
Я докопалась до памяти прошлых жизней.
Я все еще в ней –
Я задыхаюсь от этой памяти,
Я защищаю свое сознание, как знаю.

Знаешь, фраза «Ты мне сегодня снился», кажется, станет моим ежедневным приветствием.
Остальные стажёры будут хихикать, а Долиш трагически цокать языком, когда я, запыхавшись, буду вбегать в штаб, чтобы убедиться, что это всего лишь кошмары, что руку тебе откусили понарошку, и что эти реки крови всего лишь жуткие картинки, генерируемые моим воспалённым сознанием. Впрочем, пусть так. Пусть лучше твои шахматные партии с монстрами мучают меня ночами. Будет страшно, но это я переживу. Это ничего. Это пускай.
А вот ты больше так не делай. Пожалуйста.
Теперь я понимаю, почему Долиш постоянно твердит тебе «Прекрати».

—  Если ты сейчас снова помычишь и вырубишься, как прошлую дюжину раз, я тебя тут же добью, я обещаю. 
Джейме не шутит. Голос звучит серьёзно и по-прежнему сухо. Возможно, даже слишком. А то, что глаза улыбаются, это вам показалось, правда.
Наверное, прежде чем отправляться на стажировку в Аврорат, Сэвейдж следовало прослушать курс лекций «Как вести себя с начальством, или что влияет на размеры заработной платы». Но Джейме вообще категорически против лекций любой направленности и ультимативно за получение опыта эмпирическим путём. Потому что, например, никакие теоретические ухищрения не научат доводить до инфаркта авроров, планирующих через два года выйти спокойно на пенсию. 
За эти несколько возмутительно долгих дней аврор Праудфут порядком растерял собственные потребительские свойства – и эстетические (то, что обычно называют товарным видом, в данном конкретном случае стоило назвать видом антитоварным), и функциональные (ему досталось не только от химеры, но – кажется Джейме слышала, так говорили колдмедики – и от одного из заклинаний самой Сэвейдж). Не то, чтобы очень состарился. Почти не поседел. Так, слегка износился. И внешне, и – наверняка – внутреннее. Но кого, скажите, сейчас волнует, что Фредерик выглядит страшнее боггарта и неприкасаем как тысячелетняя мумия, если он  наконец-то очнулся по-человечески?
Только ведь ничего не изменилось, он всё равно глупец и болван, и врезать бы ему за это хорошенько.
Джейме со скрупулёзностью препаратора ковыряется в себе, но никак сообразить не может, что доставит больше удовольствия – бросить в Праудфута чем-нибудь тяжёлым, или броситься на радостях ему на шею. Второй вариант, в общем-то, приводится в пример исключительно для того, чтобы подчеркнуть все многочисленные «за» альтернативы. Во-первых, бросаться на шею лежащему человеку как минимум неудобно. Лежащему слегка инвалиду ещё и чревато летальным исходом. Летальным исходом чревато и нарушение границ личного пространства самой Сэвейдж, покушение на территорию её блеклого мыльного пузыря. И это во-вторых. Но если запустить в Праудфута стулом, дальше придётся стоять, а шансы, что у неё это сносно выйдет, в данную минуту приближены к нулю. И Джейме делает то, что у неё получается лучше всего. Скалится и рычит.
— И как по ощущениям? Всё на свои места пришили? А мозгов в качестве поощрительного приза не подсыпали? – Сэвейдж резко осекается, смолкает и опускает глаза в пол. Наверное, она сейчас сболтнула лишнего. Только ли сейчас? – Извини.  Я имела в виду… Ммм. В общем, извини. Вечно я всё порчу.
И так всегда. Ты всего лишь хочешь сказать правду – что хоть Эрик герой, спаситель и большой молодец, она волновалась, слишком волновалась, и лучше бы ему такого больше не делать – а получается, будто оскорбить пытаешься. Вроде и высказал правду, а чувствуешь себя полным идиотом.
Наверное, ей не зря всучили этот стакан. Пришла пора опробовать чудодейственное средство. Заодно заткнуть себе рот, пока ещё какую глупость не ляпнула.
— Uugh! Боггартова мать, дрянь-то какая!
Сэвейдж морщится и качает головой - лекарство отвратное, по крепости и гадкому вкусу уступающее разве что передержанной браге. И дёрнул же дементор его выпить. Джейме качает головой и морщится – никого она на лопатки не укладывала, кроме собственной профпригодности, и она совсем не молодец.
А ты, Праудфут, ты неисправимый зануда!
—  В следующий раз, начальник Праудфут, если почувствуешь острый тактильный голод, предупреждай, а? Я сбегаю за Тонкс. Она тоже вполне себе диковинная зверушка. И если уволят тебя, то земля под Министерством разверзнется.
Потому что таких вот «Праудфутов», авроров с заглавной буквы теперь слишком мало. Всё больше мелких чиновников. И если увольнять его, то в кого же тогда верить? В кого, если не в тех, кто работает не за звания и премии, а из врождённого чувства всеобщей – прости, Мерлин – справедливости? Ведь когда не останется их, считай, время солдат закончится, и наступит эра бюрократии. Для действий, сражений и подвигов не останется больше времени. Не будет стажёров Аврората, будут вместо них канцелярские принадлежности. Скрепки. Потому что и вместо Аврората будет какое-нибудь Управление генеральными доверенностями. Извините, мы не можем спасти Вас от Пожирателей, Вы ещё не подписали доверенность. Всё и вся проглотит необходимость бегать от кабинета к кабинету, подавать жалобы, сидеть на испытательных сроках или вымаливать прощения. Сэвейдж этого не умеет и учиться отказывается. Потому что если чему и будет она учиться ещё в этом балагане, то только у Праудфута, а уж он-то такой чуши обучать стажёров не станет.
В госпитале Святого Мунго всегда кто-то страдает.
В госпитале Святого Мунго разрешено испытывать боль.
В госпитале Святого Мунго прогрессируют все болезни.
Госпиталь Святого Мунго наполнен до краёв надеждой на спасение.
Сэвейдж, конечно, не любит врачей, но разве возможно не преклоняться перед людьми, выбравшими себе такую страшную и страшно сложную профессию? Разве это не поразительно жутко, когда этими же руками, которыми только несколько минут назад помогал убийце, теперь ты пытаешься спасти его жертву? Или – что ещё кошмарнее – улыбаешься родственникам жертвы, убеждая их, что всё будет хорошо. И продолжаешь улыбаться, даже когда тебя обвиняют в предательстве. Наверное, это очень больно. Аврорам проще. Авроры не должны никому улыбаться, им главное – метнуть заклятие в правильное время и в правильного человека. Хотя, «нечеловека» всё-таки лучше будет употребить, вернее.
Они не детей и собачек от бед и невзгод прикрывают, аврорам можно не улыбаться, когда хочется размозжить кому-нибудь голову.
Но иногда авроры просто не могут не улыбнуться.
Сэвейдж выпускает стакан из рук. Лекарство оказывается действительно волшебным. Джейме становится тепло и спокойно, как под ватным одеялом. Но это отнюдь не заслуга колдмедиков. Для спасения не всегда нужны зелья и иглы. Иногда... а, впрочем, какая разница. 

Но я – все еще лучник хана
С правом на первый выстрел.

Отредактировано Jaime Savage (2013-03-28 05:47:43)