Один, два, три... Восемь, девять... Четырнадцать, пятнадцать... Двадцать три... Тридцать четыре... Сорок два... Ноги Драко отсчитывали количество ступеней на лестнице, ведущей на восьмой этаж замка. И еще несколько шагов, и вот он уже в знакомом коридоре, слабо освещенном светом настенных факелов. Медленно скользнув вдоль стены серой тенью, словно боясь быть замеченным, слизеринец почти бесшумно двинулся вперед по каменному коридору и, дойдя до портрета Варнавы Вздрюченного, замер, будто не зная, куда двигаться дальше. Малфой тяжело вздохнул и прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.
     Неясный свет факелов отбрасывал призрачные блики на каменные стены, создавая ощущение сказочного замка. Впрочем, именно таким Хогвартс и являлся для его обитателей, бывших и нынешних. А светловолосый юноша в этом призрачном свечении выглядел особенно бледным, и сам казался подобием бестелесного привидения, не знающего покоя и блуждающего по замку, пугая случайных прохожих.
     Драко сделал несколько шагов вдоль стены напротив портрета, затем резко развернулся и прошел в обратном направлении, не открывая глаз. И так три раза.  Совершив положенный ритуал, юноша замер и медленно открыл глаза. Сердце в его груди забилось медленнее, почти останавливаясь и пропуская удары. А что если ему не удалось? Что если дверь не появится? Но, несмотря на все терзания, в стене, напротив которой он стоял, возникла деревянная дверь с потертой ручкой. Малфой облегченно вздохнул и потянулся к ручке, прикасаясь к дереву осторожно, словно боясь обжечься или получить удар током (что в Хогвартсе полностью исключено).
    "Надеюсь, тут тоже подвоха не будет, и она откроется всё же..." - подумал слизеринец, потянув ручку на себя более уверенно.
     Чуть скрипнув, дверь распахнулась, приглашая блондина войти внутрь полутемного помещения. Драко еще раз тяжело вздохнул и сделал шаг в неизвестность. Дверь за его спиной захлопнулась, заставив юношу чуть вздрогнуть. Когда глаза его привыкли к полумраку, Малфой сумел оглядеться и понять, где он находится. Он стоял сейчас посреди просторной комнаты с высокими сводчатыми потолками. На стенах висели несколько картин и горели факелы, почти такие же, как и в коридоре. В помещении был минимум мебели. Лишь длинный стол с закругленными углами и несколько венских стульев с мягкой обивкой зеленоватого цвета.
     Драко сделал несколько шагов, изучая обстановку. Выручай-комната... Именно здесь в прошлом году он провел столько времени, сколько, пожалуй, не проводил за всю жизнь на квиддичном поле. Здесь он знал каждый закоулок, каждую трещину в каменной кладке стены... Кажется, даже пауки, поджидающие в темных углах своих крылатых жертв, и те запомнили его в лицо. Но сейчас это было совершенно иная комната, с другой обстановкой. Хотя дух, витавший здесь повсюду, всё равно остался прежним. Тем же, что и полтора года назад, когда он вошел сюда впервые, полный надежд, а потом входил еще десятки, а то и сотни раз. Эти стены видели его радость и отчаяние, были свидетелями его слез, когда никого не было рядом, чтобы поддержать или помочь ему...
     Малфой тряхнул светлыми волосами, прогоняя прочь навязчивые мысли, чередой толпившиеся в его голове. Нет, сейчас он здесь совершенно не за этим. Драко начал расхаживать вдоль стены, пытаясь собраться с мыслями. До прихода других слизеринцев было еще немножко времени и нужно было потратить его с пользой. Он еще раз пробежал глазами письмо отца и вновь убрал его в нагрудный карман.
     - А впрочем... - сказал юноша сам себе и вынул письмо обратно, доставая из кармана волшебную палочку, - Incendio!
     Пергамент вспыхнул, мгновенно исчезая в языках пламени, лишь маленькая горстка пепла упала на пол к ногам слизеринца.
    - Вот так-то лучше. И надежнее,- Малфой убрал палочку обратно в карман и уселся на один из стульев, положив локти на стол. Нужно было подумать.
     Письмо Люциуса стало для юноши полной неожиданностью. Такой, что ему понадобилось не меньше двух часов, чтобы "переварить" полученную информацию. Сейчас был именно тот случай, когда слизеринец совершенно не знал, как реагировать и что делать дальше. Он вдруг вспомнил, как был страшно горд полтора года назад, когда на его руке появилась метка Пожирателя Смерти. Тогда казалось, что теперь весь мир лежит у его ног, осталось лишь подойти и взять... Правда, на деле всё оказалось гораздо прозаичнее и даеж где-то мерзко. Радость от наличия метки на предплечье переполняла Малфоя разве что недели три. Зато потом она сменилась нервозностью, страхом за собственную жизнь и всепоглощающим отчаянием. Хотел ли он повернуть время вспять, вновь став обычным учеником, только-только закончившим пятый курс и сдавшим СОВ? Да, хотел бы. Но он четко осознавал, что чудес не бывает,и нужно сделать всё возможное, чтобы приспособиться и выжить в сложившихся обстоятельствах. О том, что игры кончились, он понял еще летом 1996 года. И сейчас это тяжелое бремя "взрослости" вновь надавило на него со всей силой.
    Теперь и его друзья должны были стать частью этой огромной машины, созданной лишь для того, чтобы убивать, организации Пожирателей Смерти. Что он чувствовал сейчас? Ревность? Да, пожалуй, немного... Страх за их жизни? Нет, не стоит обманывать себя. Разве они были хоть когда-нибудь по-настоящему близки ему? Если только Пэнс... Она всегда была рядом. И когда ему было хорошо, и когда ему было так паршиво, что хоть на стенку лезь. на терпела его капризы, его грубость, то. что он мог неделями не замечать ее... И всегда была где-то тут, рядом, стоит лишь позвать или протянуть руку... Может, это и есть настоящая дружба? А, может (чем чёрт не шутит), и что-то большее?
     Впрочем, сейчас было не самое лучшее время, чтобы заниматься самокопанием. Он подумает об этом потом. Если найдет время. Да, непременно подумает...
     Малфой устало прикрыл глаза и откинулся на спинку стула. В комнате по-прежнему никого не было.

     Все чувства будут до смерти нужны,
     все чувства будут вдруг обнажены
     в предчувствии убийственных вестей,
     как будто в поножовщине страстей
     за вами кто-то гонится вослед ©

- Слишком уж темная эта история с Малфоем... Я бы на его месте не пропускала лекции. В таком то уж положении, - послышался за спиной Паркинсон до невыносимости скрипучий голос Захарии Смита, которому мгновенно в ответ приглушенно прощебетала Сьюзан Боунс, наивно полагая, что ни один из слизеринцев не услышит её ребяческую болтовню:
- Как его вообще могли пустить обратно в Хогвартс? Мне даже страшно находиться с ним рядом.

Пэнси прикрыла глаза и поджала губы, шумно выдохнув. На смежных занятиях с Хаффлпаффом держать себя в руках казалось невыполнимой миссией — барсуки не только раздражали своей медлительностью и узколобостью, но ещё и бились по углам от Драко, словно загнанные животные. В эти моменты в слизеринке загоралось искреннее желание разорвать на мелкие кусочки одну из этих безмозглых сплетниц, чтобы мир стал хотя бы на толику чище и приятнее. Впрочем, отсутствие Малфоя стало причиной беспокойства не только для студентов Хаффлпаффа, но, прежде всего, для самой Пэнси, которая после шестого курса особенно щепетильно стала относится к любому проявлению неоднозначности в поведении Драко. Предыдущий учебный год стал для неё практически непреодолимым испытанием, что оставило разительный отпечаток в сознании девушки. Словно отчаянная мать, она каждую секунду подобного дня переживала за Драко, перебирала в голове все возможные и невозможные причины его отсутствия и при этом вела себя в идеале сдержанно и холодно. Казалось, что где-то под ребрами образовалась безграничная дыра, стремительно засывающая всё внутре и утрудняющая дыхание. Почему-то она боялась казаться такой же, как всего пару лет назад, - озабоченной, привязанной или слишком суетливой, даже если иногда подобное поведение так и стремилось вырваться наружу. Любая тревожность проявлялась только в размеренном постукивании пальцами по столу — разве что узкий круг близких однокурсников мог разобрать, что староста чем-то взволнованна, даже когда та развернуто отвечает на вопросы Слагхорна.

Уже ближе к вечеру Пэнси сидела на диване в гостиной Слизерина, то и дело перечитывая всего две строчки, написанные хорошо знакомым ей почерком:
«Выручай-комната — семь тридцать»
Словно мантру, она прокручивала эти слова у себя в голове. Остальные важные дела вроде домашней работы или обязанностей старосты показались крохотными песчинками на мрачном фоне предстоящей встречи. Нет, это не было похоже на Драко — слизеринка была твёрдо уверена, что это не просто прихоть избалованного аристократа, Малфой никогда не устраивал ничего подобного. Получившая такую же записку Дафна только безучастно пожала плечами, не понимая причины беспокойства подруги — мол, мало ли, что Малфою взбрело в голову, сейчас есть проблемы посерьезнее, например, очередная пропажа магии. Но, видимо, Пэнси слишком хорошо знала Драко, чтобы не придавать этой встрече столько значения.

Нервно скомкав записку, девушка откинулась на спинку дивана и слегка запрокинула голову. Когда ждёшь чего-то, время идет неумолимо медленно. Так медленно, что то и дело кажется, будто кто-то подкрутил стрелки часок или исчезновение магии отразилось даже на таких мелочах. Пэнси даже пыталась читать учебник по трансфигурации, только бы не уделять внимание гложущему скверному предчувствию. Но последнее оказалось значительно сильнее. Наконец, стрелки сложились в вожделенный угол в триста тридцать градусов, когда наконец можно было неспешно пойти к выручай-комнате.

Пэнси, кстати, всего три или четыре раза за время всего обучения бывала в выручай-комнате, поэтому ей даже стоило некоторых усилий, чтобы вспомнить, как можно зайти туда. Пройдя три раза мимо нужного места, девушка облегченно вздохнула и потянула за появившуюся ручку. Почему-то интуитивно она именно так представляла обстановку в комнате — что-то привычно изящное и одновременно устрашающее своей строгостью. Равнодушное выражение лица Драко могло значить всё, что угодно, — от беспокойства до действительного безразличия, так уж завелось. На секунду остановившись в дверях, девушка чуть улыбнулась уголками губ, сделала доброжелательный кивок головы в сторону Забини и проследовала к стулу рядом с Малфоем.
- Что-то случилось, верно? - спокойно проговорила она, пристально взглянув в глаза Драко.

Дыхание сбивалось. Миллисент то и дело поправляла сбившуюся юбку, застегивала расстегнувшиеся пуговицы на блузке и затягивала туже галстук. О своей прическе она вообще предпочитала не думать. Пробежав мимо зеркала на седьмом этаже, она убедилась, что в целом выглядит неплохо, даже отдаленно не напоминая банши. Это даже несколько порадовало, хотя настроение у Миллисент сегодня было настолько плохим, что хуже уже некуда. Она ненавидела сплетни, ненавидела опаздывать и ненавидела неизвестность. Но и сплетен, и опозданий, и всевозможных неизвестностей было достаточно.

Сдерживаться - долгие годы Миллисент учили этому искусству день за днем. Не обращать внимания, не показывать эмоций, терпеть. Это было  просто - достаточно было сосредоточится на неодобрительном взгляде отца, которого Миллисент удостаивалась, когда имела несчастье расплакаться или рассмеяться при старшем Булстроуде, чтобы вспомнить, как ей нужно себя вести. Но в последний год сдерживаться стало сложнее. Любой совместный урок превращался в пытку - десяток людей вокруг: будь это простодушные хаффлпаффцы, зануды-рейвенкловцы или гриффиндорцы, которых никем, кроме как идиотами, Миллисент назвать не могла - и каждому не лень было обсудить "змеенышей". Лекция совместно с Рейвенкло - еще куда ни шло, им хватает ума и чести не обсуждать кого-то в его же присутствии. Но Гриффиндору с Хаффлпаффом, вероятно, просто отшибло хоть какую-то совесть после летнего суда над Драко, теперь они могли обсуждать Малфоя в полный голос в трех футах от него самого. Миллисент сама не терпела сплетен. Она с трудом могла делать так, как делал Малфой, - пройти мимо сплетников с невозмутимым лицом, но она честно старалась не нарываться на конфликт: хотя директор и декан - пожиратели, которые в курсе ее политической позиции, ей следовало вести себя так, как полагается Булстроуд.
Этим утром хаффлпаффцы были еще более невыносимыми, чем обычно, если это, конечно, возможно. Миллисент старалась дышать ровно, побуждение убить всех этих мерзких сплетников было слишком велико, чтобы она могла делать что-то, кроме ежесекундного контроля за своими эмоциями. Если бы она не сдержалась, первое Круцио получил бы Джастин Финч-Флетчли, который за партой впереди Миллисент строил теории исчезновения Драко с урока. То он был на операции Пожирателей, то тренировал Круцио на первокурсниках... Проще говоря, Джастин нес полную чушь. Но медленно и мучительно убить его хотелось не поэтому. Просто он говорил о Драко не как о человеке, а как о чудовище. Это всегда выводило и себя даже Миллисент, которая с Малфоем никогда особенно дружна не была, его другом, наверное, была одна лишь Пэнси, которая сейчас, как и сама Миллс, боролась с побуждением расцарапать лица хаффлапаффским кретинам.
Когда на последующих лекциях Драко все же появился, Миллисент почувствовала облегчение. Сплетники перестали быть настолько наглыми, и девушка пришла в себя. Неприятности начались потом: она опоздала на любимую Трансфигурацию, а потом получила от Драко записку с отрывистым и непонятным "Выручай-комната, семь тридцать". Это вроде бы лаконичное, свойственное слизеринцу высказывание выбило Миллс из колеи. Она пыталась догадаться, что Малфою надо от них всех: Блейза, Пэнси, Дафны, Астории, Теодора и от нее самой, Миллисенты. Это не давало ей покоя, но в такую нервозность, какой сейчас страдала Паркинсон, Булстроуд не впадала. Что такого страшного могло случится с Драко, чтобы так тряститсь? Если что, он большой мальчик, сам о себе позаботится. И почему Пэнс так волнуется?

"И почему Пэнс так волнуется?" - думала Миллисент по дороге в Выручай-комнату. Дафна, конечно же, в общих чертах объяснила, где это, и как туда попасть, но Булстроуд еще ни разу не посчастливилось там побывать. Она обежала три коридора, прежде чем наткнуться на заветный портрет.
Итак, тридцать семь минут восьмого, Миллисент Булстроуд напротив портрета бедняги Варнавы Вздрюченного, пытается сосредоточится на том, куда ей нужно попасть. Минута, за которую дыхание девушки успело выровняться, прошла, и на стене появляется дверь с резной ручкой. Миллисент входит и понимает, что почти все уже здесь. "Ненавижу опоздания," - проносится в ее голове, а вслух она говорит:
- Прошу прощения, я слегка заблудилась. Я ничего не пропустила? - о состоянии Драко слизеринка предпочла не спрашивать.

Быть подвластным чьей-то воле, будто пешка первого ряда черных фигур: когда лишь легким движением кисти Малфоя, как обычный кусок дерева, передвигают на одну клетку наискось, заставляя убирать ненужных с поля игроков. Теряя будто свою индивидуальность, подчиняясь тому, кто выше, в надежде на мир, где Малфоевская чета – короли, с не спадающей короной, отнюдь не наискось. С слабеющим ежедневно предвкушением на победу, дабы письменное заявление Волан-де-Морту на стол и вон с трибуны битвы – куда-то в дом близ лазурного озера, без крови и уже переваливших за отметку «норма» количества жестоких расправ и убийств. Не знать, не слышать, не чувствовать – абсолютно ничего, кроме полного уединения подальше от магической войны. Где-то на грани срыва, когда кажется – еще шаг и, здравствуй, свободный полет.
Но, ежедневно, когда часы переваливали за полночь, возможность реализации подобных желаний таяла, как снег теплым зимним днем, смывая все грезы ледяным потоком талой воды, не оставляя и шанса на возможное спасение. Следовало бы уже взять себя в руки, да прекратить истязать свое сознание не сбывающимися целями, но сложно – без них сразу под зеленую вспышку грудью. Все напрасно. Лишь дальше, как пешка первого ряда черных фигур, исполнять приказы других королей.
Малфой ровно сидел на стуле, не смея закинуть ногу на ногу или дернуть правым плечом: ему казалось, что любое его телодвижение выдаст его волнение с потрохами, чего он бы ни в коем случае не хотел. Ему проще, когда люди видят только его холодность и безразличие ко всему происходящему. Эмоции – удел слабаков, когда человек не может контролировать свой мозг и тело – нет ничего хуже. Поэтому хладнокровие, бесстрастие, сдержанность – равномерно и практически для всех. Подавшись вперед, он через чур сильно надавил грудной клеткой на край стола, чувствуя как тот отпечатком залазит под бледную кожу слизеринца. Комната заполнялась через чур медленно, что еще больше подогревало его изнутри, сея ненужное раздражение, недовольство и злобу.
-Почему остальных нет? – прежде кивнув в знак приветствия всем уже присутствующим, спросил Малфой, намеренно игнорируя вопросы слизеринок. Он не хотел начинать преждевременно, зазря распыляться, по два раза повторять. Ему просто бы не хватило воли, сил и желания: лишняя буква в тексте, и он от негодования закричит, сжав округлые углы стола тонкими пальцами. Из-за такой несправедливости: почему они, дети чистокровных семей, должны марать свои руки маггловской кровью и выполнять их прихоти по любому повиновению, будто рабы египетские? Лишний взгляд в глаза Пэнси после скоро сообщенной новости, и захочется сползти по холодной серой стенке, скукожившись как осенний кленовый лист. И пойдут слухи, коих итак предостаточно в связи с июльским судом. Нельзя было допустить – ни при каких условиях, пусть даже под сильным  градусом горячительных напитков.
-Здравствуй, Астория, - обращаясь именно к ней с вызовом,  пронизывая холодным взглядом, ведь правила этикета никто не отменял, и здороваться следовало с Малфоем в любых случаях. Какая фамильярность. 
-Полагаю, можно начинать, - парень сглотнул, намеренно стараясь не смотреть на Паркинсон, как бы и не хотелось. Из всех здесь присутствующих только она могла взять его руку, сказать ему о том, что все будет хорошо, и которой бы Малфой поверил – без задних мыслей поверил бы.
-Двумя днями ранее мне пришло письмо от моего отца, - Драко глубоко вдохнул, наивно предполагая, что подобные действия остаются незамеченными другими слизеринцами.
- В нем достаточно давалось информации о будущих планах Темного Лорда, - парень пригладил свои белоснежные волосы, монотонно продолжая.
- В ближайшее время все дети чистокровных семей, независимо от возраста,  получат Черную Метку и станут Пожирателями Смерти, - Драко обвел взглядом всех сидящих в комнате: ему была важна лишь первая секунда, когда он сможет зафиксировать первую реакцию присутствующих на сказанное – лишь только этот мимический ответ будет максимально верным и истинным.
-Все здесь сидящие в течение двух-трех дней станут приспешниками Лорда, - чуть медленнее обычного темпа разговора, чтобы суть сказанного проникла в сознание каждого.

Отредактировано Draco Malfoy (2012-05-22 00:25:10)

– Еще одно слово в мою сторону и, клянусь Мерлином, тебе несдобровать, грязный крысеныш! – Постепенно гриффиндорец-пятикурсник вжимался в угол пустого коридора, он давно уже должен был быть в своей гостиной. Теодор поймал его и стал выяснять отношения с пареньком после ужина и атаковал в другой части замка, которая далека от места обитания факультета оппонента. – А теперь беги, а то Макгонагалл будет ругать тебя и отберет сокровенные баллы у Гриффиндора! – Нотт усмехнулся и указал сему трусу на конец коридора, куда второй и направился, точнее, спешно рванул, не оборачиваясь. – Пфф, болван. – Нравится людям нарываться на подобные «междусобойчики», в которых, конечно же, в основном говорит Теодор, скорее даже угрожает. И только с девушками он обходится помягче, но иногда  бывает резок на поворотах, почему и им тоже достается не мало за перешептывания за спиной слизеринца, чего он на дух не переносит и всегда жестоко карает за подобное.
За увлекательным занятием Тео потерял счет во времени. А ведь Малфой собирал всю компанию на тайное собрание в «выручай-комнате», которое должно было состояться как минимум пятнадцать минут назад. Наверняка Драко припас что-то важное и интересное для их общей  встречи. Теперь со своим опозданием Теодор будет выглядеть безалаберным, но это не его дело, потому что они будут обязаны дождаться, и не могут начинать без него. Он немедля направился на восьмой этаж, пытаясь оставаться незамеченным. На пути Теодор почти никого не встретил, поэтому особо внимания не привлек. Но и без того оглядывался по сторонам, осторожность никогда не помешает. Впопыхах Нотт уже поднимался по лестнице четвертого этажа, полпути было пройдено. А вот и Варнава Вздрюченный, с которым никак не покончат эти тролли. Комната должна была находиться напротив картины, но её не так-то просто можно было увидеть. Теодор опять осмотрелся вокруг, но, к счастью, никого не было. Никто не вылупит глаза на странные последующие действия слизеринца, которые, в первую очередь, для него самого кажутся чудаковатыми. Точно сосредоточившись на нужных мыслях, Нотт провел «ритуал», пройдя три раза перед пустой стеной, после которого появилась заветная дверь,  ведущая неизвестно куда. По крайней мере, таковой казалась дверь и происходящее по ту сторону.
–  В ближайшее время все дети чистокровных семей, независимо от возраста,  получат Черную Метку и станут Пожирателями Смерти. –  Первое, что услышал в кромешной темноте Теодор. Пробираясь сквозь пучину тьмы, он наконец-то заметил собравшихся на посиделки слизеринцев. Это не вызвало ни капли радости, ни доли сожаления, ничего. Абсолютно. Каждый из присутствующих знал, что это должно было когда-нибудь случиться. Время пришло, первым звонком стала новость, которую озвучил Драко, «будильником» станет Темная метка на предплечье. … Громко хлопнув дверью, Нотт оповестил всех о прибытии нового члена слизеринской компании. «Вынырнув» из мрака, он окинул всех приветствующим взглядом, чтобы не тратить лишнего времени на то, чтобы поздороваться с каждым.
–  Прошу прощения за мое опоздание. – Обращаясь ко всем, Теодор выбрал себе место за столом  напротив представителя рода Малфоев, которого он все так же продолжал слушать. Вестник напел о том, что в ближайшие дни все чистокровные дети Пожирателей получат свою метку, как решил Темный Лорд. – Он решил наконец-таки прекратить наше мучительное ожидание и привлечь к делу? – Тео расплылся в нахальной улыбке, не снимая её с лица, - Почему все так помрачнели? Разве не этого так долго ждал каждый из вас? Мой отец готовился к этому больше, чем я, кого-кого, а его эта весть точно обрадует, - осклабился Нотт. Конечно, так рассуждать было проще всего, ведь сторона Лорда была навязана парню отцом-Пожирателем. Можно только представлять, как горд был старший Нотт, когда его оповестили об этом. Теодор незаметно для себя стал придерживаться стороны Пожирателей, скорее всего, это вошло в привычку. Будущая преданность вбита в сознание слизеринца, как обычная потребность, обязанность. Он обязан быть верным и покорным, и в пример Нотту-младшему есть Нотт-старший, который был и будет послушной слугой Лорда до конца его дней.

Отредактировано Theodore Nott (2012-05-25 22:57:34)

Всему своё время… И наше время пришло.
- Все здесь сидящие в течение двух-трех дней станут приспешниками Лорда, - «Двух? Трех? Да какая разница, ведь время исчесляется в днях…» Дафна думала, что это произойдет через… год? Что уж там, хотя бы после окончания Хогвартса, но сейчас? Вот прямо сейчас? Неужели завтра все они проснутся от боли на запястье? Она ждала этого, она очень ждала этого, но не сейчас… Взгляд как-то сам по себе переметнулся в сторону Астории. «И она? Мерлин, что за глупые вопросы я задаю? Все. Все мы». Дафна была уверена, что Асторию это никоим образом не обрадует. Она не хотела такого для себя, а Дафна не хотела такого для неё. Или хотела? Нужно для начала разобраться в себе. Чего ты хочешь, зачем тебе это надо и к чему это приведет. Чего хотела Дафна? Расположения Темного Лорда. Всегда. Ещё с тех пор, как она научилась мыслить. Всегда ли это? В нашем сознании – да. А Астория? Сможет ли она вынести всё то, что предстоит делать приспешникам Темного Лорда? Убивать, калечить, и самое главное… получать от этого удовольствие. Известно лишь ей одной, но сейчас Дафна хотела уловить это, прочитать по глазам. Странно, в такой момент она думает не о себе, а о сестре. А ведь ей предстоит делать тоже самое. Но между ними есть одна большая разница: Дафна всегда получала удовольствие от всего кровавого. Считайте это вампиризмом, душевной гнилью. Но они все здесь такие, все до единого. У них это в крови.

- А в письме твоего отца ничего не говорится о том, что же сподвигло Темного Лорда на такое решение? – Дафна резко глянула на однокурсника. Нет, не из-за того, что её задел этот вопрос, а из-за того, что ей просто нужно было за что-то зацепиться, на что-то отвлечься, промолвить хоть слово, чтобы не показаться убитой после заявления Драко. Она ведь не расстроилась? Ей нельзя расстраиваться. Этим должны заниматься чрезмерно экспансивные гриффиндорцы, но не она.

– Это же очевидно. Затишье перед бурей. Чем внушительней ветер, тем она сильнее… В скором времени что-то произойдет. Темному Лорду нужна армия и мы – её часть. Чем больше нас, тем он сильнее. Если сегодня мы имеем право метаться, то уже завтра мы будем ему должны. Не по духу, а по крови.

Глупая привычка ещё с детства: задумываясь над чем-то, раскачиваться вперед-назад, вперед-назад. Обычно так делают сумасшедшие, когда сидят на своей больничной койке, смотрят куда-то в одну точку и сами того не подозревая умудряются делать что-то параллельно с этим. Что можно было прочитать по её лицу? Явно не то, чего она хотела бы. С одной стороны – десять секунд – и она практически смирилась с этим, с другой – какая-то незыблемая тоска. По тому, что было раньше. Ведь придерживаться взглядов Темного Лорда не одно и то же с тем, чтобы воплощать в реальность его задумы. Его кровавые, жестокие задумы. Каким бы верным ты ни был, в тебе ещё жива душа. Жива до первого убийства. Боялась ли она? Нет. Она просто не хотела убивать. Поиздеваться? Да пожалуйста! Но убить… Это… слишком. Как начинаешь думать о том, что человек по ту сторону палочки чей-то сын, брат, отец, муж, чья-то дочь, мать, сестра, то глупая душенка дает о себе знать. Хочется придти домой и прокричать матери в лицо: «Почему ты не убила её во мне ещё в пять лет?! Ты же так любишь убивать, так почему ты не убила и её, мою душу?» У Пожирателей по определению её не должно быть, так почему же она есть у меня? Зачем она мне? Она только мешает.

Возьми себя в руки, Дафна. Это шок. Не более. В тебе нет души. Просто ты ещё не осознала. Завтра ты будешь готова.

Драко переполняли совершенно разные чувства.  С одной стороны он уже начал всей душой ненавидеть ситуацию, в которую попал. Молодое поколение теперь должно примкнуть к Тёмному Лорду, в то время, как для некоторых это известие стало шоком. С другой стороны, теперь они, юные волшебники, стали самыми сильными в магическом мире. Это не могло не радовать, но осознание этого приносило так же чувство опасности. Опасность и угроза были повсюду. Теперь для чистокровных учеников Хогвартса судьба предопределена. Можно сказать, что сейчас в Выручай-комнате собралась элита магической школы, избранные ученики, которым оказана огромная честь. Драко понимал это, он мечтал о метке уже очень давно. Раньше мечта казалось настолько недостижимой, что юноша и не надеялся на её осуществление. А сейчас у него уже есть знак преданности Тёмному Лорду, но почему-то в душе нет безграничного счастья. О каком счастье может быть речь, когда теперь места перестаёт быть уникальной. Теперь её может получить любой чистокровный молодой волшебник. Раньше Малфой думал, что он один будет обладать такой меткой среди своих сокурсников. Он не задумывался над тем, что они тоже могут захотеть получить её. Наличие метки было для Драко неким мерилом привилегированности и необычности. Но вот, сейчас, когда поколение подросло, все могут беспрепятственно получить то, о чём юноша так долго мечтал. Почему-то из-за этого в душе поднималось тяжёлое чувство несправедливости, но Драко постарался отодвинуть его подальше хотя бы сейчас, чтобы вникнуть в рассуждения между слизеринцами. Некоторые утверждали, что их всего лишь используют. Всё они станут лишь пешками в делах Тёмного Лорда, ведь ясно, что он собирает армию. Малфой не знал, как поступать в сложившейся ситуации. Слишком сложно сейчас сделать выбор, слишком сложно что-либо решить и придерживаться этого решения в дальнейшем. Плана действий не было, сейчас только импровизация спасёт ситуацию. В какой-то момент в сердце Малфоя прокрался страх. Это был страх за свою жизнь. Пожиратель смерти – слишком опасная должность, многие погибали, служа Тёмному Лорду. В то время, как он даже не запоминал имён погибших. Драко никогда не отличался умением сострадать или же переживать за другие жизни, но сейчас вдруг внезапно подумал об этом. Возможно, это всего лишь обстоятельства так влияют на него. Все собравшиеся в Выручай-комнате люди сейчас тоже напряжённо размышляли. Думают ли они о будущем? Думают ли, что с ними будет после получения метки? Малфой не знал ответов, но ему в какой-то степени было легче. У него уже есть метка, он уже прошёл через мысленные терзания, которым сокурсники только начинают подвергаться. Лицо Драко оставалось непроницаемым. Он смотрел в одну точку на столе, где свет от люстры отражался от наполированной поверхности. Чувство несправедливости, неправильности вновь охватило юношу. Реакция слизеринцев была весьма ожидаема. Пэнси вовсе промолчала, хотя Драко в глубине души ожидал что-то услышать от неё. Внешне она осталась абсолютно неприступной. Малфой устало взглянул на девушку, попытавшись понять, что же всё-таки она думает по поводу новости, но так и не смог различить её эмоций. Что делать в их ситуации? Что они вообще могут сделать? Драко не хотел, чтобы окружающие узнали о том, что в его голове нет совершенно никаких мыслей. У Малфоя всегда должен быть план, но сейчас ничего не шло на ум. Юноша лихорадочно думал о том, что сказать и как себя повести. Пауза молчания слишком долго длится и уже стала давить на лёгкие. Драко закрыл глаза, оторвавшись от одной точки, и глубоко вздохнул. Всё-таки нужно решать, как поступать всеми вместе. Все присутствующие в комнате невольно оказались «братьями» и «сёстрами по несчастью».  Возможно, они теперь станут чем-то вроде одной команды… Но это не радовало Драко. Ему было не по себе от того, что теперь его жизнь в буквальном смысле будет принадлежать другому существу. Его семья всегда была на стороне Тёмного Лорда, но теперь Малфою придётся выполнять его планы. Это совсем не то, чего ему хотелось. Это совсем не то, о чём он мечтал всю свою жизнь. Столкнувшись лицом к лицу с реальностью, юноша растерялся и не мог найти ровную дорогу из неизвестности. Это пугало Малфоя, но он старался не показывать своих чувств никому, таким уж он был. Сегодня Драко собрал своих сокурсников, чтобы объявить важные новости. Он сделал это, но реакции дождался не ото всех. Ему теперь было просто необходимо услышать мнение каждого, ведь только тогда он сможет хотя бы немного привыкнуть к новости. Возможно, комментарии присутствующих успокоят его. По крайней мере, пока не нужно показывать своего видения ситуации, так как оно вообще ещё не сложилось. Слова Астории лишь подлили мало в огонь. Она высказалась по поводу того, что Тёмный Лорд будет использовать молодое поколение в своих целях, и лично они станут пешками в новой войне. Девушка лишь убедила Драко в его собственных догадках. Страх немного отступил, но на его место пришло не менее мерзкое чувство зависимости от другого человека. Это Малфой не любил больше всего. Он ненавидел это чувство.
-Пэнси, а что ты думаешь? – Малфой внезапно повернул голову и взглянул на девушку. Может быть, именно сейчас она покажет то, что чувствует? Может быть, она, наконец, вымолвит хоть что-нибудь или озвучит хоть одну мысль? На секунду юноше стало боязно, ведь Пэнси может повторить точку зрения Астории. На подсознательном уровне Драко ожидает этого, но ему не хочется слышать такие слова от Пэнси.
Что бы кто ни ответил, а Малфой уже решил для себя то, что он последует за Тёмным Лордом. На его руке уже есть метка, он поклялся в преданности, и назад пути нет. Всем присутствующим здесь ещё только предстоит это осмыслить, когда у них тоже появятся метки, а Драко всё-таки стоит впереди каждого из них. Юноша не смог сдержать довольной ухмылки, о чём мгновенно пожалел. Они ведь не шутки сюда шутить пришли, а обсуждать очень важную новость, касающуюся их судьбы.
-В любом случае, я уже принял решение, - холодным, отчуждённым голосом заговорил Драко. От его недавней ухмылки не осталось и следа. - -Я думаю, что у вас даже выбора нет. – обратился он ко всем, - А я охотно последую за Тёмным Лордом. Всё-таки я уже получил метку, и назад дороги нет, как и у вас. Сейчас мы являемся самыми сильными волшебниками, поэтому именно на наши плечи ляжет честь и ответственность примкнуть к тёмному Лорду. – слова нашлись сами собой, Малфой даже не думал над тем, что скажет. Слова звучали уверенно и твёрдо. Драко даже удивился, настолько развито его самообладание. В своём коротком высказывании он постарался передать всю важность происходящего. Попытался доказать, что ни у кого нет выбора, а точнее он слишком скуден. Либо «да» по доброй воле, либо «да» против воли.

«Завтра ты будешь готова…» Завтра? Пожалуй, моё завтра наступит чуть раньше. Всё происходящее вокруг злило Гринграсс. Астория, идиотка малолетняя, зачем ты вообще открыла рот? Своё мнение держи при себе. Или проваливай отсюда к своим любимым фанатикам Дамблдора. Они тебя будут ждать с распростертыми объятиями. Нет, вряд ли Астория относится к политическим союзникам АД, она, скорее, нейтральна, хоть и должна была ещё с рождения уяснить одну простую вещь: Темный Лорд стал идеалом для многих чистокровных семей не потому, что ему так захотелось, а потому, что его слова дошли до слушателя, а идеи нашли поддерживающих их и полностью с ними согласных. А сейчас единственное, чем занимается её сестра, это позорит их древнейший чистокровный род своими глупыми и несносными высказываниями. Именно в такие моменты понимаешь, что ты уже сейчас готова убивать людей, хоть людьми ты этих пагубных существ и не считаешь, потому что они недостойны того, чтобы жить на этой земле в том амплуа, в котором они есть. Дочка Фергуса Гринграсс, браво! Так держать, Астория! И не забудь выкрикнуть прощальный привет своему любимому отцу перед тем, как я буду вытаскивать из тебя кишки по одной и выкладывать их в ровную линию, а затем над этой линией аккуратно вылью твоей кровью слова: «Я больше не скажу ни слова». Именно об этом сейчас мечтала Дафна, чтобы эта глупая девчонка больше не сказала ни слова. Кто она такая вообще? Пятикурсница, вечно пытающаяся обогнать во всем свою сестру. В этот раз она явно не преуспела. Если бы вместо своих язвительных неуместных фразочек она выдала нечто вроде «Наконец-то», то Дафна была бы даже рада, что хоть в чем-то сестра за всю свою жизнь таки успела ей угодить. Но нет же, нужно заставить всех задуматься над тем, кто кому что должен! Да, Дафна сама ещё минуту назад сомневался в своём (или, по сути, совершенно НЕ своём выборе), но сейчас она с радостью примет эту «тяжкую ношу», ибо всю жизнь о ней мечтала и вот оно исполнение желаний, стоит только протянуть руку, так нет же, найдутся те, кто всё испортит! Если эти слова, Мерлин упаси, дойдут до Лорда, то всей их семье не видать его расположения как снега на экваторе. Ну уж нет, ты заткнешь свой рот раньше, чем твои слова дойдут до той части мозга присутствующих здесь, которая умеет анализировать ситуацию.
– А ты никогда не задумывалась над тем, что не только должны, но и хотим? Это так прекрасно, когда желания совпадают с возможностями. А если кому-то что-то не нравится, то этот кто-то всегда может найти выход. Сейчас он, например, в той стороне. – Дафна холодно перевела взгляд в сторону двери. Каждое слово было пропитано ядом, который наверняка успел дойти до любимейшей сестры, и будет уже даже не удивительно, если сейчас вслед за этим последует не менее ядовитый ответ, но если сейчас Дафна ещё в состоянии не доводить свои мечты «о кишках и крови» до начала воплощения в реальность, то после следующей подобной фразы Астории кому-то придется присутствовать при расчленении маленьких девочек, не вовремя появившихся в ненужном месте.
Да, года не потребовалось. Как же всё всё-таки своевременно… всё, кроме Астории. Было понятно, что большая часть присутствующих здесь уже успела мысленно заглянуть в будущее и смириться или даже обрадоваться ему. Лорд всё делает вовремя. Война будет, и все они будут участвовать в ней. По его желанию, которое либо уже стало и их собственным, либо станет таковым в скором времени. Дафне с каждой секундой всё больше и больше опротивела мысль о том, что при власти могут находиться грязнокровки. Невоспитанно звучит? А кто они такие вообще? Какое они имеют право управлять теми, чьи семьи корнями уходят глубоко в прошлое истории магии? Они неразрывно связаны с ней. Это всё равно, что у вас был свой собственный мир, но в один момент в него прокралась какая-то тварь и принялась диктовать свои правила, да ещё и убеждать в том, что всё то, что построил здесь именно ты, тебе НЕ принадлежит. Для вас, что ли, строилось? НЕТ! Отцы, деды, прадеды… Для чего они поднимали магический мир? Для чего они развивали его? Чтобы потом кто-то пришел и отнял всё это? Выскочки, самозванцы! Нельзя назвать Дафну патриоткой того истинного магического мира, который должен принадлежать чистокровным семьям, потому что, пожалуй, патриотизм должен проявляться несколько иначе, но любого, кто начнет диктовать в нем свои правила, она с радостью убьет. Называйте это независимостью от магглорожденных. Пусть создают свой собственный «якобы магический» мир, а в этот не лезут. Здесь они – никто, и им же и останутся, если всякие предатели рода, вроде Астории, не примутся останавливать тех, кто всей своей сущностью жаждет освободить СВОЙ мир от тех, кто его разрушает. Кто сказал, что «эти злые, мерзкие пожиратели» поступают неправильно? Они освобождают свою территорию от ассимилировавшихся в ней гадостей. Да, кроваво, но будь их воля, эти гадости бы поубивали всех чистокровных. Считайте это собственничеством, но то, что принадлежит тебе по праву, должно быть твоим и справедливо ступить за это на тропу войны. Почему все жалеют индейцев в Америке, которых уничтожали колонисты из Европы, но никто никогда не задумывался о том, что и Магический Мир тоже когда-то был полон его «коренными жителями»? А сейчас появилась прекрасная возможность вернуть всё на свои места, так почему бы не сделать этого?

Его вопрос решительно не хотел получать никаких внятных ответов и Блейз даже честно задумался над тем, а не повторить ли его, но... Но зачем влезать в ту невнятную и дурно пахнущую кучку, в которую постепенно начала превращаться окружающая обстановка? Гораздо большее удовольствие можно получить от одного только созерцания начинающих травить друг друга змей. Это, конечно, сильно попахивает политикой Крысиного Льва, которая весьма удобна, когда выбираешь сильнейшего (либо нет) для того или иного предприятия (а предприятие, как видно из ситуации, назревало), но для него сейчас весь этот шум вокруг не более, чем раздражитель.
Подумать.
Блейз сложил руки домиком, сомкнув подушечки пальцев и разведя запястья, и едва коснулся собственных пальцев губами, засматриваясь на одну точку где-то в стене чуть левее старшей Гринграсс.  Идеально прямая спина, затянутая в форменную рубашку, мантия, небрежно брошенная на спинку стула, чуть ослабленная петля изумрудного галстука и, не позволяющая окончательно назвать его богатеньким прожигателем жизни, аура напряженности и собранности. Продолжая краем уха улавливать грызню оголодавших по крысам змей, Забини задумался о причинах назревающего срача. И первая мысль: а чего это вообще младшая Гринграсс включила мученицу? И она, и все остальные, включая Блейза, знали, кому и за какую цену продается их девственность. Они родились уже проданными, оставалось только дождаться приказа отдать свою честь на общее дело. Личное отношение? Оно остается для гриффиндорцев и приспешников Сил Добра. Губы дрогнули в тонкой ухмылке. Совсем незаметной. В их среде личное отношение должно быть засунуто как можно глубже, на него можно удовлетворять самого себя после тяжелого рабочего дня на благо Хозяина и Высшей Цели, но никак не высказывать свое это личное отношение вслух. И всем глубоко наплевать, что, например, сам Блейз с радостью присягнул бы на верность Темному Лорду. Но тому Темному Лорду, о котором он читал в книгах и слышал от матери: умный, хитрый, дальновидный, без того очевидного безумия, сковавшего его рассудок после возвращения. А сейчас. Ладно, об этом можно подумать чуть позже. Короткий взгляд на Драко и попросить одними губами: «Если ты позволишь», а потом обратиться в самое пекло назревающей истерики.
- Астория, - он опустил руки и посмотрел на пятикурсницу жестким ледяным взглядом, а тон его так холоден и жесток, что даже самые страшные Пожиратели не могут таким похвастаться, - Во-первых, не дерзи старосте. Во-вторых, здесь действительно никто никого не держит. Два коротких слова Непростительного и все твои проблемы будут решены. В-третьих, - посмотреть на Пэнси, - Я сильно сомневаюсь в том, что это акт скорого оказания нам чести. Скорее вынужденная необходимость в мясе. В-четвертых, Драко, не обольщай толпу, мы не самые сильные волшебники, - спокойный взгляд, но Малфой наверняка угадает за этим тоном иронию и «Давай не будем строить воздушных замков», - И, в-пятых, - обвести всех взглядом, - Список наших па на сегодня таков, что мы не можем себе позволить ни шага в сторону, ни, тем более, прыжка на месте – Лорд провокаций не прощает. Так что давайте поторопимся и найдем себе то, что хотим отстоять, чтобы не верить во все подряд - это чревато, - закончил он.

Fear and panic in the air
I want to be free
From desolation and despair
© Muse “Map Of The Problematique”

Из едва заметной капли неприязни вырастает волна гнева. Захлестывает целиком, до абсолютной ярости. Пэнси чувствует, как на виске пульсирует вена — от ненависти к этому грязному рту малолетней блондинки, к её глупости, к её попытке выделиться на фоне всех остальных, к её нелепому юношескому максимализму. От ненависти ко всем вокруг — как Забини строит из себя большого мальчика, как Драко выставляет себя непоколебимым авторитетом, как Астория... Впрочем, это очевидно.

Достаточно было надавить на самое больное — на её самостоятельность, чтобы Пэнси уже не могла держать себя в руках. Обыкновенно до приторного правильная и сдержанная, девушка сейчас и вовсе не могла соотнести свои эмоции с правилами поведения. Это казалось лишним, это не замечалось. Оторваться от зависимостей — это всё, чему пыталась научиться Пэнси последний год, с тех пор, как Драко отдалился от неё на шестом курсе. Или, пожалуй, даже раньше, после сближения с дядей. Тогда девушка впервые начала ощущать собственную силу и одновременно замечать собственную слабость. Слабость давила, не давала сделать шаг в сторону. Безудержные лозы собственных комплексов, как плющ, сдавливали сознание, душили, обездвиживали. И нет ничего страшнее, чем чувствовать себя безоружной. Чувствовать, как предательски ты опустилась за долгое время бессмысленной беготни и не менее бестолкового существования. И ведь нельзя ничего менять — все вокруг требуют, чтобы ты была той самой Пэнси Паркинсон. Которая всегда рядом с Малфоем, которая в совершенстве отображает представления своих родителей, которая та самая мерзкая и высокомерная слизеринка. И ничего больше. В своем стремлении казаться идеальной Пэнси Паркинсон начала презирать саму себя. Но никогда не показывала — ведь не этому учила мать?

И Пэнси знала, что она выросла. Знала, что поборола себя, что оторвалась от того, к чему была плетьми привязана, в сети чего была безнадежно поймана. Стоит на секунду ощутить себя настоящей — и невесомый карточный домик твоего предыдущего образа сносится одним дуновением летнего бриза. И тогда формируется что-то новое. Что-то демоническое, что совсем не вяжется с тем, как ты привыкла жить все эти семнадцать лет. Паркинсон старалась глубоко похоронить в себе ту безвольную девчушку, постоянную рабыню, она прекрасно поняла, как на самом деле легко ей живется в мире своих искаженных, но привычных истин. Только обстоятельства вокруг складывались далеко не так, как требовала того взрослеющая Пэнси. Ей всё еще приходилось вертеться в том замкнутом круге, циклично повторяя одни и те же манеры, свойственные всем этим чистокровным отпрыскам. Порой приходилось молчать, приходилось казаться всё той же Слизеринкой. Не показывать, как внутри кипит желание оторвать голову, например, Астории, не выдавать, что думает о других людях... И ведь самое смешное — она верила во всё, что говорит. Она действительно непоколебимо верила в идеи Тёмного Лорда, возможно даже больше, чем кто-либо другой в этом помешении. Она действительно была предана Малфою, только уже давно не слепой влюбленностью. И она действительно в корне всегда была этой примерной слизеринкой — и лишь на фоне ломающейся подростковой личности ей сложно было отделить выдуманное от настоящего, каким простым это бы ни казалось.

Глядя на Асторию, на её едкую скользкую ухмылку, Пэнси чувствует, как внутри всё закипает до предельной точки. Она не слышит того, что говорит Драко. И потом она, конечно, будет жалеть, что дала слабину, что не смогла сдержать себя. Будет жалеть, что не услышала Драко — о, лучше бы она даже сорвалась на него. Резко встав с кресла, она размеренным шагом, сжимая бледные руки в кулаки, огибает стол и подходит вплотную к младшей Гринграсс. Ноздри черноволосой девушки чуть расширены, она дышит глубоко и тяжело, словно пытаясь хотя бы на физиологическом уровне утихомирить собственную злость на эту чертовку, которая решила, что может говорить с Пэнси о таких вещах. О тех вещах, о которых Пэнси и сама долгое время не позволяла себе думать.
- Никто не имеет права говорить о моих отношениях с Драко, - сквозь зубы процеживает Паркинсон, с ненавистью глядя в глаза сидящей на стуле Астории, нависая над ней мрачной тенью, игнорируя всё, что происходит вокруг, - Дура малолетняя, ты даже не представляешь, в какой части страны будет валяться твое холеное личико, а в какой — твои ножки, если ты скажешь такие слова перед Милордом. Да если ты только заикнешься о своих сомнениях, он без лишних разговоров прибьет тебя на месте. Кому ты вообще нужна такая, безвольная принцесска? Ты скорее упадешь в обморок, прежде чем посмеешь что-то сказать, когда увидишь Его лицо.

Каждое слово смакуется с особой злостью, с особой острой эмоцией, которую, пожалуй, еще никто из присутствующих никогда не видел у Пэнси. И вряд ли ещё увидит. Зеленые глаза дьявольски сверкают, зубы стиснуты, всё тело напряжено, словно у дикого животного, готовящегося к прыжку. Внезапно, едва только договорив, слизеринка хватает беловолосую пятикурсницу за волосы на макушке,  с силой оттягивая их назад и перехватывая запястье руки, которым Астория едва только попыталась оттолкнуть нападающую. В эту же секунду оглушает напряженное помещение звонкой пощечиной прямо по мраморной щеке Астории. Чтобы остался след, чтобы было больно. Потому что по-другому не может, потому что не смогла справиться с собой, потому что не было сил притворяться. Временное помутнение, желание выйти за дозволенные границы и простой человеческий гнев — острая смесь, достаточно аргументирующая такое поведение.

И что-то внутри колет. Мысль о том, как она впервые за все семь лет учебы в Хогвартсе сорвалась или мысль о том, как недоуменно сейчас смотрит на неё каждый из присутствующих. «Впрочем, разве я не права?» - успокаивает себя Пэнси, - «Ведь такие не заслуживают даже волшебной палочки, ведь...». Паркинсон теряется. Всё это произошло в несколько мгновений. Бесы внутри сносили каждую мысль, каждую эмоцию на своем пути, оставляя девушку наедине с её яростью.
Она оборачивается на Малфоя — разочарованного? Недовольного? Поддерживающего? Обычное равнодушие? Пэнси не успевает понять, что же отразилось в глазах единственно того, чье мнение в стенах этой школы ей было не безразлично. Не поворачиваясь обратно, стуча в каблуками в наэлектризованной тишине, уже через секунду Пэнси выходит из Выручай-комнаты.

Астория знает, что ступила на территорию, с которой не выйти победительницей, и от того боится, но. Ничего не предпринимает, только в беспомощном ужасе глядит, как Пэнси тяжело поднимается на ноги и на удивление пружинистой походкой приближается, ударяя каждым словом. Забивая в крышку ее гроба гвозди.
Гринграсс молится лишь о том, чтобы злоба, первобытная и неистовая, выплеснулась словами, и испуганно вскидывает руку, готовая отталкивать.
Да только Паркинсон – гадкая, ненормальная, - сильнее и злее, и слабое, едва-едва проявившееся сопротивление ломает одним движением тонких пальцев.

Крик так и не срывается с губ, до последнего – до удара и после, - она сдерживается, только белеет от страха холеное личико и отчетливо проявляются под глазами синие тени: недосып, переживания и всего, чего слишком много для нее. Щека горит, вмиг краснеет, как обожженная, а Астория молчит.
Как немая или слишком гордая, чтобы продолжить перепалку – даже после выражения плебейской ярости Паркинсон. Астория равнодушно смотрит на сестру, а сердце гулко колотится где-то в горле и кровь приливает к одной лишь щеке и корням волос.

Еще чуть-чуть, осознает она с непривычной ясностью, и из глаз польются непрошенные слезы, но.
Гринграсс впивается ноготками в подлокотник и дожидается, когда уйдет сестра, когда исчезнет след ароматных духов Пэнси, когда рассосется комок в горле и только тогда встает, чуть пошатнувшись.

Ей хватает того, что случилось. Она понимает, что вплотную подошла к истине, которая не в чести среди жаждущих власти и жить. Истина попирается безоговорочно, ей должно быть стыдно, что забыла о таком. Общение с нормальными людьми делает ее слабой. Попытки отнять шансы на относительно спокойную жизнь у прогибающихся как угодно слизеринцев делают ее изгоем, потенциальной опасностью, и от этого образа придется уходить – время утекает сквозь пальцы, но она знает, что сможет, всегда жила этим.

- Выбор? – ласково тянет Астория, обращаясь к Малфою; кажется, и не было отвратительной, постыдной сцены с Паркинсон, злых слов сестры и унижения в обществе, к которому она стремилась с первого курса, за что и поплатилась, - Ты хочешь поставить мне Метку самостоятельно, Драко?

Она неестественно переигрывает, слишком часто хлопая длинными ресницами и растягивая губы в невинной, дрожащей только улыбке. Метка от Малфоя: отвратительный дохлый хорек с распоротым брюшком, из кишок сложенное слово «маггл».
Отчего-то картинка прочно держится в голове и Астория пропускает нервный смешок в своей чересчур идеальной игре сломанной девочки.

- Не бери на себя слишком много, Драко, - нежнейше просит она, внутренне кривясь от спеси Малфоя, заполняющей комнату, как ядовитые испарения, как вонь скунса, - Оставь за мной право отвечать за мои слова перед тем, кому они предназначаются. У меня получается.

Астория не собирается с ним больше говорить, только смотрит на Блейза – слишком долго, слишком многозначительно, но и сама не знает, что он должен понять, и что предпринять. Предполагалось, что она – идеальная невеста, вне политики и факультетских распрей, но сегодня не ей повезло на зону штиля.
Что-то сродни презрению ворочается на дне подсознания, только Гринграсс не позволяет себе больше ярких эмоций. Урока о вреде страха ей хватит на всю жизнь, пока не потеряет воспоминание.
Она вполне откровенно вытирает невыплаканные слезы указательным и безымянным, поправляет волосы и воротник мантии, и – уходит.