Мир сошёл с ума.
Нет, Сэвейдж и прежде не сомневалась, что безумцев в нём обитает в избытке. Но сегодня мир сошёл с ума по-особенному. И эпицентр этой «особенности», как водится, пришёлся на Аврорат.
Большое начальство, конечно, на то и большое, чтобы простое «уважаемые товарищи бравые авроры, принесите-ка мне стакан воды» превращать во что-нибудь вроде «срочно необходимо выкрасть до невозможности тёмный графин из-за пазухи Того-Самого-Который-Огромная-Заноза-В-Нашей-С-Вами-Общей-Задницы, да так, чтобы ни один из его сторожевых псов не проснулся, и ни никто не узнал, что за этим стоит мы, а потом перелейте из него всю воду в этот стакан, распевая при этом рождественские псалмы, и принесите его мне в период с двенадцати до двенадцати ноль одной». И не то, чтобы Джейме кого-то осуждала. Наверное, это даже интересно, наблюдать за тем, как по одному твоему слову толпа дрессированных лепреконов суетливо трепыхается, выполняя его. Однако её смущало два обстоятельства. Первое – слишком много подобных замысловатых приказов исторгал из себя начальнический зев в последнее время. И суть доброй половины после выполнения как раз оказывалась желанием испить если не воды, то максимум сливочного пива. Второе – все эти приказания имели целью заставить трепыхаться и ей саму, что существенно понижает градус интереса.
Вот скажите, к примеру, какого дементора она должна глотать сейчас Оборотное, изображать из себя ведьму-аптекаршу из «Slug & Jiggers» и предельно вежливо расшаркиваться перед скользим болотным сморчком Горбином? Да ещё и деньги на всё это сомнительное мероприятие тратить, как будто больше Министерству девать их некуда. Можно же безо всяческих ухищрений и извращений пойти и прижать старика если не к стене, то мордой к прилавку. Да, всё верно, времена смутные, каждый шаг должен быть осторожным и непредсказуемым даже для посвящённых, а кто и когда пригодиться может и вовсе предугадать сложнее, чем выиграть в викторине «Ведьминого часа» билеты на Селестину Уорлок. Но это уже совсем бред и блажь. Остаётся только порадоваться, что не в пещерного тролля оборачиваться вынудили.   
Совокупности гипотез о существовании мирового заговора Сэвейдж безнадёжно не верит, но иногда приходится признать, что конспирологическая теория действительно имеет право на обоснованное существование. Вот только о мировом господстве здесь и речи быть не может. Звучит убийственно, но первостепенной целью мирового заговора вне всякого сомнения является сокрытие того факта, что мир давно пущен с молотка и вот уже которую сотню лет пополняет собой коллекцию шального заезжего магната - большого любителя редких, но совершенно бесполезных диковинок. Участь всех бесполезных вещей крайне очевидна и экстремально беспросветна. Мир несколько столетий оставался без ухода, наблюдения и надзора. Осиротелый, брошенный на произвол маленький шарик помещён под стеклянный колпак и задвинут на самую дальнюю полку какого-нибудь трагически унылого подвала. Лишиться рассудка немудрено.
Мир определённо сошёл с ума, и всё исключительно плохо.
И если вам когда-нибудь приходилось употреблять Оборотное зелье, то вы, пожалуй, должны с Сэвейдж согласиться. Тем, кто не согласился, разрешается ещё представить, что сразу после принятия зелья Джейме приходится трангсгрессировать в Лютный переулок.
В новом облике мир выглядит непривычно – ведьма значительно ниже Сэвейдж и, кажется, имеет проблемы со зрением. От зелья все ещё выкручивает внутренности, а от трансгрессии передёргивает, словно от скрипа мела по доске. Слегка хочется загрызть кого-нибудь, или хотя бы стукнуть. Небо тяжёлое и грязное, как лежалая тряпка. Кажется, будет снегопад. Джейме пинает мыском ботинка стену у входа в лавку, но легче определённо не становится.
Ведьма, которую все знают, как зельевара из Косого переулка ещё раз поднимает глаза к небу и ещё раз отмечает про себя, что снегопад обязательно будет. У неё нет ни шапки, ни варежек.
Стекло входной двери пыльное и мутное, совсем как владелец этого заведения, иметь с обоими дела категорически не хочется. А где-то в тёплом, уютном и чистом мире аврорской суеты и веселья её двойник (любезно согласившийся сотрудничать с Министерством с целью улучшения качества жизни, обеспечения безопасности и вообще) непременно макает какое-нибудь завалявшееся печенье в стакан с чаем и с живым интересом слушает, как Фредерик Праудфут в очередной раз самозабвенно подбирает эпитеты, характеризующие его любимого стажёра из последнего набора.
Сэвейдж напрягает скулы и сжимает кулаки. В проулке воцаряется тишина. Та самая, крайне зловещая тишина, источником которой обыкновенно служат чьи-то до боли стиснутые зубы. Срок годности такой тишины, как правило, не превышает десяти-пятнадцати секунд, но его хватает, чтобы проникнуться. Пожалуй, пора.
В лавке не_она появляется как раз в тот момент, когда Горбин возвращается из задней комнаты, с какой-то болезненной осторожностью, как новорожденного ребёнка, держа в руках табакерку. Она не может остаться не узнанной, тем более, что Джейме её описание в исполнении Уильямсона (который пишет левой ногой, ей Мерлина, даже если за него прыткопищущее старается) пол утра расшифровывала. Она словно живая, подставляет резные бока неяркому свету, красуясь перед покупателями. И это могло бы быть действительно завораживающим. Если бы не одно но. Одно материальное, обременяющее, насквозь аристократическое но.
Джейме невольно кривится, и впервые благодарит начальство за то, что сейчас кислое - кислее самой лимонной дольки – выражение портит не её. Пожалуй, самые скучные в мире вещи, которые встречались ей в жизни -  это сдвоенное занятие по Прорицаниям и извечные «Вы-все-грязь-у-нас-под-ногами» ужимки мецената, благодетеля и ещё шут знает кого, Люциуса Малфоя. Каждый его визит в Министерство приходящийся не на выходной Сэвейдж чреват мигренью и массовыми расправами над особо нерасторопными стажёрами. Сэвейдж и сейчас не знает, чего хочется больше – тошнить, разрыдаться и убежать или плевать ядом на сомнительное ковровое покрытие сомнительного же заведения. 
Но пока она решается, Горбин измученно крякает, Малфой разворачивается, и Джейме приходится напяливать на себя самую подобострастную улыбку, на которую только способно это лицо. В раболепном низкопоклонничестве Горбин явно превосходит всех здесь присутствующий, но Сэвейдж и не задаётся целью его переиграть. Она восторженно складывает ладони лодочкой на груди и ахает:
- Какая недостижимо прекрасная вещица, мистер Горбин! – В голосе столько елея, что впору удавиться. - Именно о ней я и мечтала. Вот прямо так всю жизнь. Плачу двойную цену! Надеюсь, любезнейший господин достаточно воспитан, чтобы уступить даме? 
Всё верно, ей чётко дали понять – к этой вещи в последнее время внезапно стали проявлять подозрительный интерес все, кому не лень, особенно те, кому не положено. И вещь тоже любопытствовала, будто желала знать, что происходит не только в непосредственной от неё близости. Вспышки магической активности, кажется, интересуют Министерство не меньше самой табакерки. Но почему-то хотелось надеяться, что в лавке никого не окажется в тот момент, когда там появится гонимая прицельным пинком начальства Сэвейдж.
Всё редкостно плохо, я уже говорила?

Отредактировано Jaime Savage (2013-04-07 08:16:17)

Сегодня даже самые большие скептики знают твёрдо, что мысль материальна. Каждый второй проворно мнёт пластилин своей судьбы, превращая кролика в удава. Сэвейдж относится к числу первых. Не то чтобы криворуких, просто опасающихся. Она свято верит, прежде, чем подумать о чём-либо, следует трижды убедиться, не притаилось ли за углом благоприятное стечение обстоятельств. А потом ещё трижды, и дважды отказаться. Мысль материальна. Стоит потерять бдительность, всего на мгновение расслабиться и зазеваться, а мысль – вот она, тут как тут, материализовалась и тычется мокрым носом тебе в лицо. Обнаруживая при этом два ряда тонких острых зубов и налитые кровью глаза.
Переводя расфокусированный взгляд с Горбина на Малфоя и обратно, Сэвейдж мысленно откусывает себе язык и клятвенно обещает больше никогда не сетовать на скучность и нелепость ситуации. Всё познаётся в сравнении, и если «ещё лучше, чем пять минут назад» может не случиться, то «ещё хуже» никогда не упустит возможности произойти.
В каждой фразе, произнесённой аптекаршей,  явно просвечивается скудоумие. Ведьма-полукровка, не имеющая ни положения в обществе, ни родственных связей в Министерстве - далеко не самый лучший оппонент человеку, капля чьей умопомрачительно благородной крови возносит своего обладателя (будь он даже ватным тампоном на столе перевязочной Святого Мунго) на самую верхушку социальной пирамиды, где уже возводить в культ этот кусок ваты не грешно. В каждой фразе, произнесённой Люциусом Малфоем – сквозняки и металл. Ещё немного и должно начать сводить зубы и крутить поджилки. Его негромкий голос будоражит, не в самом лучшем смысле этого слова. Нет нужды в пугающих, отдающих чертовщиной обещаниях, этих угрожающих жизни интонаций хватило бы и на то, чтобы окрасить предложение «Спасибо, я не откажусь от глазированных пончиков» смертоносными красками. Джейме почему-то сразу вспоминается угрюмое низкое небо, с каждым следующим движением часовой стрелки опускающееся ещё ниже. Сэвейдж не оставляла дверь в лавку открытой, но это небо словно нашло способ прокрасться следом и теперь висит под потолком. И давит так, что кажется, будто грудная клетка вот-вот деформируется, станет хрупкой, раздувшейся и невероятно лёгкой. И когда её разворотит, лишая возможности остановить разрушение сердца,  тогда стальной взгляд пронзит твои внутренности словно пьяный водитель, не живописно, но молниеносно.
Наверное, если взглянуть со стороны, это могло бы сойти за сон. Или нет. На триллер, с тревожным, диким музыкальным сопровождением, заставляющим сердце замирать на несколько нестерпимо долгих мгновений, и снова истерически биться о стенки собственной тюремно камеры. Таким, знаете, увлекаются некоторые магглы. Возможно, Люциус Малфой мало чем отличается от страдающего манией величия флоббер-червя, но его таланту вселять страх стоить отдать дать уважения. Многих взрослых, закаленных многочисленными битвами авроров это заставило бы поёжиться.
Проблема только в одном. Оборотное зелье, может, и меняет внешний облик, но изменений во внутренний мир не вносит. Во внутреннем мире Джейме Сэвейдж не находится места инстинкту самосохранения. Её мир вообще убийственно напоминает волчок – достаточно один раз хорошенько крутануть и остановить практически невозможно. Это всё, безусловно, от вредной работы, без права на ежегодный отпуск и здравницу на морском берегу. Сейчас Сэвейдж заводит от глухого стука пренебрежительно брошенного на прилавок кошелька.  Красная тряпка, наверное, оказывает на быка гораздо менее  губительное влияние, чем этот красноречивый жест на Джейме. И дело отнюдь не в том, что к ней приходит осознание невозможности крыть возведённую в степень цену; даже факт наличия во внутренних карманах её мантии двойной цены вызывал большие сомнения. Дело именно в демонстративности, соплохвостовой Малофоевской невыветриваемой тяге к театрализации любого момента его самодовольного, аристократического бытия.
Рука непроизвольно тянется к палочке. План созревает в мгновение ока. И это, пожалуй, самый непродуманный, самый дилетантский план за всю историю человечества. Звучит он примерно так: «Обойдемся без плана». И для начала покончим с представлениями. В конце концов, Джейме Сэвейдж мракоборец, а не исполнительница нелепых ролей  деревьев и мёртвых женщин в самодеятельном кружке имени главы Аврората!
– А кому и когда, позвольте поинтересоваться, Вы вообще шли на встречу, мистер Малфой? – Этот голос слишком сер для выражения всех обуреваемых Джейме эмоций, но это не заставит её остановиться. Она не затихнет даже если придётся пользоваться голосом пропущенным через сетчатые фильтры гермозащитной маски, отсеивающие любые примеси, пропуская внутрь только безвкусный, стерильный воздух, а наружу – механические и бездушные звуки.  – Неужели в Вашем лексиконе действительно присутствует слово «уступка»? Кто-то посмел посмотреть на вещь, на которой Вы уже в мыслях выжгли тавро? Ах, какая вопиющая несправедливость!
Кстати о несправедливости. Мир чертовски несправедлив. И никогда не отступает от своих глупых законов. Вроде того, что неудачи никогда не ходят в одиночку. И если уж одна беда посетила твой дом, непременно жди следом вторую, а потом третью, и ещё неизвестно, сколько их рядом околачивается в поисках лакомого куска праздничного торта со сливками. Действие законов Вселенной неумолимо, как карающая десница. День сменяется ночью, лето следует за весной, а треклятая беда всегда успеет уцепиться за хвост твоей гнедой кобылы. Что-то остаётся неизменным, а ты всегда будешь неотъемлемой составляющей какого-нибудь циркулирующего процесса, кругового движения в замкнутом пространстве, выдуманного миром.
«Донг…» - дрожь в руках старика-лавочника не позволяет опустить табакерку на стол беззвучно. Горбин снова скрипит, как рассохшееся дерево, пытаясь воззвать к голосу разума, сохранять спокойствие и не нервничать. Предлагает оставить эту шкатулку за господином (три галлона подхалимажа бурным горным потоком) Малфоем, а он де, Горбин, непременно подберёт для неё ещё более замечательную вещицу. И даже сделает скидку. 
«Донг?» - звякает в голове и окончательно приходит в негодность хрупкий механизм, отвечающий за бесконфликтность и сдержанность. Джейме, кажется, даже шипит, мотнув головой в сторону владельца магазина древностей. Было бы просто чудесно, если бы он оказался понятливым типом и как минимум заткнулся,  как максимум – испарился.
«Донг!» - утвердительно отвечают комически уродливые напольные часы за спиной, хотя уж они-то могли бы и промолчать. Пять пополудни. В нормальных домах в это время, следуя моде, традиции либо же простому человеческому желанию, пьют чай, расставляют на доске волшебные шахматы, читают передовицу "Пророка" и обсуждают маловажные вопросы всей семьёй. У кого они ещё остались, эти нормальные дома?
Утверждение, будто всё плохо, озвученное ранее, в корне неверно. Всё дерьмовее не бывает. 
Ко всему прочему, с какого-то лешего вдруг ощутимо начинают давить ботинки.

Отредактировано Jaime Savage (2013-04-14 11:54:46)

На то, чтобы понять что происходит, уходят считанные секунды. На то, чтобы понять почему, времени не остаётся. Вариантов слишком много, и перебирать их Сэвейдж будет потом, когда добьётся внутреннего расследования. Как бы иногда не казалось, будто кто-то вышестоящий в моменты обострения абстинентного синдрома устраивает конкурсный отбор, принимая на работу худших из худших, так прискорбно обстоять дела всё же не могут. Не рассчитать действие Оборотного зелья  - высшая точка некомпетентности, во что поверить сложнее, чем в Белого Кролика, спешащего на казнь Валета Червей, возможность существования улыбки без кота и хливких шорьков. Во всяком случае ей, Джейме. А если не верить в это, то придётся признавать тот факт, что кто-то из сотрудников ДМП откровенно и окончательно продался. За деньги, или кусок чего помясистее. Внутренние расследования необходимы и безотлагательны, и руки у неё больше не связаны.
Сэвейдж вслух поминает всех дальних родственников гиппогрифа и горгульи вместе взятых, да так, что каждому отдельно взятому представителю семейства хочется немедленно удалить себя из всех семейных архивов. Если бы в лавке присутствовали несовершеннолетние ироды, её непременно привлекли бы к ответственности. С другой стороны, и без того привлекут ведь по результатам сегодняшней кампании. Словарный запас аврора Сэвейдж, бесспорно, оставляет желать лучшего, но Джейме это не беспокоит. В конце концов, всё могло быть намного ужаснее, к примеру, она могла бы картавить, или страдать заиканием, или вообще родиться виверной. Но чудом Джей родилась человеком, а, значит, не совсем безнадёжна. К тому же излишней застенчивостью она никогда страдала, в смысле совсем. И если какому-нибудь анемичному опарышу из всех присутствующих в количестве одной штуки слова Сэвейдж режут рафинированный слух, никто не запрещает ему залиться краской. Его внешнему виду это даже пойдёт на пользу.
– Когда в Аврорате проводили неделю изящной словесности и вальсирования, господин Малфой, я проходила экспресс-курс ведения допросов с особо опасными извращенцами, финансируемый Азкабаном. Очень жаль, кстати, было не встретить Вас там.
Раздражение разливается бурой хмарью по лицу, заставляет брови неумолимо ползти к переносице, словно ветки деревьев в ураган. Заревом молний плещет в глаза. Ухмылка – месяц-бритвенник в стылом осеннем небе. Пальцы тревожно постукивают по лакированному дереву.
Игры вроде скрэббла в Аврорате не в ходу. Шахматы – куда ни шло, но подвижные игры, например, в войну всё-таки предпочтительнее. Один факт того, что приходится вести переговоры с этим дементоровым отродьем, бесит Сэвейдж. Она не верит в говорильню, она идёт в ногу с боевыми действиями. Но голубая кровь, похоже, вскипает не медленнее заурядной юшки. И даже зная, что её окутывает сеть защитных заклинаний, наложенных ещё перед аппарацией и поддерживаемых побрякушками на шее, Джейме напрягается, ловя взглядом взмах чужой волшебной палочки. Как каждый раз, сердце на секунду прыгает вниз, будто пытаясь спастись от режущих сильнее острых лезвий мыслей. Но ничего не происходит, а, значит, защита работает. И снова остаётся только скользкое осознание себя цирковым тигром, только что в сотый раз перепрыгнувшим через кольцо в замкнутом кругу арены под звуки хлыста дрессировщика.
Шаг в сторону, ещё – зеркальное отражение передвижений Малфоя. Если он вознамерился перекрыть ей подход к шкатулке, то, пожалуй, ему стоит основательно задуматься о нежелательных последствиях. «Только без фанатизма» - трижды или четырежды предупредили её, прежде чем отпустить. Кажется, даже вынудили что-то недоброе пообещать. Моргана свидетель, Джейме не колеблясь, убила бы этого светловолосого нахала. Знал бы кто, насколько отяжелела её волшебная палочка. Налилась свинцом, умоляла и выпрашивала пуститься в боевой пляс, который сотрёт с этого пастозного лица всё высокомерное презрение. Но вместо того, чтобы шевелить палочкой, приходится шевелить губами.
– Не будем горячиться, господин Малфой. Не хотите поступаться мне, могу официально запросить у Вас сотрудничества, от лица Аврората. Лишние трупы нам ни к чему, я здесь не за этим. Я за вот этой табакеркой, находящейся у Вас за спиной. И лучше бы Вам отойти в сторону. Как Вы заметили, я немного начинаю терять терпение.
Малфой снова отправляет в неё что-то невербальное, и Сэвейдж вторит ему невербальным Reflecto, заранее предвкушая, как нападающий будет разбираться со своими же чарами, если, конечно, успеет до того, как возвращённая магия не накроет его. Посмевшие поднять голову будут уничтожены, распространяющаяся зараза – остановлена и прогнившие корни общества – отсечены. Белые пешки ходят первыми и выигрывают. Все действия обернутся против тебя, а пока в состоянии разговаривать – не прикуси язык от вибрирующей в воздухе энергии, Малфой.
Сюрприз. Джейме всегда считала, что Луциус Малфой такой дёрганый из-за переизбытка желчи в организме, а оказалось - банальная магическая дисфункция. Как Вы там говорите, гспдин Малфой? Tsk-tsk? В то время как лицо Малфоя вытягивается в длину, Сэвейдж расплывается в усмешке.
– Что, сахарный, осквибиваешься понемногу? Благодарю Вас покорно за замечательное и весьма поучительное представление, но – вынуждена признать – оно несколько затянулось. Я-бы-советовала-Вам-до-следующих-гастролей-существенно-пересмотреть-программу. – Последнюю фразу Джейме произносит на одном дыхании, без пауз не специально, челюсти будто склеил фунт расплавленных на солнце лакричных леденцов, так сильно Малфой начинает действовать ей на нервы. Хотя «начинает» - неверно употреблённое слово. Это больше похоже на внезапно разошедшийся геморрой. – Expelliarmus.
Её Обезоруживающее озвучено секундой позже Непростительного, но липкие паучьи лапы испуга успевают обвить Сэвейдж за шею. Значит, всё-таки не шахматы? Но что, драклы задери, здесь происходит?!
Джейме бросает удивлённый взгляд на собственную палочку, на выдохе оглядывается на дверь, за которую несколько мгновений назад ретировался Горбин и снова возвращается к Малфою.  Взгляд, полный непонимания и праведного отвращения, таким одаривают беззубую старуху в лохмотьях, вцепившуюся тебе в руку в толпе, или продажную девку, призывно подмигивающую тебе с кафедральных ступенек.
– Дементорам твою душу, Малфой! Это идиотское развлечение, и лучше остановись прямо сейчас!
Говорят, ярость бывает ледяной и обжигающей. Джейме такую ни разу не встречала. Её ярость всегда струиться по жилам кипящей лавой.  Если бы это было в её силах, здесь бы давно бушевало пламя, а голос бы гремел как в судный день. Но с помощью её палочки сейчас даже сигарету не подкуришь. Зато подкурить всю пачку можно с помощью самой Сэвейдж. В считанные секунды она преодолевает разделяющее их расстояние и вцепляется в мантию Малфоя. Странно, что ты не загорается, а только трещит. 
И никто не уйдёт обиженный.
И вообще никто не уйдёт.

Отредактировано Jaime Savage (2013-04-14 11:49:10)

Только истинный глупец не обращает внимания на время. Обладающий хотя бы каплей разума знает -  о времени нельзя забывать ни ни на мгновение. Если за часами не следить, они ссыхаются до минут, а где минуты песком сквозь пальцы, там и до смертного одра недалеко. Если не хочешь сгореть в один миг, не считай слишком скучным занятием отмерять вечность по стрелкам хронометра. За одну секунду может произойти все что угодно. Одна секунда отделяет властного и неуязвимого вожака стаи от ослабшего и покорного пса, чья смерть пьёт из одной лужи с шакалами. Всего лишь секунда требуется, чтобы цветная неосторожная бабочка присоединилась к эталонной коллекции своих пригвожденных собратьев. Одна секунда решает исход и словесной дуэли и победу в долгой кровопролитной войне. За одну секунду можно воскреснуть и возрадоваться жизни, и одна ничтожная, казалось бы, секунда способна низвергнуть тебя в бездну толчком властной ладони в спину. 
Скользкой змеёй от макушки вниз по спине стекает холодок.
Её собственные кости вот-вот издадут абсолютно такой же хруст, что только что прошёлся по ниткам ткани. Боль, может, и сковывает тело словно судорогой, но не боль мешает трезво мыслить и затрудняет движения. Она умеет терпеть боль, даже лишняя кровь - это всего лишь ещё одна отметка в графе «пригоден». Оскорбление и уязвлённость давят на диафрагму, адреналин режет вены изнутри, перед глазами – белая пелена.
Одна секунда – и соплохвостов Малфой со свойственной ему отрепетированной манерностью делает её главной марионеткой в своей выездной цирковой палатке. Один пустяковый шаг тонкой часовой стрелки – и Сэвейдж становится тряпичной куклой, будто непростительное проклятие подвластия действительно сработало.
Иссушена, сожжена и растоптана.
- Малфф…
Говорят, чтобы взять себя в руки нужно, считать. Можно вдохи и выдохи, можно слонов. Глупо и не к месту, но Джейме пытается сосчитать, сколько раз Редж твердил о необходимости иметь с собой хоть какие-нибудь зелья, на всякий случай, про запас. Сейчас она не отказалась бы даже от простой кислоты.
Вдох. Выдох. Шаг. Два. Три.
Тебе не страшно так жить, а, Малфой? Не страшно сойти с ума, когда твоя жизнь безвозвратно превращена в театральную пьесу? Бесконечную и цикличную. Пьесу, которую необходимо доиграть до конца, несмотря на пушечные дула и ненависть прожигающих глаз по обе стороны от тебя?
Страшно.
Я бы, наверное, давно свихнулась от этого вечного маскарада.
Но ты, похоже, тоже.
Игрушки на тонких нитках не сбиваются с шага, не дёргаются в готовности не только вырваться из пут, но и вырвать свои шарниры. Не становятся на цыпочки, вздёргивая подбородок. Столько злости. Столько ярости. Столько ненависти.
- Я посчитала, Малфой, что танцор из тебя такой же препоганый, как и лицедей. Но ты не переживай, скоморохов тоже кто-нибудь да любит. – Свистящий, словно от долгого пребывания на морозе, голос и гневный взгляд не вяжутся друг с другом, предрекая скорый взрыв и оплошность тех, кто под него попадёт.
Секунда, вы же помните?
Сэвейдж не может похвастать правильным воспитанием и безупречными манерами. Она даже о пунктуальности знает только понаслышке. Да, Джейме всегда за победу лишь честным путём и соблюдение всех, даже негласных правил. Другой победы не существует. Ударить в спину слишком низко. Такая победа не нужна и даром, это ведь не победа даже. Да и спину аврору Малфой вряд ли подставит. Жалко только, что о других частях тела он не печётся.
Справедливость и честность, ну, вы помните, да?
– Извини, я не могу рассуждать логически, когда чужеродные организмы нарушают границы моего личного пространства. 
Отец не учил Сэвейдж верховой езде и музицированию, а вот лягаться и взвывать она умеет прекрасно. Удары в голень всегда чрезвычайно болезненны – так говорят все. Только никто не говорит, что удары в голень болезненны для обоих сторон? На глазах выступают слёзы. Ноги в этих дракловых ботинках [теперь] не по размеру и без того причиняли неудобства. С ударом же в пальцы вонзается дюжина тупых игл, и где-то внутри застревает крик не то о помощи, не то о том, что во всём виноват Малфой, что он дрянь и ничтожество.
Зато руки теперь свободны.
- Не видать. – Сквозь сцепленные зубы соглашаться легко, будто Малфой озвучивает прописные истины. – Ничего дементорам не видать. Потому что я её самолично из тебя выбью. Безо всяких дементоров.
Сэвейдж отчётливо понимает, что сейчас это всего лишь обещание, и не только из-за того, что её целью является доставка в Аврорат табакерки, а не тела. И не только из-за того, что без палочки она вряд ли претворит обещание в жизнь. Но ещё и из-за того, что каким бы мерзким типом ни был Люциус Малфой, он по-прежнему мельтешит где-то в районе верхушки пирамиды магического сообщество Британии. И выйдет так, что Сэвейдж избавит мир от слизняка, который и кната ломанного не стоит, а наказание последует как за путёвого. Очередная пощёчина судьбы.
Держи при себе свою душу, Малфой, держи пока. Если до сих пор не перезаложил трижды за покером.
Ты действительно веришь, что в тебе есть чем полакомиться дементорам? Я вот нет. Но когда они тебя получат, непременно куплю себе место в первых рядах.
Может быть, Джейме и хочется вытрясти дух из Малфоя, но она не может себе это позволить. Зато она не преминет воспользоваться моментом и ещё раз двинуть ему по той же ноге, наплевав на собственную боль.
Так неосмотрительно, мистер Малфой. Так неосмотрительно. Жажда театрализации не сыграла Вам на пользу. Даже в том, что теперь Вы не стоите на моём пути к прилавку.

Отредактировано Jaime Savage (2013-04-07 08:21:38)

- Пошёл ты.
Безразлично, какой будет следующая реплика, на каждую, озвученную за последние несколько минут фразу любой стороны лучшим ответом будет именно этот. Up to yours. Они задают друг другу вопросы, не собираясь выслушивать ответов. Всё, сказанное здесь - суть одно грандиозное утверждение, раз за разом привычно ставящее крест на личности противника на том берегу войны. И что бы она ни ответила сейчас, на очередной выпад в сторону конторы – всё тщетно, безрезультатно – они ведь не слышат друг друга. Сэвейдж не станет преподносить дюжину толкований каждому своему шагу, не будет искать оправданий ни перед Малфоем, ни перед самой собой. 
Пусть её мир - мир взлохмаченной хозяйской рукой косматой холки, мир невысказанный немых команд, мир, в котором у монеты исключительно две стороны с константными названиями – останется неизменным навсегда, даже если он лишён красок. Кому-то он может показаться скучным в своей безнадёжности, она же сама разбрызгает по бесцветному холсту тысячи монохромных оттенков, отыскав в их смешении собственный, неповторимый цвет, который для слепцов так и останется серым.
Джейме не выносит красное и карточные игры. Под её ногами не восьмиугольник алого сукна, а тщательно разлинованное дерево. Она не скармливает день ото дня тьме тройки и кикеры, её назначение – покрывать лаком фигурки, разбираясь с цветами, а не мастями.
Если бы она каждый раз останавливалась и думала о причинах, всё, что осталось бы от неё сейчас – высеченное имя на строгом камне и неумело примощённый невзрачный букетик. Арго не нравится перспектива общения с теми, кто не считает годов на другой стороне света, и Джейме обещала избавить брата от необходимости писать до востребования письма, которые никогда не будут прочитаны. А чтобы избежать беды есть только один приём – держаться у неё на хвосте. Всё на удивление просто, так просто, что невозможно не запутаться. Жить вхолостую, на адреналине и вере, той, что в сердце и на руках. 

so I wouldn't miss me if you get me, mister,
see?

Стена торжествующе оставляет горячий поцелуй на лопатках, и внутри всё сжимается. Впечатавшись в переборку, Джейме почти падает на колени, и только гордость и оказавшиеся внезапно скромными остатки сил не позволяют ей этого сделать. И ловушка бесчувственно стылых пальцев на шее.
Где-то там за мутным стеклом, за пределами этого запакощенного переулка вечерний город дышит полной грудью. Тут в замызганном закутке, куда даже крысы не придут дохнуть, Сэвейдж надрывно хватает застоявшийся, смешанный с пылью воздух. Стальные глаза впиваются тонкими иглами прямо в сердцевину её зрачков, словно выискивая на самых окраинах сознания страх – облезлую, поскуливающую собачонку, прижимающую хвост к животу – и силой вытаскивая его наружу. Это безумные глаза, глаза параноика, глаза больного зверя. К горлу подступает тошнота, желание отвернуться разрушительно, а Малфой склабится, погружая лёгкие в ледяной кокон, сдавливая их в болезненных спазмах так, что хочется выскочить на улицу и зарыться в снег, чтобы отогреться. Свой зверь живёт в каждом. В одном жертва, в другом хищник. Кто-то выставляет зверя напоказ – гордо и самозабвенно, как панк выставляет свои татуировки, а фигуристая девица грудь. Чей-то зверь глубоко спрятан за легионом масок из манер и манерности. И неизвестно, у какого из двух острее клыки.
Ты можешь похоронить меня здесь, во всё отчетливее сереющих стенах, пока я силюсь отвернуться от твоего лица, в которое мне хочется впиться когтями. Монстры беснуются, и на моём месте мог бы быть абсолютно любой, но именно я так нечаянно заглянула в глаза хищнику.
И теперь мы оба в один момент с беспросветной усталостью спрашиваем у меня напоследок: так ли я не боюсь смерти?
У меня нет выбора, правильно?

I'm fragile, mister, just like any girl would be
and so misunderstood (so treat me delicately!)

Малфой усиливает хватку, кровь приливает к щекам и чёрные мошки заводят свой дикий хоровод. В ушах нещадно гудит, и почти бесполезно концентрироваться на звуках. Руки рефлекторно взмывают вверх в бесконтрольном желании немедленно избавиться от удавки, получать кислород свободными глотками вместо мелких толчков
Магия – далеко не преимущество волшебников, не дар, а отрава, смертельный яд медленного действия, беспощадный и чужеродный. Она столько лет изнеживала и ослабляла, создавая иллюзию силы и уверенности в себе, подтачивая корни и разъедая изнутри, а теперь всего лишь ткнула пальцем в грудь, и больше не остаётся ничего, как падать. Ты муштруешь себя годами, на износ, до автоматизма, считаешь себя готовым ко всему, а потом бесталанно обнаруживаешь себя пригвождённым к стене каким-нибудь заносчивым выскочкой, и хорошо хоть не магглом вовсе.
С ней снова играют, в этот раз игра носит название «обречённость» и у неё слишком много правил, которых Сэвейдж не знает. Ей впихнули в руки веер мелкосортных бескозырных карт, и она решительно не понимает, что с ними делать – поражение неизбежно приближается с каждым пиковым тузом. Игра откровенно неравная, грубая, но неожиданно, похоже, честная. Или просто Малфою быстро наскучивает очередная его нелепая забава.
Стальная скоба больше не держит горло и мозг мучительно путается, посылая единовременно сигналы втягивать и выпускать воздух. Только холод так и не покидает лёгкие и, кажется, пространство вокруг пронизано острыми лезвиями разрастающихся в груди снежинок, каждая размером с ладонь.

if you trick me, mister, I will make you suffer
and they'll get you, mister, put you in the slammer and forget
you, mister

– Малфой, ст… остановись!
Замусоленная стена рисуется уютнее сотни взбитых перин, мнит себя тёплой кроватью зимним рассветным утром и дьявольски соблазнительно предлагает прижаться к ней ещё теснее. Ватные ноги вторят ей, предостерегая, что даже единственный шаг закончится падением. Они наперебой галдят, что там дальше земля уже разверзлась, следуя за уходящими шагами, образовав узкую расщелину, которой суждено дорасти до смертельной пропасти.
Глупо надеяться на то, что кто-нибудь из них станет прислушиваться к советам другого. В паутине повисшего в лавке помешательства, бьющего по глазам, пеленой покрывающего посеревшие зрачки, не существует слов, разодранных в клочья на середине.
У меня есть приказы. Но я бы, наверное, охотно послушалась тебя.
Будь ты на малую толику убедительнее.
– Значит, Вы всё-таки отказываетесь от сотрудничества с Авроратом? Мне кажется, это не совсем благоразумный поступок в Вашем нынешнем положении, Люциус. Вашей только что отполированной горой галлеонов репутации не к лицу придутся новые пятна.
На самом деле, Сэвейдж с радостью бы кричала обратное, призывала Малфоя не останавливаться, слететь с катушек, да хоть трижды придушить её, устранить все преграды, отделяющие его от каменной клетки, остаться наедине с собственным исступлением и чувством власти  – в этом спектакле она будет самым благодарным зрителем и самым легко подстраивающимся актёром вспомогательного состава. Ничего не существенно, кроме томительного предвкушения, сдавливающего грудь. Не важно, не принципиально, потеряло смысл и сидит где-то на задворках шальной памяти. Приторные грёзы обволакивают и беззастенчиво врываются в мысли. Всё, что угодно, лишь бы заполнить сырые коробки острогов теми, кому там самое место. Может, они и чистокровны, но в их головах – вечная жажда наживы и пустая гордыня мнимым привилегированным положением, а руки наверняка замараны не только извечным взяточничеством.

hope you're happy in the county penitentiary
it serves you right

– Сообщить начальству о Вашем отказе, безусловно, чистое удовольствие для меня. Я бы даже, пожалуй, даже заплатила Горбину за подарочную упаковку и дверь Вам придержала на выходе. Но – увы и ах – мне поставили жёсткие рамки.
Тот факт, что останавливают Малфоя отнюдь не её слова, Сэвейдж упускает, поглощённая собственной эйфорической ирреальностью с шуршащими плёнками кинолент о торжестве справедливости, ликующем добре и поверженных драконах. Движимая желанием поскорее закончить эту вакханалию, она слепо, как рыцарь первого батальона продвигается к цели, не вслушиваясь толком в свои слова и не обращая внимание на разлившееся над Малфоем облако удивления.

how's the food they feed you?
will they ever let you go?

– Поэтому интересующую нас обоих вещь, - она, в отличие от Малфоя не бросается ультимативными притяжательными местоимениями, - всё-таки возьму я. И не стану Вам более мешать. А Вы, кстати, пользуясь возможностью, можете выяснить, что милейший господин Горбин здесь такое практикует, раз волшебные палочки отказывают.
Поравнявшись с прилавком, Джейме бросает быстрый взгляд на часы. Это место настолько осточертело ей, что кажется, будто с того момента, как звякнул дверной колокольчик, мимо пронеслась целая вечность.
А, оказывается, прошло всего семь минут.
Мерлин, наконец-то эта дебильная коробка у меня.

Отредактировано Jaime Savage (2013-04-15 06:36:11)